Спарринг- партнеры - Гришэм Джон

– Подожди, скоро ты все увидишь.

Залы судебных заседаний опустели, все – адвокаты, судьи, присяжные, стороны конфликтов, судебные приставы – отправились на ланч. Большой холл на главном этаже здания суда тоже обезлюдел. Это был длинный помпезный коридор, по одну сторону которого располагались залы заседаний, по другую – высокие окна с витражами. Стены были увешаны портретами прославленных судей города, сплошь чопорных белых мужчин в годах. Все до одного лица были холодны. Вдоль стен тянулись старые истертые скамьи, перемежаемые бронзовыми и гранитными бюстами губернаторов, сенаторов и политиков помельче – тоже исключительно белых.

На скамье в конце коридора, почти спрятавшись и явно никому не желая мозолить глаза, устроилась для перекуса семья Брустер. Утыканный трубками Трей спал в инвалидном кресле. Его мать аккуратно выбрала одну трубку и стала вводить в нее шприцем питательную смесь. Потом она спрятала шприц. Рядом с ней сидел мистер Брустер, смотревший, как всегда, вниз, в одну точку, а весь его облик, казалось, был живым воплощением сокрушительного поражения.

Миссис Брустер достала из большой сумки два маленьких сандвича в фольге и две бутылки с водой – обед бедных людей.

Рядом с ними раздвинулись двери лифта, из него вышли Лютер Банкрофт и его помощник, оба с толстыми портфелями. Они одновременно увидели семейство Брустеров, утоляющее голод, и чуть не перешли на бег, устремляясь от них прочь по длинному коридору. Брустеры их даже не заметили.

Остановившись в дверях, помощник сказал:

– Знаешь, Лютер, еще не поздно пойти на мировую. Давай позвоним в «Гейтлейн», добудем для этих бедняков хотя бы немного денег.

Банкрофт поморщился.

– Вчера мы попытались, и что? Маллой послал нас куда подальше.

– Знаю, знаю. Но ты представь, какими раздавленными они уйдут отсюда ни с чем.

– Уже чуешь нашу победу?

– Да. Маллой пожадничал и настроил против себя присяжных. Это было видно по их глазам. – Он кивнул в сторону сгорбленных фигурок Брустеров в конце коридора. – Но эти-то ни в чем не виноваты. Пусть получат миллион, это хотя бы частично покроет их рас– ходы.

Банкрофту идея не понравилась.

– Все деньги заграбастает Маллой. Эти бедняги не получат ни цента.

– Давай поступим по справедливости, Лютер.

– Ты меня удивляешь! Суд есть суд, с каких пор мы стали борцами за справедливость? Кто-то выигрывает, кто-то проигрывает, вот и давай надерем Маллою задницу. Встряхнись, старина! Это жестокая борьба, здесь не место для сантиментов.

Банкрофт заторопился дальше, его помощник еще раз оглянулся на Брустеров и последовал за ним.

Брустеры доели сандвичи. Они жили в своем собственном мире, им не было дела до разговоров юристов.

Расти поднял бутылку шампанского, намереваясь долить бокалы, но все отказались. Поэтому он еще раз долил лишь свой.

Рядом с их столиком остановился Рокко.

– Десерт, мистер Маллой? Сегодня особенно удался ваш любимый шоколадный мусс. Объедение!

Бен схватил свой вибрирующий телефон и уставился на него.

– Это судебный клерк. У присяжных готов вердикт.

Десерт был мгновенно забыт. Четверка переглянулась.

– Извини, Рокко, – сказал Расти, – нам пора обратно в суд. Присяжные готовы.

– Прекрасно, я принесу счет.

Расти оглядел свою команду.

– Быстро они, да?

Все нервно переглянулись, и это говорило обо всем лучше любых слов.

Через полчаса они уже сидели за столом истцов, близко к Брустерам. Открылась дверь, судебный пристав пригласил присяжных занять их скамью. Ни один, усаживаясь, не посмел взглянуть на истцов и на их адвокатов.

Судья придвинул к себе микрофон и спросил:

– Леди и джентльмены присяжные заседатели, вы вынесли вердикт?

Старшина жюри поднялся с места.

– Да, ваша честь. – Он протянул лист бумаги приставу, и тот, не глядя, передал его судье.

Судья прочитал вердикт про себя, не меняя выражения лица, и неторопливо произнес:

– Вердикт отвечает всем требованиям. Он вынесен единогласно, и в нем сказано: «Присяжные выносит решение в пользу ответчика, больницы «Гейтлейн».

