Деус Вульт! - Альфред Дагген

Когда юноша вышел на улицу, шум битвы заметно приблизился. Пока все складывалось удачно. Путь освещали горящие здания. Рожер обратил внимание на стоявший рядом зажиточный дом и яростно застучал мечом в деревянную оконную решетку. В доме было тихо, но грохот ударов заставил обитателей зашевелиться. Раздался звук отпираемых замков, и дверь открыл безоружный пожилой, седобородый человек. Хозяин дома, видно, свыкся с мыслью о грабеже и мародерстве, потому что протянул Рожеру медный поднос с монетами, серебряными шкатулками и золотой чашей. За ним выросли еще три фигуры, лица которых были закрыты чадрой. Они держали в руках какие-то узелки. Рожера растрогала такая покорность, и он решил постараться спасти женщин от участи, худшей, чем простое ограбление. Рыцарь шагнул в дом, гоня неверных перед собой, и жестом велел им открыть запертую на ключ внутреннюю дверь. За ней была кладовая с крепко зарешеченным окошком и толстыми стенами. Размахивая мечом, он загнал все семейство внутрь, запер, положил ключ в пояс и пошел искать, где можно прилечь. По дороге ему попалось немного хлеба: видно, в городе тоже начали голодать. Лестница привела его в желанную спальню, где высилась гора стеганых одеял и подушек. Рожер спустился снова, отпер наружную дверь, комком грязи из сточной канавы намазал на белёной стене крест, означавший, что дом уже находится в христианских руках, и с чувством исполненного долга отправился спать. Над городом брезжил рассвет.

Рожер проснулся в середине дня, и желудок напомнил ему, что пора обедать. За окном было тихо, но откуда-то издалека доносился звук фанфар и монотонный голос глашатая. Он уснул как был, в кольчуге и оберке, потому что помочь снять доспехи было некому. Рожер поднялся, приладил на руку щит, надел шлем и вышел на улицу. Надо было выяснить обстановку.

Во всех переулках кишмя кишели паломники. Они праздновали победу, но вина в городе было очень мало, поэтому почти все были трезвы и попусту за мечи не хватались. С насилиями и убийствами к этому времени было покончено, и попадавшиеся кое-где турки только униженно улыбались каждому встречному. Рожер направился к кафедральному собору, купол которого виднелся над крышами низких домиков. Однако повторное освящение храма и месса уже закончились. Юношу все сильнее терзал голод. Он присоединился к толпе вокруг пекарни, которая ждала очередной порции плоских, плохо пропеченных лепешек. Утоляя голод, юноша увидел глашатая, шествовавшего в сопровождении трубачей. Тот, встав на перекрестке, прокричал, что согласно распоряжению графа Блуазского всю добычу следует доставить ко входу в собор, после чего она будет разделена между всеми поровну. Рожер стал размышлять, как ему поступить. Город был взят лишь благодаря искусным интригам графа Боэмунда, а он стал одним из его сторонников, так что дележ поровну его никак не устраивал. С другой стороны, лишь страх перед войском толкнул ренегата на измену. В конце концов он решил пойти на компромисс со своей совестью. На кафедральной площади стояли пехотные сержанты, охраняя растущую на глазах кучку ценностей. Рожер смело подошел к ним, держа в вытянутой руке золотую чашу (но прикрывая щитом кошелек с золотыми и серебряными монетами), гордо поставил свой дар на самый верх и удалился, сопровождаемый одобрительным улюлюканьем стражей. Это была единственная ценная вещь в куче хлама, доставленного честнейшими представителями христианского воинства. Собственно, юноша и отдал свой приз, потому что простому рыцарю не пристало владеть такой драгоценностью.

Сытый, довольный, с чистой совестью и тугой мошной он вернулся к дому, в котором проспал утро. Громкий стук в дверь кладовки напомнил ему о запертом владельце дома и его семье. К счастью, он не потерял ключа. Открыв дверь, Рожер выгнал пленников на улицу. Они хотели есть, пить и были очень напуганы, но женщинам удалось избежать бесчестья, и рыцарь решил, что вполне рассчитался с ними за ценности, которые так кротко отдал ему хозяин. Они побрели к воротам Святого Павла, и перед уходом седобородый даже поблагодарил юношу на своем непонятном языке.

