Разоблаченный любовник - Дж. Уорд

Когда наступил рассвет, и лучи солнца проникли в пентхаус, Бутч проснулся полностью возбужденный и вжимающий свои бедра в скомканные атласные простыни. Покрытая потом кожа была гиперчувствительной, а эрекция пульсировала.

Сонный, не понимающий, что реально, а что лишь мечта, Бутч потянулся вниз. Расстегнул ремень. Спустил брюки и боксеры.

Изображения Мариссы зароились в его голове, наполовину фантазии, в которых он затерялся, наполовину — воспоминания о ней. Его рука нашла ритм, но он не был уверен, что сам осуществлял поглаживания… Может, это была она… Боже, он хотел, чтобы это была она.

Он закрыл глаза и выгнул спину. О, да. Так хорошо.

Но потом он проснулся.

Осознав, что творит, он взбесился. Разозлившись на себя и на то, что делал, он грубо сжимал ладонь, пока не чертыхнулся и не кончил. Он даже не мог назвать это оргазмом. Скорее это было похоже на громкое ругательство, вырвавшееся у члена.

С тошнотворным страхом, он собрался с духом и посмотрел на руку.

И упал на кровать от облегчения. По крайней мере, хоть что-то вернулось в норму.

Скинув брюки и вытершись боксерами, он направился в ванную и включил душ. Находясь под струей воды, он мог думать лишь о Мариссе. Он скучал по ней с жалящей жаждой, тянущей болью, напомнившей ему, как он год назад бросил курить.

Пластырь от этой хвори еще не изобрели.

Когда он вышел из ванной с полотенцем вокруг бедер, его новый сотовый телефон звонил. Он покопался в подушках и, наконец, нашел штуковину.

— Да, Ви? — прохрипел мужчина. Блин, его голос всегда хрипел по утрам, и сегодняшнее не было исключением… Он звучал, словно двигатель автомобиля на холостом ходу.

Окей, ну это было в его пользу.

— Марисса переехала к нам.

— Что? — Он рухнул на матрас. — Что ты несешь?

— Хэйверс выгнал ее.

— Из-за меня?

— Ага.

— Этот ублюдок…

— Она в особняке, так что не волнуйся о ее безопасности. Но она чертовски напугана.

— Ага. — Бутч откинулся на кровати. Осознал, что мышцы на его бедрах задергались от нужды попасть к ней.

— Как я сказал, она в порядке. Хочешь, чтобы я привел ее к тебе вечером?

Бутч рукой прикрыл глаза. Мысль, что кто-то хоть как-нибудь причинит ей боль, делала его абсолютно ненормальным. До грани жестокости.

— Бутч? Алло?

Марисса устроилась на кровати с балдахином, натянув простыни до шеи, жалея, что была раздетой. Но проблема в том, что ей нечего было надеть.

Боже, пускай никто ее здесь не побеспокоит, но эта нагота казалась… неправильной. Позорной, хотя никто и не узнает.

Она оглянулась вокруг. Предоставленная ей красивая комната, отделанная в ярко-синем льне, была украшена шторами, покрывалами, креслом и висящей на стене пасторальной картиной, на которой были изображены леди и ее стоящий на коленях поклонник.

Не совсем то, на что ей хотелось сейчас смотреть. Двое французских любовников стесняли ее, поражая ее не визуально, но аудиально, хаотичным стаккато того, чего у них с Бутчем не было. И никогда не будет.

Чтобы решить проблему, она выключила свет и закрыла глаза. Визуальный вариант затычек для ушей творил чудеса.

Пресвятая Дева, что за бардак. Она могла только гадать, насколько все ухудшится. Фритц и два других доджена отправились к ее брату… к Хэйверсу… и она почти ожидала, что они вернутся ни с чем. Может, Хэйверс за это время уже решил избавиться от ее вещей. Так же, как он избавился от нее.

Находясь в темноте, она перебирала всю свою жизнь, пытаясь выяснить, что все еще оставалось полезным, а что не годилось для дальнейшего использования. Она нашла лишь тягостный беспорядок, мешанину из грустных воспоминаний, которые не указывали ей дороги. У нее совершенно не было идей насчет того, чем она хотела заниматься, или куда ей направиться.

И это не было удивительным. Она провела три столетия в ожидании и надежде, что мужчина обратит на нее внимание. Три века она пыталась вписаться в глимеру. Три века отчаянно пыталась быть чьей-то сестрой, чьей-то дочерью и чьей-то супругой. Все эти надежды были законами физики, царившими в ее жизни, более всеобъемлющими и значимыми, нежели закон тяготения.

И кем в результате этого она стала? Осиротевшей, незамужней, брошенной.

Отлично, вот первое правило до конца ее дней: не оглядываться вокруг в поисках смысла. Она могла понятия не иметь, кто такая, но лучше быть потерянной и ищущей, чем засунутой в общественную корзину кем-то посторонним.

Когда телефон рядом с ней зазвонил, Марисса вздрогнула. Она взяла трубку после пяти звонков лишь потому, что он отказывался выключаться.

— Алло?

— Мадам? — Доджен. — У вас звонок от нашего господина Бутча. Вы примете?

О, прекрасно. Значит он в курсе.

— Мадам?

— О…да, приму.

— Превосходно. Я свяжу вас напрямую. Оставайтесь на линии.

Последовал щелчок, а за ним — предательски хриплый голос:

— Марисса? Ты в порядке?

Не совсем, подумала она, но это его не касалось.

— Да, спасибо. Бэт и Роф были очень добры ко мне.

— Слушай, я хочу увидеться с тобой.

— Хочешь? Значит, я могу предположить, что твои проблемы магически испарились? Должно быть ты счастлив, снова став нормальным. Мои поздравления.

Он выругался.

— Я беспокоюсь о тебе.

— Мило с твоей стороны, но…

— Марисса…

— … мы же не хотим подвергать меня опасности, ведь правда?

— Послушай, я просто…

— Так что тебе лучше держаться подальше. Чтобы не поранить меня…

— Чтоб тебя! Черт подери всю эту ситуацию!

Она закрыла глаза. Злясь на весь мир и на него, на брата и на себя. А так как Бутч тоже злился, весь разговор был словно ручная граната с выдернутой чекой.

Она произнесла низким голосом:

— Я ценю твою заботу, но я в порядке.

— Дерьмо…

— Да, уверена, это прекрасно описывают всю ситуацию. Прощай, Бутч.

Положив трубку, Марисса поняла, что дрожит всем телом.

Тот час же телефон зазвонил снова, и она взглянула на прикроватную тумбочку. Быстро наклонившись и схватив шнур, она потянула и выдернула его из стены.

Проникнув под простыни, она свернулась на боку. Зная, что все равно не сможет уснуть, она закрыла глаза.

Тихо злясь, Марисса пришла к заключению. Пускай все шло… хм, дерьмово, используя красноречивый слог Бутча… по крайней мере, она могла сказать, что лучше злиться, чем испытать приступ паники.

Двадцать минут спустя, с низко натянутой кепкой, в солнечных очках, Бутч подошел к темно зеленой Хонде Аккорд 2003 года. Он оглянулся направо и налево. На улице было пусто. В зданиях совсем не было окон. Ни одной проезжающей по Девятой Улице машины.