Несколько секунд зал суда молчал, потом миссис Брустер буквально упала на руки мужу. Расти зажмурился, пытаясь примириться с катастрофой. Затем он посмотрел на присяжных. Как же ему сейчас хотелось их поколотить!

– Стороны имеют тридцать дней на подачу ходатайств. Еще раз благодарю вас за труд, леди и джентльмены присяжные заседатели. Вы свободны. Заседание суда окончено.

Он ударил молоточком и покинул зал.

Кирк стоял у окна и, уперев руки в бока, смотрел через стекло невидящим взглядом, не произнося ни звука. Дианта сидела в кожаном кресле и не сводила взгляда со своего телефона, как будто дурные вести могли каким-то образом превратиться в добрые.

– Еще двести тысяч долларов псу под хвост, – пробормотал Кирк. – Нам не по карману его карьера адвоката высокого полета.

– Нельзя пускать его в зал суда, – поддержала его Дианта.

– В этой адвокатской фирме ему тоже не место. Есть какие-нибудь предложения?

– Остается только убить его.

– Мне это тоже пришло в голову.

Кирк отвернулся от окна и, подойдя к столу, рухнул в свое вращающееся кресло. Его переполняло отвращение. Взглянув на Дианту, он спросил:

– Когда у него следующий процесс?

– Не знаю, надо посмотреть в ежедневнике. Надеюсь, пройдут долгие годы.

– Если он продолжит проигрывать с такой скоростью, то ни один адвокат стороны ответчиков не предложит ему больше и цента отступного. Ты бы предложила?

– Не знаю, как я поступила бы, Кирк. Честно, не знаю. Здесь уже ничто не поддается контролю.

– Может, и так, но завтра, навещая старика, ты уж изволь создать у него позитивный настрой.

– Он далеко не глупец. Так и быть, Кирк, завтра я его навещу, но учти, это первый и последний раз. Вы сами, ты и Расти, навещайте в тюрьме своего папашу. Нечего взваливать это на меня, так нечестно.

– Я это понимаю.

– Да неужели? – Она встала и молча вышла. Шагая по коридору через крыло Кирка, она ловила на себе взгляды сотрудников. Все уже успели узнать, что Расти провалился с еще одним жюри присяжных. Такие новости всегда распространяются за считаные минуты. В крыле Расти настроение должно было быть вообще похоронным.

Дианте хотелось от всего этого отгородиться. Ее стол был завален бумагами, телефон звонил не переставая, но ей нужно было где-нибудь спрятаться хотя бы на насколько минут. Войдя в лифт, она нажала кнопку седьмого этажа. Двери закрылись, и она, закрыв глаза, сделала глубокий вдох. Лифт проезжал этаж за этажом, звеня колокольчиком. Первые три этажа были территорией Маллоев, на четвертом располагалась риелторская компания, на пятом – архитекторы и бухгалтеры. По мере подъема, с удалением от адвокатской фирмы, воздух становился чище, напряжение спадало. Тесные офисы на седьмом этаже сдавались инженерам-проектировщикам, страховым агентам и прочим специалистам, часто менявшим адреса.

В конце длинного коридора находилась контора Стюарта Брума, бухгалтера без лицензии, ведавшего счетами «Маллой энд Маллой». Старина Стю предпочитал седьмой этаж, чтобы быть как можно дальше от остальных кабинетов фирмы. Он был еще не стар, но двигался по-старчески. В свои шестьдесят два он имел вечно растрепанную седую шевелюру, кустистые седые брови и чрезвычайно морщинистый лоб, отчего ему легко можно было дать лет на двадцать больше. Рослый, но сутулый, он работал, стоя на неподвижной беговой дорожке. Кто-то должен был бы намекнуть Стю, что дорожку стоит иногда включать, чтобы он мог избавляться от лишних калорий, но подобных доброхотов не находилось, так что Стю уже не одно десятилетие добавлял каждый год по пять фунтов к своему весу. Теперь, с брюшком и сгорбленной спиной, его фигуру никак нельзя было счесть образцовой, и он силился скрыть ее несовершенства под огромным черным блейзером, который никогда не снимал. Стю ежедневно поднимался к себе на седьмой этаж в этом блейзере и белой рубашке, в одном и том же черном галстуке, в неизменных черных брюках и нечищеных черных ботинках.