Наша жизнь с господином Гурджиевым - Фома де Гартман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Г-н де Зальцман сказал, что придёт к выступлению и поможет мне создать образ. Он просил меня взять костюм и уложить волосы в две длинные косы, как делают девушки в горах Баварии. Черепнин был очень добр и на всех репетициях всегда напоминал мне ни на что не обращать внимания на сцене. Только: «Обращайте внимание на мою палочку, на меня, дирижёра. Всегда могут быть ошибки, поэтому вам нужно следить за оркестром и моей палочкой».
Как я была ему благодарна! Во время представления дон Хосе в моей сцене с ним начал петь другие слова, не те, которые он пел на репетициях. Я быстро взглянула на Черепнина, он кивнул и улыбнулся, приглашая меня жестом спокойно продолжать, поэтому я вступила в свою партию так, как будто дона Хосе не существовало. Поскольку это был мой дебют в настоящей опере, я очень легко смущалась тем, что кто-то пел неправильные слова, и могла подумать, что ошибки делаю только я одна.
В перерыве Черепнин пришёл ко мне и сказал: «Сейчас, в последнем акте, вы одна – в горах, и вам не нужно заботиться о своём партнёре. Поэтому просто пойте, как вы чувствуете, а я буду сопровождать вас».
Когда я вышла на сцену в четвёртом акте, я увидела в конце зала чёрное пятно. Поскольку я знала, что никто из публики не был в чёрной шляпе, я поняла, что это г-н Гурджиев, который, возможно, очень мне помог. Однажды он мне сказал: «Если вы боитесь, только взгляните, и я буду там; пойте, и не думайте больше ни о ком в зале». Я на самом деле пела молитвы Микаэлы чудесно, преклоняя колени и, тихо взяв высокое «до», удерживая его очень долго, с чувством. Я получила неожиданный шквал аплодисментов.
Я пела Микаэлу ещё несколько раз, а также начала разучивать Джильду из «Риголетто».
Однако я была не совсем здорова и становилась всё слабее и слабее. Г-н де Зальцман отвёл меня к своему знакомому, хорошему доктору. Доктор сказал, что что-то не то с моими лёгкими, и если я сразу же не поеду в горный санаторий, он не отвечает за моё здоровье. Конечно, мы не могли себе позволить поехать в известный санаторий, находящийся в Австрии, поэтому я рассказала всё г-ну Гурджиеву, спрашивая его совета.
Г-н Гурджиев рекомендовал мне каждое утро есть сало, и попросил меня принести ему бутылку красного вина, которую он держал у себя несколько дней. Потом он сказал мне выпивать рюмку этого вина перед каждым приёмом пищи. Мне нужно было лежать на открытом воздухе на террасе, хотя на дворе стояла зима. Я лежала там каждый день, накрытая всеми одеялами, которые у нас были, с двенадцати до часу дня. Я делала всё, что требовал г-н Гурджиев, и через три недели мы с г-ном де Зальцманом снова отправились к тому же доктору. После того, как он меня осмотрел, он сказал, что очень рад, что я послушалась его и поехала в санаторий, так как в моих лёгких не осталось и следа инфекции. Я сказала ему, что никуда не ездила, но получала другое лечение и очень счастлива, что он порадовал меня такими результатами обследования.
За это время г-н Гурджиев нашёл большой зал, где начал проводить гимнастику и беседы. Он не разрешал мне делать гимнастику, опасаясь за моё здоровье; поэтому я была кассиром и собирала деньги от людей, которые приходили заниматься.
Моя деятельность начала расширяться. Я стал писать для газет. Моя первая статья посвящалась армянскому композитору Комитасу Вардапету[11], о котором я написал библиографический очерк и критический анализ его хоровой музыки и произведений для одного голоса. Позже я читал лекции о нём, как вступление к концертам его музыки. В этих концертах принимала участие и моя жена. Она даже разучила одну из его песен на армянском. Наша армянская ученица Лили Галумян научила мою жену произношению слов. Сами армяне не знали, какой у них есть чудесный композитор, и не осознавали места, которое он занял в их культуре.
Кроме армянской музыки, меня попросили поработать с грузинской музыкой, что я и делал два или три часа в день. Практически каждый вечер мы ужинали с директором Оперного театра, г-ном де Зальцманом и знатоком грузинской музыки. Было много разговоров про следующий сезон, где мне предстояло дирижировать несколькими представлениями, и наши дружеские отношения с директором театра укреплялись.
Вскоре г-н Гурджиев придумал для нас с женой другое задание. В начале июня нам нужно было поехать в Ереван, столицу Армении, чтобы дать несколько концертов. Мы смогли это организовать благодаря моей репутации среди армян и моей статье об их композиторе Комитасе. В этом проекте нам помогал Филиппович, инженер из Польши. Мы останавливались в его доме под конец экспедиции, и он пел на наших концертах в Сочи. Интерес Филипповича к г-ну Гурджиеву и его Работе привёл его в Тифлис, и он присоединился к нашей группе ненамного позже, чем приехали мы сами. Он тоже разучил несколько песен Комитаса и поехал с нами помочь организовывать концерты, а также петь в нескольких из них.
Путешествие на поезде сопровождалось множеством трудностей из-за недавнего окончания войны с турками. Железная дорога проходила через места, опустошённые отступающими армиями. Даже большинство сидений в пассажирских вагонах были сломаны. Мы брызгали пол дезинфицирующим средством, уничтожая вшей и других паразитов, которые переносили тиф.
Из-за нашествия турок армяне голодали. Президент Армянской республики Хатисов сказал мне, что еще месяцем ранее он сам видел на улицах сотни умирающих от голода людей. Однако к тому времени, как мы приехали, прибыла американская мука, и повсеместного голода больше не было. Несмотря на это, проходя через рыночную площадь, мы видели нескольких людей, сидящих как трупы, бездомных и голодных, ожидающих смерти.
Из-за отсутствия транспорта от вокзала до города Еревана нужно было идти пешком около двух вёрст. Не было и номеров в отеле. Здесь нас снова
