Врата Шамбалы - Наиль Ахметшин

Во время поездки в Литанг я часто вспоминал четверостишие тибетского поэта, трагическая судьба которого до сих пор покрыта завесой тайн и легенд. Около трехсот лет назад Шестой далай-лама — неудачливый политик и талантливый поэт-лирик — написал в Лхасе строки, которые стали удивительным пророчеством. В них он упомянул уже знакомый читателю город в области Кхам (стихи в переводах Е.И. Кычанова и Л.С. Савицкого):

О белый журавль, моим зовам внемли!Дай ты мне сильные крылья свои.В дальних краях я не задержусь,Только слетаю в Литанг и вернусь!

Что же происходило в те годы на "Крыше мира"? В 1682 г. умер Пятый далай-лама, или Великий Пятый, но о его смерти и одновременно о восшествии на престол Шестого далай-ламы официально было объявлено лишь спустя пятнадцать лет (!), в 1697 г. Специалисты полагают, что даже панчен-лама ничего не знал о кончине правителя Тибета.

Судя по всему, инициатором сложной интриги был энергичный и амбициозный Санчжагьяцо, которого многие современники не без оснований считали сыном Пятого далай-ламы. Молодой человек занял пост регента лишь за три года до смерти духовного и политического лидера, в возрасте 27 лет, и откровенно боялся отстранения от власти. Скрыв правду, он в течение длительного времени управлял Тибетом якобы с одобрения и под контролем медитирующего далай-ламы.

Наконец зимой 1696 г. в Лхасу прибыло китайское посольство, которому было предписано в том числе добиваться встречи с Пятым далай-ламой. Ранее армия цинского императора Канси разбила войско Галдана — правителя Джунгарского ханства. Ойраты, попавшие в плен, рассказали об активных контактах Галдана и регента Санчжагьяцо, а также о давней кончине далай-ламы. Прибывшая миссия из Пекина известила тибетское руководство об одержанной победе и вручила письмо императора, в котором содержались обвинения в утаивании факта смерти далай-ламы и тайной поддержке Галдана.

В начале 1697 г. она покинула Лхасу с ответным посланием. В нем регент спешил сообщить императору о чудесном появлении очередного перерождения — пятнадцатилетнего юноши, находившегося якобы, как и Пятый далай-лама, в состоянии постоянной медитации. По его версии, произошло это мистическое событие совсем недавно, и выход из медитации должен был произойти в конце года. Неудивительно, что такого рода действия и разъяснения регента вызвали за пределами Тибета серьезные подозрения относительно точности определения Шестого далай-ламы. Последующие события их лишь усилили.

Шестой далай-лама, на которого выбор пал еще в середине 80-х гг., появился во дворце Потала уже в юношеском возрасте, что наложило отпечаток на его благочестие. До 1697 г. он воспитывался на юге Тибета, где успел вкусить прелести вольготной и безмятежной жизни. После переезда во дворец ему явно не хотелось расставаться с прежними привычками. Неоднократные попытки регента и панчен-ламы уговорить его принять окончательное посвящение в монахи ни к чему не привели. Молодой человек отказался даже от менее строгих обетов, данных им ранее, и принял образ жизни светского правителя, не обремененного какими-либо обязательствами. Согласно сведениям католических миссионеров, побывавших в Лхасе в начале XVIII в., он активно занимался благоустройством Поталы и его садов, писал стихи, популярные в народе, любил женщин и вино. Государственными делами в это время ведал могущественный регент.

В своем творчестве Шестой далай-лама воспел любовь к женщине и глубокие душевные переживания. Его поэзия стала совершенно новым явлением в тибетской литературе:

По ночам я сна лишился,С той поры, как сердце у тебя оставил.Если днем мы рук соединить не можем.Ночью пусть душа от мук любви страдает!

Когда наступали сумерки, молодой человек переодевался в скромное платье и через потайную дверь покидал дворец. Он тщательно готовился к этим выходам и старался соблюдать, как ему казалось, все меры предосторожности, чтобы незамеченным попасть в город:

Старая собака с пожелтевшей мордой.Ты — умнее людей!Не говори никому, что я ушел в ночь.Не говори никому, что я вернусь на заре!

Поэт отчетливо понимал явную нелепость происходившего и совершаемых им опрометчивых поступков, но был не в силах обуздать нахлынувшие чувства:

В душе я признаю,Что все то, что говорят обо мне люди, правда.И тем не менее я, добрый молодец, неуверенным шагомСнова иду в дам моей любимой, хозяйки гостиницы.

