Спецотдел - Андрей Волковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет… нет-нет… нет… нет… Он не может… не может… — лихорадочно забормотала она. — Нет-нет… нет…
— Где он, Алина?
— Не скажу!
— Мы позаботимся о нём и о тебе. Вы будете вместе. Ты ведь этого хочешь?
— Да! Да!
— Тогда скажи, где его искать?
— Не скажу!
— Ты боишься узнать, что он нашёл другую жрицу? Ты в него не веришь? — Вика целенаправленно дожимала девчонку.
— Верю! Я в него верю! Он лучший! Он все видит! Он всё может! Я не могу без него… не хочу…
Алина задрожала всем телом, её лицо исказилось, и Вика повторила:
— Мы позаботимся о нём и о тебе.
— Я не знаю… не знаю, что я должна делать, — зашептала Серебрякова. — Он… я… Без него всё не так… мысли путаются… я не знаю…
— Где ты его спрятала?
— Зарыла в старом сквере… под статуей пионера без лица… я так хочу, чтоб он вернулся…
И добавила что-то совсем тихо.
— Что ты сказала? Ты боишься его? — уточнила Вика.
Девушка обняла себя за плечи, продолжая дрожать, и кивнула.
— Я как будто была не я… — проговорила она, глядя в пустоту поверх Викиной головы. — Я и сейчас не я… Не я…
Алина обмякла на стуле, русые волосы свесились на лицо. Безвольная кукла, потерявшая кукловода. Но почему-то у Эда не шли из головы слова Ерохина: «Она вообще та ещё актриса…»
Алину Серебрякову отправили в психоневрологический диспансер на обследование с подозрением на одержимость.
В старом сквере под статуей пионера действительно нашёлся советский ночник с исчерченным знаками и печатями корпусом — ловушка для сильного существа. Вот только печати были разрушены, а ловушка пуста.
Будьте здоровы!
31 марта
Утро выдалось удивительно солнечным и весенним. Максиму вдруг захотелось пропустить смену и прогуляться по горсаду или старому парку недалеко от дома. Такие желания посещали Максима Кошкина крайне редко: раз или два в году, всегда вот в такие погожие тёплые весенние деньки. Но работа есть работа.
Смена началась с проверки: диспетчерам позвонил видящий и сообщил, что в Пыреевке вроде как завелась «зараза сверхъестественной природы», затронувшая, как минимум, три дома.
Вместо десяти групп на дежурстве было всего три: остальные проверяли системы безопасности городских больниц, торговых центров, учебных заведений и прочих мест скопления народа.
У Л-три в работе было дело об оживших статуях. Д-пять выехали на подозрительный труп в Кирилловом лесу. Так что Пыреевка досталась группе Егора — уже не Б-четыре, а Б-пять: приказ о расширении группы вышел на прошлой неделе.
Сегодня, правда, Б-пять состояла из четырёх человек: Вику свалила простуда.
Видящие привычно разместились в «форде» старшего, поехали в район Пыреевки, на самый край города.
Азамат надеялся, что на этот раз им попадётся что-то интересное. Остальные вызов не прокомментировали: Егор наверняка полагал, что нет смысла строить гипотезы, пока не выяснены обстоятельства, Эд в принципе не отличался общительностью, а Макс всё никак не мог настроиться на рабочий лад, глядя в окно.
На улицах царила весна. Яркое солнце, высокое небо, талый снег и девушки, по большей части сменившие объёмные пуховики на короткие курточки, отвлекали Кошкина нещадно.
Вот бы побыстрее разобраться с делами и просто погулять по весеннему городу!.. Вряд ли в Пыреевке действительно что-то серьёзное, иначе звонивший обратился бы к медикам. Или затребовал бы начальство. А так диспетчер присвоила вызову среднюю срочность: если свободны, мол, езжайте, а если что-то горит, то потом.
Срочных дел у Б-пять не было. Неназываемый пропал; Кирилл Ряскин, как выяснилось, тоже; Серебрякова лежала в диспансере и не пыталась связаться ни с кем за его пределами; Ерохин взял академ в универе и уехал к матери — там за ним присматривал Геннадий Петрович.
Так что дело о Неназываемом заглохло в ожидании либо новых данных, либо отправки в архив. Текущие же дела благополучно разрешались своим чередом. Вот прошлая смена, например: за два дня спецотделовцы пережили и нашествие бабочек-крадунцов, и сложное изгнание стенной зубатки, и очищение жилого комплекса от плесневых «гномов», и подозрение на чёрного человека, а в позапрошлую было совсем тихо. Сегодня пока что тоже ничего, кроме непонятной «заразы».
А значит, можно радоваться погоде, просыпающейся природе и стремительно удлиняющемуся световому дню. Максиму нравились обычные будни спецотдела, без масштабных свершений, жутких опасностей и человеческих жертв. Эта работа, она ведь не только адреналин, погони, чудовищные существа и героические поступки. Это обыденность, в которой — слышали бы его родители! — есть своя прелесть.
«Форд» свернул с широкой улицы Советской на узкую Полевую, и вскоре типовые пятиэтажки сменились глухими заборами и редкими палисадниками частного сектора.
Всё, пора переключиться. Макс мотнул головой, отгоняя философское настроение, и глянул на карту в телефоне: так, сейчас надо будет свернуть у магазинчика и ехать вверх по улочке Черёмуховой.
У магазинчика им чуть не под колёса кинулся невысокий мужчина средних лет в серой куртке с синими полосками.
— Вы из отдела? — поинтересовался он, когда Егор притормозил и приоткрыл окно.
Старший кивнул, вытягивая из кармана документы.
— Не надо, не надо! — замахал руками мужик. — Я ж сам вас вызвал. Я, кстати, Николай Комов.
— Брянцев, — коротко кивнул Егор. — Петров, Кошкин, Ким.
— Надо же, как много специалистов! — обрадовался Комов. — Я, правда, бате сказал, что по знакомству врача из частного медцентра пригласил… думал, будет человека два-три: типа, доктор с помощником, ну, и водитель там…
— Вы расскажите, в чём дело, а там разберёмся, — пожал плечами Егор.
Мужик предложил отъехать от остановки и поговорить в более-менее укромном закутке за углом, между заброшенным участком и пустующим по весне домом.
Когда «форд» встал там, где нужно, в машину на заднее сидение влез Комов. Огляделся, пожал руки всем присутствующим, потом сказал:
— Тут вот что творится: батя мой приболел. Ещё в начале марта начал кашлять, задыхался слегка. Я думал: простуда. Он у меня любит по двору шастать без куртки: я же, типа, быстренько. И до магазина без шапки, без перчаток, без шарфика. Весна, говорит. Ага! — мужчина покосился в окно с осуждением, будто подозревал и солнце, и талый
