Кисло-сладкое - Татьяна Александровна Грачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Накрытые тканью коробки и сундуки манили раскрыть семейные тайны, но Соня пришла сюда с конкретной целью. Оглядев комнату, почти сразу наткнулась взглядом на знакомый деревянный сундук.
Она прошла по скрипучим половицам и коснулась крышки. Та открылась на удивление легко, почти без шума. Сверху, словно оберег, лежал тот самый жуткий щелкунчик и скалился щербатой улыбкой. Соня отдернула руку, будто он действительно мог укусить, и шумно выдохнула.
– Страховидло, однако.
Взяв игрушку двумя пальцами, переложила в угол лицом вниз и достала керамического ангела. Честно говоря, тот выглядел не намного приятнее. Нос откололся, когда-то белые щеки покрылись пятнами. А вот стеклянные шары от нападок времени почти не пострадали, наверное, если их отмыть, будут блестеть и звенеть, как новенькие.
Соня присела на корточки и подтянула полы халата. Всё-таки она их нашла. Вот они, свидетели семейных торжеств, настоящие драгоценности бабушки, осколки минувших дней.
Соня задумчиво погладила металлическую игрушку в виде детской коляски и достала из кармана телефон. На её ёлке нет места этим украшениям. Прошлое пусть остаётся в прошлом, но Марку она их обязательно покажет. Он сам оттуда – из прошлого.
Сделав несколько снимков, отправила их Марку. С брезгливостью перевернула Щелкунчика и тоже сфотографировала. Под её сообщениями почти сразу появилась надпись «прочитано только что», замигал курсор. Пока Марк не ответил, Соня поторопилась написать.
«У тебя красивая ёлка, живая».
Ответ пришел через секунду:
«Если точно, то у меня как раз мёртвая, точнее, умирающая. Но даже древесному трупу далеко до твоей жути. Надеюсь, ты не собираешься повесить это на свою ёлку?»
«Я их нашла на чердаке».
Соня развернулась и сфотографировала помещение. Фото получилось нечетким и мрачным, словно кадр из ужастика, в котором неосторожные герои залезли в фамильный особняк, полный кровожадных призраков. А веревка на балке, явно не от качелей, завершала кошмарный антураж.
Марк не отвечал несколько минут, а потом прислал сообщение.
«Сонь, у тебя все в порядке?»
«В порядке».
«Точно?»
Соня вздохнула, захлопнув крышку сундука, встала во весь рост и бодро отпечатала сообщение.
«Точно».
Марк, видимо, не поверил, раздался сигнал входящего звонка. Соня едва не выронила телефон, судорожно вдавила кнопку отмены. Телефон замолчал, но ненадолго, снова зазвонил, казалось, еще настойчивее. Она снова сбросила звонок. Стояла в оцепенении и держала палец над красной кнопкой, но мобильный не вибрировал и молчал. Прошло несколько минут, телефон устало просигналил одиночным звонком. Марк прислал аудиосообщение. Соня не сразу решилась его прослушать, стояла и смотрела на экран, пытаясь осознать, что ее там ждут не только буквы, но и его голос, дыхание, может, смех. Была у него такая особенность: когда Марк был в хорошем настроении, в интонации закрадывалась смешливость.
Приложив телефон к уху, она нажала кнопку воспроизведения и перестала дышать.
«Привет. Теперь уже так. Не думал, что когда-нибудь скажу тебе это. Привет. Жаль, что ты не взяла трубку. Хотя, может, так лучше. Прослушаешь и удалишь. Я даже не знаю, почему позвонил. Появилось ощущение, что тебе необходимо с кем-нибудь поговорить. На твоём месте я бежал бы с чердака подальше. Даже весёлого человека этот склеп вгонит в тоску. Беги оттуда, Соня. Беги от прошлого».
Соня села прямо на пыльную крышку сундука и прослушала сообщение еще два раза. Первый раз она не разобрала слов, уловила только интонации и голос. Дослушав, медленно опустила телефон и только тогда заметила, что плачет. Марк прав, нужно бежать, последнее время она слишком глубоко погрузилась в воспоминания, он сам, между прочим, оттуда. Нужно прекратить эту переписку, обмен фотографиями, а теперь еще и звонки, пока не зашло слишком далеко и не стало привычкой, а еще хуже – потребностью. Пора возвращаться в настоящее. И снегиря она завтра же выбросит или заточит в сундуке среди бабушкиных игрушек. Там ему и место.
***
Свет, льющийся через круглое окно под потолком, взял на себя роль прожектора, очертил фигуру Нади, выделил её в затемнённом зале магазина. Соня нарочно спряталась от глаз посторонних. При всей своей любви к публичности, не хотела, чтобы кто-то видел, как на нее влияет музыка Нади. Первый раз Соня списала на минорный момент и свое подавленное настроение, второй – на трогательный текст, а потом поняла, что это не случайно. Ей суждено реветь, когда Надя берет в руки гитару. Сегодня посетители магазина получили возможность услышать исполнение легендарной песниcontentnotes0.html#note_6, приближенное к оригиналу. Удивительно, голос у Нади понизился, раскрасился хрипотцой и влился в музыку, словно дополнительный музыкальный инструмент.
Соня тихо и неподвижно плакала, вытирала слёзы, когда они достигали подбородка, и снова обхватывала себя руками, так разрастающаяся в груди дыра хотя бы не выходила за пределы тела, грозясь поглотить окружающих мутно-серой печалью. Это было болезненное блаженство. Остро и приятно, как светлая грусть, необходимая, чтобы ощутить все краски жизни.
Как можно так играть? Это же волшебство какое-то. Она так не сможет, а стоит ли пытаться, если ей никогда не достичь совершенства? Надя закончила, простояла неподвижно почти минуту. Это время ей требовалось, чтобы возвратиться в реальность и снова стать обычной девушкой.
Вернув гитару на стену магазина, она приблизилась к Соне.
– Опять ревешь?
Соня кивнула и рывком втянула воздух.
– Хотела бы я так же играть.
Надя глубоко засунула руки в карманы и пожала плечами.
– Почему нет? Просто научись. Это легче, чем прыгать с парашютом.
– Я так не смогу, – растопырив пальцы, Соня продемонстрировала длинные острые ногти, – и не с моим маникюром.
Надя вытащила руку, сжала кулак и поспешно спрятала обратно в карман. Соня еще в первый день рассмотрела мелкие белые шрамы на костяшках её пальцев. Такие она видела у боксеров и драчунов в школе – поджившие следы драк. Спрашивать не решилась. Может, ее новая знакомая как раз какими-нибудь единоборствами занимается и стесняется этого.
Надя вообще производила странное впечатление. Миниатюрная и симпатичная, но всегда в нелепых широких футболках и джинсах откровенно мужского покроя. Короткая стрижка, как ни странно, делала ее женственнее, открывала тонкую шею, аккуратные уши с колечками сережек. Глаза казались выразительнее и одновременно печальнее из-за привычки Нади красить только нижние ресницы. Пугливая и молчаливая, она могла резко