Далай-ламе долго сходили с рук его частые ночные отлучки, о которых многие знали или догадывались, но предпочитали молчать. Тем не менее скандала избежать не удалось. Однажды утром охрана Поталы обнаружила четкие следы, которые вели из города в покои "живого бога":

Когда я жил в нижней части Лхасы.Был я гуляка Данзанг Бангпо.Ныне то, что было тайным, стало явным.Выдачи меня следы на снегу.

Слишком велико оказалось расстояние между холодными стенами дворца и милыми сердцу поэта тихими улочками Лхасы:

Я отправился искать любимую под покровам ночи,А на рассвете пошел снег.Тогда я жил в ПоталеИ был Цаньян Джамцо.

Обстановка в Тибете между тем резко обострилась. Надежды регента на действенную помощь со стороны Джунгарского ханства не оправдались, и вскоре он был казнен по приказу монгольского правителя Лхавзан-хана. Заручившись поддержкой китайского императора, ряда влиятельных тибетских теологов-интеллектуалов и представителей политической элиты, летом 1706 г. Лхавзан-хан пригласил к себе Шестого далай-ламу, публично обвинил его в многочисленных прегрешениях и объявил низложенным.

Возмущенные жители и монахи Лхасы попытались защитить своего повелителя. Они отбили его у ханского отряда и спрятали в монастыре Дрепунг, но судьба далай-ламы была предрешена. Не желая разрушения монастыря превосходящими силами противника, он пообещал монахам встречу в будущей жизни ("Только слетаю в Литанг и вернусь!"), после чего добровольно покинул его стены. Караван с высокопоставленным узником отправился на север-восток. Монгольские солдаты должны были доставить его в Пекин. Осенью 1706 г. в пути он неожиданно скончался. Произошло это неподалеку от озера Цинхай. Причиной внезапной смерти называли водянку…

Таинственное появление, романтический образ и загадочное исчезновение Шестого далай-ламы будоражили воображение людей. Тибетцы не хотели верить в его гибель и с упоением рассказывали всевозможные истории о чудесном спасении своего любимца. Согласно народным преданиям, он сумел бежать из плена и еще долгие годы путешествовал по стране, складывая замечательные песни.

После его смерти ситуация в Тибете оставалась крайне нестабильной. Лхавзан-хан заявил, что отыскал "настоящего" Шестого далай-ламу, но ни верующие, ни монахи, ни официальные лица его не приняли. Вскоре появились слухи о Седьмом далай-ламе. Последний родился в Литанге (1708 г.), о котором поэт и писал в стихотворении, обращенном к журавлю. Это обстоятельство воспринималось местным населением и духовенством как свершившееся предсказание и главное подтверждение того, что указанный мальчик — действительно далай-лама.

В 1715 г. китайский император признал его подлинным перерожденцем. Через два года в бою с джунгарами, вторгшимися в Тибет с северо-запада, погиб Лхавзан-хан. Император Канси в ответ принял решение направить в регион свою армию.

В 1720 г. цинские войска вступили в Лхасу вместе с Седьмым далай-ламой, что вызвало у тибетцев искренний восторг. Сбылось пророчество Шестого далай-ламы!

Глава VIII. УТКА ПО-КАНДИНСКИ

О существовании где-то далеко в Китае города Кандин узнал в конце 1971 г., обучаясь на I курсе Института восточных языков (с 1972 г. Институт стран Азии и Африки) при МГУ им. М.В. Ломоносова. В один из осенних дней славная и энергичная Хуан Шуин, преподававшая иероглифику, предложила измученным ежедневными многочасовыми занятиями студентам выступить на традиционном институтском вечере со своеобразным творческим отчетом о достигнутых успехах в процессе обучения, т. е. исполнить китайскую народную песню на языке оригинала. Честно говоря, выбора у нас тогда не было, поскольку вскоре предстояло сдавать вызывавший панический ужас зачет, который предусматривал в том числе и написание иероглифического диктанта.

Словарный запас первокурсников, проучившихся лишь несколько месяцев, не позволял вникнуть в суть зазубренного стихотворного текста, но кое-что удалось все-таки выяснить. Оказалось, например, что разучиваемая песня называется "Любовь в Кандине". Полученная информация особых эмоций у меня не вызвала, так как лингафонный кабинет на третьем этаже института не оставлял времени для переживаний за судьбы героев трогательной истории, а робкие попытки отыскать на имевшихся под рукой картах КНР указанный в ней населенный пункт не дали позитивного результата. Выучив наизусть непонятные слова и словосочетания, мы вместе с Александром Чудодеевым, с которым сидели за одной партой, придумали этой на самом деле очень мелодичной и немного грустной песне другое название — "Хуанхэ" ("Желтая река") — и частенько орали ее на мотив забойного хита тех лет "Yellow River" британской рок-группы "Christie".