Рожер поднялся по лестнице и долго глядел на разворошенную спальню, где могли бы уютно устроиться они с женой. Однако этот дом находился слишком близко от цитадели, в которой еще держался турецкий гарнизон. Внезапно Рожер решил, что и жена, и деньги будут целее в христианском лагере, да и перспектива поужинать заставляла его держаться поближе к кухне герцога. На улице стоял мальчик-христианин и глазел на западных паломников. Рожер взял его за плечо, привел в дом, свернул постель в огромный тюк, нагрузил его на паренька и двинулся через овраг к Собачьим воротам. Обходя болото, он услышал, что в городе продолжают кричать глашатаи, но разобрать их крики было уже невозможно. Наверное, объявляют, что грабеж окончен и следует прекратить разбой. Они будут оповещать об этом каждые несколько часов еще два-три дня, и в конце концов их послушаются.

В палатках прованцев не осталось ни одной женщины: все они бежали на корабли. Рожер нашел чиновника, который составил Анне письмо с просьбой как можно скорее вернуться, и передал послание слуге, направлявшемуся в порт Святого Симеона по делам хозяина. Затем он двинулся к шатру герцога, надеясь встретить там отца Ива, но не успел сделать и нескольких шагов, как услышал крик бродившего по лагерю глашатая. Со всех сторон к нему торопились обозники. По их озабоченным лицам Рожер понял, что стряслась какая-то беда, и начал проталкиваться сквозь толпу. Речь явно шла отнюдь не о соблюдении в лагере закона и порядка, тут было что-то другое. И вот что он услышал.

После каждого сигнала трубы глашатай повторял одно и то же:

— Всем мужчинам, способным носить оружие, немедленно собраться у знамен своих сеньоров!

Вооружиться, наполнить колчаны и построиться! Знамя герцога Нормандского находится у ближайших лагерных ворот! Военный сбор!

Рожер не снимал доспехов сорок восемь часов, оберк натер ему шею, тело чесалось от засохшего пота, но умываться было некогда. Видимо, случилось что-то очень серьезное, если в строй призывают всех обозников и бездельников, составлявших в лагере большинство. Он огорченно подумал, что за весь день успел съесть лишь кусок лепешки, а теперь и поужинать не сможет, и злобно выругался себе под нос. Предстояло тащиться через кучу мусора к узкой калитке на западном конце лагеря, которую уже успели окрестить Герцогскими воротами. Еще на подходе к стене он увидел, что над каждой городской башней развевается христианское знамя. Тут были и огромные расшитые штандарты, под которыми вожди стояли во время боя, и куски цветной ткани, второпях прибитые к древкам. Эту разноцветицу можно было оправдать лишь в одном случае — если бы городу грозил штурм. И тут Рожер обмер: он совсем забыл о турецком войске, шедшем на выручку к осажденной Антиохии…

Герцог показался в окне надвратной башни. Он был озабочен, взволнован и утомлен. На нем была кольчуга, но оберк лежал на плечах. Его всегда узнавали по непокрытой голове. Когда все его сторонники собрались, он хрипло и устало обратился к ним:

— Пилигримы Нормандии, с божьей помощью мы взяли этот могучий город, но война не закончена. Король Мосула с огромной армией турок из отдаленных частей Востока достиг Железного моста и завтра нападет на нас. На совете вождей мы решили, что граф Тарентский с итальянскими норманнами и граф Тулузский с его сторонниками будут отвечать за оборону города. Мы с графом Фландрским будем удерживать лагерь, а граф Вермандуа и герцог Лотарингский остаются в резерве и в случае необходимости придут на помощь им или нам. Я знаю, что вы утомлены и голодны, но другого выхода нет. Всем пешим рыцарям и арбалетчикам следует немедленно выступить в Кладбищенский замок и удерживать северный конец моста вплоть до особых распоряжений, все конные рыцари остаются здесь, готовясь ответить на атаку врага. Господь никогда не оставлял нас в опасности, не оставит и теперь. Мы выйдем победителями и из этой схватки!

Он произнес последнюю фразу небрежным тоном, и слушателям стало ясно, что герцог сам не верил своим словам.

Когда герцог смолк, толпа нормандцев несколько минут оставалась на месте, оглашая воздух неодобрительными криками и сердитыми перебранками. Казалось, нормандские норманны уже вступили в авангардные бои. Возвращаясь от Мостовых ворот, Рожер угрюмо размышлял, не лучше ли махнуть рукой на это паломничество, сесть в порту Святого Симеона на корабль и уплыть в Европу. Он убил достаточно неверных, чтобы считать свой обет выполненным, да и деньгами разжился. Но что за будущее ждет его дома? Ему нужно обеспечить жену, а никакого туго набитого кошелька не хватит, чтобы оплатить проезд и купить манор. Он вспомнил, как нежно любил Анну и как был счастлив, когда завоевал ее. Но оказалось, что женатый мужчина должен всегда думать только о деньгах…