День гнева. Принц и паломница - Мэри Стюарт

Она подалась вперед, руки ее вцепились в подлокотники кресла.

— А Артур сказал тебе, что он тоже желал твоей смерти? Это он тебе сказал, Мордред?

— Ему не было нужды об этом говорить. Мне и так следовало бы это знать.

— Что ты имеешь в виду? — резко спросила королева.

Мордред пожал плечами.

— Это было бы только разумно. Верховный король надеялся родить других сыновей — от законной своей королевы. Зачем ему желать сохранить мне жизнь, незаконнорожденному, да еще рожденному его врагом? — Он взглядом бросил ей вызов. — Ты не можешь отрицать, что ты ему враг и что Лот был ему врагом. Вот почему ты сохранила мне жизнь, так ведь? А я ведь все удивлялся, зачем ты платила Бруду и Суле, чтобы они воспитывали сына Лота. И я был прав, что удивлялся. Ты ни за что не стала бы содержать сына Лота от другой женщины. Была ведь одна по имени Мача? Женщина, чьего новорожденного сына положили в мою колыбель, чтобы этот младенец навлек на себя ярость и меч Лота, а сам я мог бежать его гнева?

На мгновенье в покое повисла мертвенная тишина. Откинувшись на спинку кресла, королева побледнела как полотно, потом наконец сказала, оставив без вниманья последние его слова:

— Итак, я уберегла тебя от мести Лота. Это ты знаешь. Ты это признаешь. Что ты сказал только что? То, чем ты обязан мне, ты отрицать не станешь. Выходит, ты обязан мне своей жизнью. Дважды обязан, Мордред, дважды. — Она снова подалась вперед, голос ее завибрировал: — Мордред, я твоя мать. Не забывай этого. Я тебя родила. Ради тебя я страдала…

Взглядом он остановил ее речь. У нее было лишь мгновенье, в которое она успела подумать, что любой из ее сыновей от Лота уже стоял бы на коленях у ее ног и умолял бы о прощении. Но не этот. Не Артуров сын.

А Артуров сын тем временем холодно говорил:

— Да, ты дала мне жизнь — из минутной похоти. Это твои слова, не мои. Но ведь это правда, не так ли, госпожа? Женщина, которая свистом позвала мальчика на свое ложе. Мальчика, о котором она знала, что он ее сводный брат, но знала также, что однажды он станет великим королем. За это я тебе ничем не обязан.

— Как ты смеешь? — в гневе визгливо вспыхнула она. — Ты, ублюдочное отродье, высиженное в хибаре парой грязных крестьян, говорить со мной…

Он шагнул вперед. Внезапно его также обуял гнев. Его глаза засверкали.

— А ведь говорят, что солнце зачинает отродья в ползучих гадах, когда те греются в его лучах, а?

Молчание. Потом она с шипеньем втянула воздух. Моргауза откинулась‘на спинку кресла, и руки ее вновь сцепились у нее на коленях. Когда он на мгновенье потерял равновесие, самообладанье вернулось к ней.

— Помнишь, как однажды спускался со мной в пещеру? — мягко спросила она.

Снова молчанье. Он облизнул губы, но ничего не сказал.

Королева кивнула.

— Я думала, ты забыл. Тогда позволь мне тебе напомнить, сын мой Мордред. Я ведьма. Я напоминаю тебе об этом и о проклятье, что я некогда наложила на Мерлина, который тоже посмел поносить меня за ту беспечную ночь любви. Он, как и ты, позабыл, что для того, чтобы зачать дитя, потребны двое.

Мордред шевельнулся.

— Ночь любви и роды еще не делают женщину матерью, госпожа. Я большим обязан Суле и Бруду. Я уже сказал, что не обязан тебе ничем. Это не так. Я обязан тебе их смертью. Их ужасной омерзительной смертью. Ты их убила.

— Я? Что это еще за глупость?

— К чему отпираться? Мне давным-давно следовало бы это заподозрить. Но теперь я знаю. Габран перед смертью сознался.

Это ее потрясло. К своему удивлению, Мордред сообразил, что она ничего не знает. Краска прилила к ее щекам, потом снова спала. Теперь королева была очень бледна.

— Габран мертв?

— Да.

— Как?

— Я убил его, — с удовлетвореньем ответил Мордред.

— Ты? За это?

— За что же еще? Если это причиняет тебе горе… но вижу, что горю здесь нет места. Если б ты спросила о нем, тебе бы все рассказали. Тебе нет дела даже до его смерти?

— Ты говоришь как глупый несмышленый птенец. Какой мне толк от Габрана здесь? Да, как любовник он был хорош, но Артур ни за что не позволил бы ему последовать за мной сюда. Это все, что он тебе рассказал?

— Это все, о чем его спрашивали. Так он совершал для тебя и другие убийства? Это он поднес Мерлину яд?

