Троглодит - Сергей Щепетов

Наверху промышленники некоторое время стояли, молча глядя на водную гладь бухты. Пейзаж этим тихим утром, наверное, был сказочно прекрасен, только им не было до него дела. Красоты природы они оценивали сугубо практически: места для стоянок, наличие дров и пресной воды, угроза нападения. Восторг и обмирание сердца вызывало у них лишь количество бобров в бухте. Они были в доле с Компанией, работали, так сказать, сдельно, и богатый промысел сулил им не просто хороший заработок, а целое богатство. Сбережение собственной и чужих жизней не являлось для этих людей главной задачей.

– Чо-то нехорошо здесь, – сказал Илья. – Нутром чую.

– Зассал, что ли? – усмехнулся Иван. – Эт те не алеутам морды бить – колоши народ сурьезный. Тока бросать фартовое место никак нам не можно. Будем брать с опаскою – скока сможем. А ввечеру к своим выгребаться станем.

– Ну-ну, – кивнул старовояжный. – Тока дотемна не тяни.

Назвать это охотой было нельзя – промысел. В обычном случае партовые на байдарках действовали группами. Увидев в воде бобра, гребец оставлял весло, вкладывал в металку стрелку – легкий дротик-гарпун – и пытался попасть в зверя. Раненый или невредимый, калан нырял, а охотник поднимал весло. Ближайшие байдарки немедленно образовывали круг пару сотен метров в диаметре, и ждали, когда калан вынырнет. Обычно под водой он не уходил за оцепление и, когда вновь показывался на поверхности, в него летели новые дротики. Зверь нырял, а круг охотников смещался на новое место. И так до тех пор, пока израненное животное больше не сможет нырять. На сей раз бобров было слишком много, чтобы гоняться за каждым. Байдарки медленно двигались вдоль узкой бухты сплошной массой на расстоянии десятка метров друг от друга в несколько рядов. Дротики летели во все, что оказывалось на поверхности. При промахах снаряды подбирали и использовали вновь. Задним было даже лучше, чем передним, ведь они добивали уже ослабевших подранков.

Вход в маленькую бухточку был почти неразличим со стороны – ее берега сливались в сплошную полосу, лес казался непрерывным. Однако проход заметили с крайней двулючной байдарки. Как всегда задний гребец был более пожилым и опытным. В переднем лючке помещался совсем молодой парень, в первый раз вышедший на промысел и сразу угодивший в дальнюю партию.

– Куда ты, Манук?! – удивился он, когда старший повернул в заводь. – Мы же отстанем!

– Тише ты! Здесь наверняка кто-то есть. О, смотри, самка с детенышем! Мы быстро возьмем ее!

Бобриха лежала на спине среди водорослей и придерживала лапами на животе светлого пушистого детеныша. То ли она была молодой и неопытной, то ли охотники смогли подобраться слишком близко, но она сильно испугалась и нырнула, оставив детеныша на поверхности.

– Ушла-а, – разочарованно протянул молодой алеут. – Где теперь вынырнет?

– Это даже и лучше, – мудро улыбнулся Манук. – Никуда не уйдет. Я научу тебя – это легкая и верная добыча! Если б нырнула с детенышем, пришлось бы гоняться за ней. А так… Смотри!

Байдарка двинулась вперед. Увидев или почуяв ее, детеныш принялся пронзительно пищать и шевелить лапами. Он пытался плыть, пытался нырнуть, но густая наполненная воздухом шерсть держала его на поверхности как поплавок. Манук подобрал его, положил на покрышку байдарки, потыкал заскорузлым пальцем и улыбнулся:

– Кричи! Хорошо кричи, и она придет! А ты, – обратился он к напарнику, – приготовься и жди. Старайся попасть в шею ближе к голове. Тогда она умрет сразу.

Слева от байдарки береговой лес отбрасывал тень, и вода хорошо просматривалась на глубину – там змеились водоросли, иногда проплывали рыбы. По правому борту в воде отражалось небо, и что-то видеть вглубь можно было лишь у самой лодки. Бобриха могла показаться с любой стороны, но охотники невольно смотрели в основном налево – вот-вот там мелькнет стремительная обтекаемая тень. Ожидание затягивалось. Манук поместил детеныша обратно в воду и придерживал за лапу, чтоб не уплыл.

– Кричи! Хорошо кричи, и она придет!

– Она не придет, – засомневался молодой охотник. – Наверное, слишком сильно испугалась.

– Обязательно придет! – заверил напарник. – Они всегда приходят на зов детеныша. Если только эту самку не убил кто-то другой.

– Но остальные лодки далеко – за мысом.

– Значит, бобриха будет нашей. Знаешь что, она может подплыть совсем близко… Она захочет отнять своего маленького… Если так и будет, попробуй ударить веслом.

– Попробую, но где же она?

– Где-то там, – показал свободной рукой Манук. – Сейчас нет ветра. Когда ныряла, пузыри показали в ту сторону.

– А когда дует ветер, они уходят против него, да?

