Музейный роман - Григорий Ряжский

Тем временем Николай, финально выдохнув, чуть изогнулся и просительно заглянул ей в глаза, в самую-пресамую глубинную точку зрячих яблок.

— Так вы чего, собственно, хотели-то, Коля? — Свой вопрос она задала, исключив эмоции и тем самым намереваясь привести его в чувство.

— Я это… уважаемая…

— Ева Александровна меня зовут.

— Ну да, конечно, спасибо, Ева Александровна… — невпопад промычал водитель и тут же затараторил, чтобы не выпустить из рук подлетевшую на миг птицу удачи: — Я… это, я хочу сказать, спросить в общем, а нельзя вам… мне, в смысле, для меня, чтобы обратно всё это отыграть, взад, ну, чтобы не уводил он, Серёга, я имею в виду, и не уходила она с ним, и чтоб всё как раньше, а? — И, замявшись на пару секунд, вновь энергично забормотал: — Я ж вижу, что ты… что вы, ну этот, как его, экстразнáхарша, в смысле, наверно, колдунья по-белому, или как там у вас… наследная ведьма из чёрных… или кто? А шланги я уж сам глянул; и то правда ваша, давно не обследовал тормозную систему, а заодно тормозухи волью по самое горлó, у меня ещё в гараже осталось с того разá.

И снова изогнулся, вглядываясь в незвано пришлую госпожу удачу.

— Вам нужно с Галей вашей хорошо поговорить, — спокойно отозвалась Ева и мягко высвободила руку. — Всё возможно, но нужно разговаривать, понимаете, Коля? Просто люди должны разговаривать друг с другом, доброжелательно и без истерик, и тогда многое делается понятным обоим, если, конечно, есть ещё остатки прошлого чувства.

— Да, да, да, это вы правы, Ева Александровна! — быстро затараторил Коля и энергично закивал головой. — Есть они, есть у нас, зуб даю! — И тут же наглядно продемонстрировал наличие такого остатка, дёрнув сложенными в кольцо большим и указательным пальцем за правый боковой клык. — Но только… может, вы заместо меня, а? У вас получится, я знаю, — вы ж добрая и зла не желаете никому, ага? Я же сразу по вам же самой всё про вас же и понял, как только подошли ко мне с палочкой своей, а я и подумал, что вот эта вот девушка самое оно и есть, куда ни глянь.

После такого мутнословного винегрета дальнейшее обсуждение было непродуктивным. Ева поняла это, как и то, что Николай победил. И согласилась, чтобы не способствовать отказом очередной истерике обделённого взаимностью таксиста, задержавшегося в устойчивом кризисе среднего возраста.

— Хорошо, я поговорю с ней. Но только прямо сейчас, а то мне ещё на ночь устраиваться. — И, глянув на часы, коротко распорядилась: — Везите.

Они подкатили к окраинной пятиэтажке с рыжими подтёками вдоль межпанельных стыков по фасаду, и на этот раз Николай угодливо помог ей выйти. Этаж был первый, и в отсутствие лифта этот факт как нельзя лучше устраивал вольную путешественницу. Приключение, завязавшееся с самого утра, продолжалось в нелепейшем из вариантов. Но отчего-то Еве не становилось от этого неприятно. Равно как и ничтожность всей истории, в какую вовлёк её случайный возила, тоже отчего-то не вызывала в душе её нужного отвращения.

Николай открыл, они зашли. Он принял от неё верхнюю одежду, выдал тапки. Рядом, извиваясь всем корпусом, подпрыгивал счастливейший лабрадор.

— Привет, Тимофей! — Ева кивнула собаке и погладила её за ухом.

— Место! — жёстко скомандовал хозяин, давая понять, что на этот раз всё серьёзно и не до сантиментов.

Пёс разочарованно ушмыгнул в глубину малогабаритной трёшки и уже оттуда пару раз слабо и просительно тявкнул, рассчитывая на пересмотр хозяйской позиции. Однако место его на этот раз заняла хозяйка. Она удивлённо уставилась на хромую гостью, после чего вопросительно глянула на мужа.

— Сейчас скажу, — отмахнулся тот, — дай разуться.

— Не надо, Коля, — поправила его Ева Александровна, — я сама. Так будет лучше. — И обратилась к жене: — Здравствуйте, Галя. Быть может, нам лучше пройти в комнату и поговорить с глазу на глаз? Меня зовут Ева, я вас долго не задержу, поверьте.

Та недоверчиво махнула головой и, отложив кухонную тряпку, вытерла руки о передник. Не то чтобы она была заметно смущена, но в глазах её явно читалась смесь лёгкого удивления, дежурного недоверия и тяжёлого подозрения. Однако в любом случае то был убедительный знак к подчинению этой странной, приятно молодого вида хромоногой визитёрше.

