Обычная история - Юлия Резник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привет. Пригласишь на чай? Я весь вымок за полсекунды, что отстегивал Сашкин ремень, там такая дождина! — за каким-то хером опять широко улыбаюсь. Понимает ли она, что я прячусь за этими улыбками? Скрываю то, что давно уже ясно — от меня прежнего, дерзкого хозяина жизни, ни хрена вообще не осталось.
— Да, мам! Давай папу пригласим? Мы как раз пирожные купили!
— Макаронс? — улыбается Кэт.
— И трубочки с кремом.
— Ну, раз трубочки, то конечно.
Чужой город. Чужая кухня. И моя, как ни крути, моя женщина.
— Катя… — начинаю и глохну, как-то враз разуверившись, что она готова меня выслушать.
— Говори. Я под такой лошадиной дозой лекарств, что вряд ли снова пойду топиться, — усмехается с кривой ухмылкой, как всегда легко проникая мне в голову.
— Снова? — вскидываю взгляд.
— Забей, — отмахивается, поморщившись. — Говори, что хотел, и вали.
— Я хотел извиниться. Еще раз. За все.
— От души, — добавляет, криво улыбаясь.
— Что? — туплю.
— Да ничего. Это прикол такой. Не бери в голову.
— После всего мне казалось, я уже вряд ли сделаю тебе хуже. Ника… она, понимаешь…
— Подняла со дна твою рухнувшую самооценку. Понимаю, да.
Кэт всегда была сообразительной девочкой. И этим меня цепляла. Льстило, что такая умница, как она, заглядывает мне в рот. Ведь в каких-то моментах она и мне, взрослому мужику, могла дать форы. И, наверное, я всегда это понимал. А еще ведь Кэт как никто другой умела расшевелить: зажечь, подбить на безумства. Всегда правильный, с ней я нагонял то, что упустил в глупых попытках соответствовать чьим-то требованиям. Мы сходили с ума, мы горели друг другом, мы так отчаянно любили…
— И как? Удалось?
Подвиснув, я упустил нить разговора.
— Что, прости?
— Ей удалось поднять?
Сглотнув, качаю головой из стороны в сторону. Кэт отводит глаза.
— За что боролся, на то и напоролся, да, Витя?
— Прости меня.
— Сам себя прости. И эту свою…
— А эту за что?
— За то, что влезла. Или ты думаешь, она не знала, что делает?
— Мы потеряли ребенка, — сообщаю, шумно сглотнув. Зачем? Ну, уж точно не для того, чтобы Кэт меня пожалела. Она еще та стервоза. Ждать от нее эмпатии не стоит. Точно не в этой ситуации, да… Так зачем? Может, чтобы вывести ее хоть на какие-то эмоции? Ну, никаких же сил нет смотреть в ее неживые, как у заводной куклы, глаза.
— Мне неинтересно. Саш, куда ты запропастилась? Чай уже давно остыл. А тебе, Вить, пора. Провожать не буду.
А на что я, собственно, рассчитывал? На то, что она простит? Нет. Я же знаю Кэт. Что я сам себя прощу, следуя ее завету? Ха. Четыре раза. Что рядом с ней хоть на миг разожмет пальцы тоска, стискивающая мое сердце? Если так, то мой оптимизм закономерно не оправдал себя.
Дорога домой отнимает преступно мало времени. Выхожу из машины, и только тогда понимаю, что приехал, по старому адресу! В этом определенно есть какая-то насмешка судьбы. Раньше я отсюда бежал. Все казалось, что даже стены смотрят на меня с укором. А теперь укор в глазах Ники. Словно есть какая-то моя вина в том, что ее беременность замерла. Либо, что хуже, Сашка… Ведь по одной из версий, объясняющих случившееся, во всем могла быть виновата перенесённая Никой ветрянка, которая, как оказалось, протекала у нее в такой легкой форме, что мы того не заметили, хотя у беременных обычно все происходит как раз таки наоборот.
— Виктор Валентинович? А вы никак к Катеньке в гости?
— А? Нет. Проезжал мимо. Мы здесь больше не живем.
— Вы, может, и не живете, — хмыкает соседка, обходя меня по дуге. Я дергаюсь было спросить, что значит это язвительное замечание, но дверь в подъезд захлопывается перед носом раньше, чем я успеваю подобрать слова. И опять это ощущение гадливости в обращенном ко мне взгляде, от которого сводит зубы.
Возвращаюсь в машину. Сердце отчаянно бухает о ребра. Могла ли Катя выкупить нашу квартиру? А если так… Что это значит? Может, у нас все-таки есть шанс? Теперь, когда она свободна, когда я… Может, не поздно попытаться все вернуть?
В кармане пиликает телефон. Растираю переносицу:
— Да, мам. Что-то случилось?
— Это я у тебя хотела спросить, Виктор. Что такого случилось, что Ника после всего пережитого сидит дома одна, тогда как ты поехал к этой… этой…
— Тогда как я посмел отвезти дочь к ее матери?
— Не перекручивай!
— А ты не ори на меня. Мне не пять лет. Мы с Никой как-нибудь сами разберемся в происходящем.
— С чем тут разбираться? Ей твоя поддержка нужна!
— И я ее даю. Но это не означает, что я стану сидеть у ее юбки, как, впрочем, и у твоей. Все, пока, мам. Некогда мне, я за рулем.
Отбрасываю телефон. После тех событий наши отношения с матерью тоже порядком испортились. Я не мог смотреть ей в глаза. Все по той же причине — кажется, что моя мать, будучи сама женщиной, в глубине души презирает меня за слабость. С чего вдруг мне так кажется, непонятно. Кэт она никогда не любила, и когда узнала обстоятельства случившегося, только порадовалась, что мне удалось избежать ответственности.
Вернувшись домой, тихонько стягиваю ботинки. Ника выглядывает из кухни:
— Привет! Ну как съездил?
— Нормально. Как сама?
— Лучше. Пыталась отговорить маму тебя беспокоить, но это было бесполезно, ты ее знаешь, — фыркает Ника, закидывая руки мне на шею. А когда я расслабляюсь, решив, что меня пронесло, чуть более нервно добавляет: — Тебя долго не было.
— Посидел немного с Кэт.
— Посидел с Кэт?
— А что? С этим какие-то проблемы? Она Сашкина мать.
— Вовремя же ты об этом вспомнил, — язвит Ника и в ужасе осекается. — Прости, Вить. Я не это совсем имела в виду.
— Ну почему же? Это. Но лучше поздно, чем никогда.
— Иногда бывает просто поздно, Вить. И все…
Мне кажется, в этот момент я ее ненавижу.
Глава 24
Кэт
Тихий стук в окно раздается, когда я уж собираюсь тушить свет. Спускаю ноги с кровати, резко отвожу в сторону тюль и утыкаюсь взглядом в богатырскую грудь Таира.
— Решил проверить, не вскрылась ли я с тоски? — с улыбкой распахиваю дверь.
— Ну, я же отвечаю…
— За коллектив. Да-да, я помню. Как видишь, все в порядке.
Замолкаем. Больше не о чем говорить, так? Он