– Ну, парень, так говорят, так считают многие охотники. И часто теряют бобров. Это сказки для молодых – они верят и торопятся занять место в кругу против ветра. А разве под водой ветер бывает? Будь умнее: смотри на пузыри, смотри на волны. А когда ветер… Попробуй научиться чувствовать, научиться угадывать, где он появится…

– Я стараюсь, я уже почти никогда не промахиваюсь, только… А скажи, Манук, неужели нельзя… без этого? Мы так долго плыли сюда… Как теперь вернемся? А я домой хочу!

– Ну, может, и вернемся…

– Все говорят, что ты хороший охотник, Манук. Все говорят, что у тебя надо учиться. Но люди твоей семьи все равно всегда голодны и плохо одеты.

– Да уж получше, чем некоторые… – буркнул охотник. – Я знаю, о чем ты. Это – по молодости. Скоро ты поймешь, что нужно терпеть то, что нельзя изменить. И радоваться тому, что имеешь. Лучше смотри внимательнее – если убьешь бобриху и не повредишь шкуру, я угощу тебя табаком.

– Правда?! Манук, мне показалось, я слышал плеск у того берега. И волна, вроде пошла…

– Да, правильно. Наверное, на берегу были бобры. Они увидели нас и уходят вводу. Мы попробуем поймать их потом. Сейчас должна появиться самка.

– Смотри, смотри! Она под водой! К нам плывет! Видишь?

Манук сощурил и без того узкие щели глаз, всматриваясь в блестящую поверхность. Похоже, по ней действительно расходились еле заметные волны, словно кто-то двигался на небольшой глубине в сторону лодки. Это было не очень характерно для бобра. Может, котик? Бывалый охотник чувствовал, был почти уверен, что бобриха должна появиться с другой стороны. Однако вместо нее у входа в заливчик показались две байдарки с кадьякцами. Однако Манук не поднял весло, показывая, что где-то рядом должен быть бобр – они справятся сами. Он отвлекся, разглядывая лодки, и обезумевший от страха бобренок чуть не укусил его за палец.

– Хой! Манук, что это?!

В нескольких метрах от борта байдарки из воды показалось нечто. Именно нечто, поскольку похоже оно было на что угодно, только не на голову бобра или котика. Охотники не успели толком разглядеть против света странное существо, как оно скрылось под водой. Наверное, ему нужно было лишь глотнуть воздуха.

Непонятное вызывает еще больший страх, чем известная опасность. Кроме легких дротиков и дубинок, чтоб добивать добычу, у охотников не было оружия. Да они и не думали защищаться – бежать, только бежать, поскорее оказаться подальше от опасности! Манук отпустил несчастного бобренка, парень выронил в воду дротик. Разом, не сговариваясь, охотники схватились за весла. Только грести им не пришлось…

У борта плеснуло, фыркнуло, и могучая неодолимая сила вырвала весло из рук молодого алеута. Раздался тихий треск и скрежет. Сквозь вспоротое днище в байдарку хлынула вода. Манук все-таки попытался грести, но стальное лезвие глубоко вошло ему в бедро. Лодка завалилась на бок, плеск, копошение и бурление продолжались несколько секунд. Потом все затихло: байдарка с трупами перевернулась вверх дном, в прозрачной воде расплывалось облако красной мути. На его краю серым поплавком копошился охрипший уже бобренок. Мать вынырнула рядом и, прихватив детеныша зубами, скрылась под водой – скорее прочь отсюда!

Эскимосы-кадьякцы видели, как перевернулась лодка их «коллег». Охотники-алеуты не были им ни друзьями, ни родственниками, скорее конкурентами. Однако в другой ситуации кадьякцы обязательно подплыли бы и оказали помощь, но сейчас их внимание полностью захватили бобры, удирающие из бухты.

Во время отлива у этой злополучной бухточки были удобные берега из мелкой гальки. Но сейчас был прилив, вода поднялась до самых кустов и затопила пляжи. Человек не сразу смог выбраться на берег – некоторое время он, тяжело дыша, плавал под нависающими ветвями, высматривая удобное место. Потом, цепляясь за камни и ветки, выбрался из воды и долго стоял, привалившись к кривому стволу ольхи.

Этот индеец явно миновал подростковый возраст, но взрослым мужчиной еще не стал – больше четырнадцати лет, но меньше восемнадцати. Был он невысокого роста, в меру широкоплеч и строен, руки и грудь бугрились мышцами, прикрытыми смуглой кожей почти без жировой прослойки. Он был обнажен, если не считать полосы выделанной шкуры, которой он плотно обмотал ягодицы и пах – для сбережения тепла в воде. На груди его наискосок располагался большой нож или кинжал в ножнах. Сверху ножны подвешены на шейном ремне, под ребрами тело плотно охватывал кожаный поясок, к которому крепилась нижняя часть чехла. В общем, нож можно было выдергивать одной рукой, при ходьбе и беге он не болтался и не шлепал хозяина по ребрам. Черные прямые волосы собраны в пучок на затылке, часть из них выбилась из вязки и неопрятно свисала по бокам головы. Рассмотреть лицо было трудно, поскольку оно было грубо раскрашено полосами «несмываемой» черной и желтой краски. Вероятно, какое-то время назад человек пытался побриться – удалить с лица лишнюю растительность. Скорее всего, он это делал давно и небрежно.