Они зашли в дальнюю глухую комнатёнку, которой завершался коридор, после чего хозяйка молча указала Ивановой на стул. Странное дело — стул этот, ольховый, местами ободранный, явно примыкал к стилю модерн, он же ар-нуво, начала двадцатого века. Этого Ева Александровна уже не могла не знать после того, как надёжно присоединилась к ценителям авангарда, безусловно смежившегося с эстетикой русского модерна того же периода. Ещё более удивительным на фоне этой единственной культурной детали выглядело всё остальное мебельное, нашедшее место в убогом жилье Николая и Галины, — разнобойно-советское и остаточно-румынское. Стул же был Царь горы. Прямые, сдержанные формы, ни малейшего финтифлюшества, спинка, гордая и идеально прямая, на треть была обита кожей, на треть — мебельным гобеленом. И лишь оставшаяся треть несла собою часть разрешённой стилем воздушности, состоя из трёх вертикальных ольховых стоек и двух таких же поперечин. Последний штрих — овальная перемычка была плотно обжата тонким латунным листом. Периметр спинки был пробит латунными же гвоздиками с широкой округлой шляпкой, что добавляло изделию строгости и благородства. И это было обычное рядовое чудо.

— Это у вас откуда, Галя? — вежливо поинтересовалась Ева, указав на стул.

— А-а! — Та равнодушно отмахнулась. — Нинка с помойки приволокла, дочка, ещё при детстве своём. Колька выкинуть хотел, сказал, чучело гороховое, а не седалище, я не дала, что-то мне в нём после по душе пришлось, хоть и нелепый, как кубик-рубик какой-нить, но вроде как уже и прикипела к нему, не дала унести, хоть и шаткий.

«Получится у нас… — решила для себя Ева, — не такая и сволочь, есть в ней человеческое, просто запуталась и не дала себе шанса распутаться…»

— А вы кто такая вообще? — внезапно опомнившись, вдруг справилась Галина. — По какому вопросу? Если из санэпидемии, то мы не подписывали, это верхние скандалят с вами, и вообще, у нас крысы не подвальные, а чердачные, так что это больше к ним, чем к нам.

— Галюша, послушайте меня, пожалуйста, — тихо произнесла Ева, пропустив мимо ушей версию своего появления в доме возилы, — у вас есть полный шанс сохранить семью и вашу с Николаем прошлую любовь, я это вижу, вы уж мне поверьте. Поэтому я здесь… — И, не дав себя прервать, тут же продолжила: — Сергей ваш, как бы вам это объяснить, он в общем человек неплохой и даже в каком-то смысле очень приятный, но он мужчина чрезвычайно слабый. Это он в Чечне героем был, а в миру, на гражданке, остался таким, как был всегда, — робким и недалёким. Он и вас, я вижу, вовлёк в эту связь не из-за особого чувства к вам, а лишь по причине, что не умеет, просто совсем не умеет найти себе женщину. Никакую, никогда. Вы же ему, Галя, первой, по сути, подали знак, вам-то хотелось всего лишь посторонней ласки, ещё одного лишнего доброго слова и всё такое, а он решил: нашёл, что искал. И стал настойчиво домогаться вас и добиваться уже нешуточно. Вы и поплыли. Тем более что Николай ваш вечно на извозе, а этот соблазн — вот он, рядом. Ну и пошло…

Галина слушала, выбрав щербину на паркетной доске и сверля её потемневшими от гнева глазами. В этот момент было даже неинтересно, откуда эта хромая шалава вызнала про их связь с Серёгой. Нужней теперь было просто слушать эту чокнутую прихожанку дальше, потому что на первый план уже отчаянно просилась новая версия собственной жизни. Тем временем эта посторонняя Ева, не давая Колиной супруге роздыха, продолжала давить на мозг, подавляя волю очередным неоспоримым доводом.

— Ну сами смотрите, Галь, при отсутствии истинной любви супружеская связь продлится до точки следующего соприкосновения вашего Сергея с другой милой дамой, чуть-чуть излишне откровенно моргнувшей в его холостую сторону. И уверяю вас: его снова разберёт по самые ключицы, он ведь таким образом просто компенсирует предыдущую жизнь, все простойные годы свои, бессознательно собирает недобранное. И, поняв это, начнёт перебирать уже прицельно, сравнивая и пробуя ещё и ещё. Сергей не прошёл путь нормального мужчины, ваша же незадача в том, что вы стали первой в его поиске, открыв собою список невольных жертв. Притом что ничего, как говорится, личного, чистый фрейдистский комплекс, хорошо описанный наукой.

Она не знала, разумеется, описан или нет, но сам случай был настолько ясен, цветная картинка шла столь прозрачно, устойчиво и фокусно, что нужные слова для подходящего делу вердикта подбирались сами. И выплескивались на Галину, пронзая ей голову насквозь. И кажется, необратимо.

Галя подняла глаза на гостью, выдавила спекшимися губами: