Монах - Мэтью Грегори Льюис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Учтя этот совет, я решил увезти мою возлюбленную и спрятать ее до получения буллы в поместье кардинала-герцога. Он одобрил эту идею и заверил меня, что готов дать приют беглянке. Затем я устроил тайное похищение нового садовника обители святой Клары: его держали взаперти в моем доме, а я таким образом завладел ключом от садовой калитки. Теперь мне оставалось лишь подготовить Агнес к побегу. Именно об этом шла речь в письме, которое я принес сегодня вечером, как вы видели. Я сообщил ей, что буду готов забрать ее завтра в полночь, что у меня есть ключ от сада и она может рассчитывать на скорое избавление.
Мое долгое повествование подошло к концу. Теперь вы знаете все, Лоренцо. Нечего мне добавить в свое оправдание, но намерения мои относительно вашей сестры всегда были самыми уважительными, и с самого начала, и ныне я хочу, чтобы она стала моей женой; и я верю, что вы не только простите нам кратковременное отступление от добродетели, но и поможете загладить мои ошибки и восстановить как законное положение Агнес, так и покой в ее сердце.
Глава V
О вы! Тщеславье гонит вас в поход безумный
За славой, ободрив хвалою шумной.
Как переменчив ветр, несущий вас!
То вниз потянет, то взнесет на час.
Искатель славы беспокойно спит:
Одним порывом вознесен, другим разбит.
Поуп Александр (1688–1744)
Лоренцо погрузился в долгое раздумье, но наконец, взяв маркиза за руку, заговорил:
– Раймонд, строго следуя правилам чести, я должен был бы смыть пятно с нашего родового имени вашей кровью; но необычайные обстоятельства не дают мне оснований считать вас врагом. Искушение было слишком велико, непреодолимо. А причиной всех несчастий стали предрассудки моих родных, и они более виновны, чем вы и Агнес. Что случилось, нельзя вернуть, но можно исправить, заключив союз между вами и моей сестрой. Вы всегда были, вы и сейчас остаетесь самым дорогим, по сути, единственным моим другом. Агнес я искренне люблю и никому не отдал бы ее с такой радостью, как вам. Итак, следуйте своему замыслу. Завтра ночью я пойду с вами и сам отвезу ее в дом кардинала. Мое присутствие оправдает ее поступок и избавит от порицаний за бегство из обители.
Маркиз горячо благодарил друга. Лоренцо еще обрадовал его тем, что ожидать новых подлостей от доньи Родольфы теперь не нужно. Уже пять месяцев тому назад от чрезмерного раздражения у нее случился разрыв кровеносного сосуда, и спустя несколько часов она скончалась.
Теперь он мог заговорить о делах Антонии. Маркиза весьма удивило появление новой родственницы. Его отец унес ненависть к Эльвире с собой в могилу и никогда словом не обмолвился о том, что ему известна судьба вдовы старшего сына. Дон Раймонд заверил друга, что тот не ошибся: он охотно признает невестку и ее любезную дочь. Приготовления к бегству не позволяли ему наведаться к ним на следующий день; но он попросил Лоренцо рассказать Эльвире о своем дружеском расположении и снабдить ее любой суммой с его счета, какая ей может понадобиться. Лоренцо обещал сделать это, как только узнает, где она живет. Попрощавшись со своим будущим братом, он вернулся во дворец Медина.
* * *
Уже близился рассвет, когда маркиз удалился в свою спальню. Еще вечером, понимая, что беседа с другом займет несколько часов, и не желая, чтобы его прерывали, он велел слугам идти спать, не дожидаясь его; поэтому он удивился, обнаружив в прихожей Теодора. Паж сидел у стола с пером в руке и был так поглощен своим занятием, что не заметил господина. Маркиз постоял, наблюдая за ним. Теодор написал пару строк, застыл, вычеркнул часть написанного; написал что-то еще и улыбнулся, видимо, весьма довольный результатом. Наконец он отбросил перо, вскочил со стула и весело хлопнул в ладоши.
– Вот оно! – воскликнул он. – Теперь они очаровательны!
Его восторги прервал смех маркиза, догадавшегося, чем он занят.
– Что очаровательно, Теодор?
Мальчик вздрогнул, обернулся, покраснел и, подбежав к столу, поспешно спрятал исписанный лист.
– Ох, сударь, я не знал, что вы здесь! Чем могу быть вам полезен? Лукас уже ушел спать.
– Я последую его примеру, когда выскажу свое мнение о твоих стихах.
– О моих стихах, сударь?
– Ну а что же еще могло заставить тебя бодрствовать до зари? Где они, Теодор? Я хотел бы увидеть твое творение.
Щеки Теодора покрыл еще более густой румянец: он мечтал показать свои достижения, но хотел, чтобы его об этом попросили.
– Право, сударь, они не стоят вашего внимания…
– Не стоят, хотя ты назвал их очаровательными? Полно, полно, давай проверим, совпадут ли наши оценки. Не бойся, я буду снисходительным критиком.
Мальчик достал листок с притворной неохотой; но в его темных выразительных глазах мелькнуло удовлетворение, признак детского тщеславия. Маркиз улыбнулся, заметив, что начинающий поэт не научился еще скрывать свои чувства. Он уселся на диван и стал читать.
Любовь и старость[19]
Темнела ночь. За дверью ветр бесился.
Анакреон, годами стар, угрюмо
Пред очагом теплеющим склонился,
В молчанье погружен, охвачен думой.
Внезапно имя слышит он свое —
Се Купидон вступил в его жилье.
– Как, это ты? – вскричал сердито старец,
И гнев окрасил бледные морщины.
– Неужто хочешь заново заставить
Пылать огнем угасшие руины?
Напрасно, мальчик, ныне я уж стар,
Не разгорится вновь в душе пожар.
Что ищешь ты в унылой сей пустыне?
Здесь не цветут цветы, не слышно смеха.
Под снегом спят бесплодные равнины,
И твой призыв – лишь зряшная помеха.
Здесь возраст правит мной, и он один
Учитель мой и строгий господин.
Ищи себе волнующую младость,
Сны Хлои возмущай запретным чувством,
Селине обещай земную радость,
Дамона грудь пронзай своим искусством
И девственниц, к твоим стрела́м готовых,
Заковывай в любовные оковы.
Я ж не питаю праздные надежды,
Я мудрым стал, но не забыл обиды,
Когда, тебе поверив, в жизни прежней
Я страстным взором Юлию увидел,
Что обещала нежную любовь,
Но принесла лишь ревность, ложь и боль.
Лети же прочь, предатель своевольный!
Лукавству твоему