— Это было много лет назад. Скажи мне, старый чародей уже говорил с тобой? Это он навел на тебя чары, чтобы ты переметнулся на сторону Артура?

— Я не говорил с ним. Я почти его не видел. Он вернулся в Уэльс.

— Тогда, может, твой отец Верховный король, — она не выговорила, а выплюнула эти слова, — который был столь откровенен с тобой, может, он рассказал о том, что предрек Мерлин? Какова будет твоя судьба?

Во рту у Мордреда пересохло, но он все же ответил:

— Ты сказала мне. Я все помню. Но все, что ты рассказывала мне тогда, обернулось ложью. Ты сказала, он враг мне. Это была ложь. Все твои слова, все ложь! И Мерлин не враг мне! Все эти разговоры о пророчестве…

— Чистая правда. Спроси его. Или спроси короля. Или, еще лучше, спроси самого себя, Мордред, почему я сохранила тебе жизнь. Да, теперь, вижу, ты понимаешь. Я берегла тебя потому, что тем самым я в конечном итоге отомщу и Мерлину, и Артуру, который презрел меня. Слушай. Мерлин предвидел, что ты принесешь Артуру погибель. Из страха он прогнал меня от двора и отравил мысли Артура своими наветами. Но с того дня, сын мой, я делала все, что зависело от меня, чтобы приблизить эту самую роковую погибель. Не только родила тебя, но и увезла от жаждущего убийства Лота, а еще — я обновляла во тьме проклятие каждое затмение, каждую смерть луны, с того дня, когда меня изгнали от двора моего отца, обрекли проводить юные годы в дальнем, холодном уголке королевства, меня, дочь Утера Пендрагона, воспитанную среди роскоши и веселья…

Тут он прервал ее. Из всей ее речи он расслышал только одно:

— Я принесу погибель Артуру? Как?

И услышав нотку мольбы и страха в его голосе, королева заулыбалась.

— Даже если б я знала, едва ли я сказала бы это тебе. Но я не знаю. Не знал этого и Мерлин.

— Если это правда, почему он не приказал умертвить меня?

Губы ее презрительно искривились.

— Его мучила совесть. Ты был сыном Верховного короля. Мерлин любил говорить, что боги свершают свою волю неведомыми нам путями.

Снова молчанье. Наконец Мордред медленно произнес:

— Но в этом деле они, похоже, свершат все руками человеческими. Моими руками. А я уже и сейчас могу сказать тебе, королева Моргауза, что не навлеку погибель на короля!

— Как сможешь ты этого избежать, если ни ты, ни я, ни даже Мерлин не знаем, как и откуда нанесен будет удар?

— Я знаю, что он будет нанесен мной или через меня! Ты думаешь, я стану в бездействии ждать этого? Я найду выход!

И снова в голосе ее зазвучало презренье:

— К чему разыгрывать такую преданность? Ты хочешь сказать мне, что ни с того ни с сего ты его любишь? Но в тебе нет ни любви, ни преданности, Мордред. Смотри, как ты повернулся против меня, а ведь ты собирался служить мне до конца своих дней.

— Нельзя строить на склизких камнях! — яро запротестовал он.

Теперь она уж точно улыбалась.

— Если гнилая я, то ты — плоть от плоти моей, Мордред. В тебе моя кровь.

— И его!

— Сын — слепок со своей матери.

— Не всегда! Остальные твои дети — слепок с их родителя, достаточно на них посмотреть. Но во мне никто не признает твоего сына!

— Но ты такой же, как я. А они нет. Они отважны, они красивые воины, но разума у них все равно что у дикого скота. Ты — сын ведьмы, Мордред, это у тебя коварный и ловкий язык и змеиное жало, и разум, плетущий в темноте свои замыслы. Мой язык. Мое жало. Мой разум. — Она улыбнулась медленной кошачьей улыбкой. — Меня могут держать в заточении до конца моих дней, но теперь брат мой Артур пригрел у себя на груди другую змею, сына с разумом его матери.

Холод пробрал его до самых костей.

— Это неправда, — хрипло проговорил он. — Ты не сможешь отомстить ему моими руками. Я никому ничем не обязан. Я не причиню ему вреда.

Королева вновь подалась вперед, говорила она мягко и все еще улыбалась:

— Мордред, послушай меня. Ты еще молод и не знаешь жизни. Я ненавидела Мерлина, но старик никогда не ошибался. Если Мерлин видел, что на звездах начертано, что ты принесешь Артуру погибель, как ты можешь бежать этого? Настанет день, день гнева и судьбы, и все предсказанное свершится. И я тоже видела кое-что, хоть и было это не среди звезд, а в подземном омуте.

— И что это было? — с трудом выдавил он.

Краски вернулись на ее чело, глаза ее сияли. Она была прекрасна.

— Я видела для тебя королеву, Мордред, и трон, если у тебя хватит силы его занять. Красивую королеву и высокий трон. И я видела змею, жалящую в пяту королевства.