Война в Зазеркалье - Джон Ле Карре

– Богом клянусь, нет пистолета лучше этого, – повторял он. – Взять хотя бы размеры. На континенте не делают ничего подобного. А что до женских пистолетиков, то они похожи на женские автомобили. Прислушайся к моему мнению, Джон, ничто не сравнится с три-восемь.

– Теперь их называют девятимиллиметровыми, – всякий раз педантично напоминал Эвери.

Неприязнь Лейсера к посторонним достигла кульминации, когда неожиданно приехал Хайд из Цирка. То утро вообще не задалось. Лейсеру было поручено выполнить задание на время: зашифровать и передать сорок групп. Его спальня и комната Джонсона превратились теперь в единый центр, откуда за закрытыми дверями передавались и принимались радиограммы. Джонсон научил его ряду общепринятых международных сигналов. QRJ – не слышу тебя; сигнал слишком слаб. QRW – отправляй на более высокой скорости. QSD – твой почерк неразборчив. QSM – повтори последнее сообщение. QSZ – передай каждое слово дважды. QRU – у меня нет для тебя новостей. В тот день, по мере того как Лейсер начал лепить все больше ошибок, Джонсон добавил масла в огонь своими критическими замечаниями. В результате, исходя злобными криками, Лейсер скатился вниз по лестнице к Эвери. Джонсон спустился следом.

– Нельзя вот так просто бросать работу. Нужно завершить начатое.

– Отстань от меня.

– Но послушайте, Фред. Вы все сделали неверно. Я четко попросил вас передать количество групп до того, как вы начнете отправлять сообщение. Разве трудно запомнить такую простую вещь? Или у вас…

– Сказал же, отвяжись от меня! – Лейсер хотел добавить что-то еще, но раздался звонок в дверь. Это был Хайд. Он привез с собой помощника, который все время сосал какие-то таблетки, опасаясь простудиться.

За обедом магнитофон они не прослушивали. Гости сидели рядом и ели с таким мрачным видом, словно им каждый день приходилось поглощать одну и ту же пищу ради получения необходимого количества калорий. Хайд был тощим смуглым мужчиной, абсолютно лишенным чувства юмора, и напомнил Эвери Сазерленда. Он приехал с целью превратить Лейсера в другого человека. При нем были бумаги, на которых нужно было поставить подпись, удостоверения личности, разного рода карточки для получения продуктов, водительские права, разрешение на въезд в приграничную полосу, но только в пределах определенной зоны, а в чемодане даже лежала какая-то старая рубашка. После обеда он выложил все это на стол, пока его помощник, оказавшийся фотографом, готовил к работе камеру.

Они надели на Лейсера заношенную рубашку и сняли его лицо так, чтобы были видны оба уха, как принято в Германии, а потом повели подписывать бумаги. Лейсер заметно нервничал.

– Мы дадим вам фамилию Фрейсер, – заявил Хайд не допускавшим возражений тоном.

– Фрейсер? Но это очень похоже на мою настоящую фамилию.

– В том-то и смысл. Так распорядились ваши люди. Чтобы легче было расписываться и исключалась возможность ошибок и оговорок. Вам лучше попрактиковаться, прежде чем начнете ставить подписи.

– Но я хочу другую фамилию. Совершенно другую.

– Полагаю, нам придется остановиться на Фрейсере, – ответил Хайд. – Решение об этом принималось на высоком уровне. – Он принадлежал к числу людей, часто прибегавших в речи к страдательному залогу.

Повисло неловкое молчание.

– Я хочу другую. Мне не нравится Фрейсер. Ее надо изменить. – Лейсеру не нравился и сам Хайд, причем он явно собирался заявить об этом вслух секунд через тридцать.

Холдейну пришлось вмешаться.

– Вы обязаны подчиняться приказам. Департамент сделал выбор. И речи быть не может о том, чтобы вносить изменения в план на этом этапе.

Лейсер побледнел как полотно.

– Значит, им придется их внести, будь все трижды неладно! Я хочу другую фамилию, вот и все. Господи, это же всего лишь мелочь, пустяк, верно? Я не прошу ничего другого: только нормальную фамилию, а не исковерканную версию моей собственной.

– Это не более чем тренировка, – заметил Хайд, – или я чего-то не понимаю?

– А вам и не нужно ничего понимать! Просто измените ее, только и всего. Кем вы себя возомнили? Являетесь сюда и начинаете мной командовать!

– Мне придется позвонить в Лондон, – сказал Холдейн и поднялся наверх. Переминаясь с ноги на ногу, всем пришлось ждать его возвращения.

– Хартбек вас устроит? – спросил Холдейн. В его голосе звучал откровенный сарказм.

Лейсер мгновенно заулыбался.

– Хартбек? Да, это подойдет. – Он развел руки в извиняющемся жесте. – Хартбек прекрасно подойдет.

Лейсер минут десять тренировался, а потом поставил подпись на документах, каждый раз добавляя небольшую завитушку, словно перо наткнулось на покрытый пылью участок бумаги. Хайд прочел ему лекцию об использовании документов. На это ушло продолжительное время. На данный момент в Восточной Германии карточной системы как таковой больше не существовало, объяснил Хайд, но ее заменила система прикрепления населения к конкретным продуктовым магазинам, которые выдавали свои сертификаты. Он обрисовал принципы выдачи разрешений на перемещения и обстоятельства, при которых они требовались, долго распространялся о том, что Лейсер обязан сам предъявлять свое удостоверение личности, не дожидаясь просьбы об этом, если ему нужно будет приобрести железнодорожный билет или снять номер в гостинице. Лейсер снова вступил с ним в спор, и Холдейн попытался на этом закончить их встречу. Хайд не обратил на него никакого внимания. Он терпеливо закончил, кивнул всем присутствующим и удалился вместе с ассистентом, тщательно уложив в чемодан старую рубашку как ценную часть своего рабочего снаряжения.

Нежданный взрыв темперамента Лейсера вызвал у Холдейна тревогу. Он снова позвонил в Лондон и попросил своего помощника Гладстона проверить досье Лейсера и выяснить, не содержится ли в нем каким-то образом фамилия Фрейсер. Были проверены все бумаги, но поиск не дал результатов. Когда Эвери заметил, что Холдейн придает слишком большое значение мелкому инциденту, тот покачал головой.

– Когда речь идет о «втором дыхании», мелочей не бывает.

После визита Хайда Лейсера стали ежедневно натаскивать на подробностях его «легенды». Шаг за шагом он сам, Эвери и Холдейн неустанно конструировали прошлое человека по фамилии Хартбек, подбирая ему род занятий, вкусы, привычки, обдумывая, какой могли быть его интимная жизнь и возможный круг друзей. Вместе они создавали мельчайшие черты личности придуманного ими мужчины, наделяя его свойствами и навыками, которых у самого Лейсера не было и в помине.

Примчался Вудфорд с новостями из департамента.

– Директор справляется потрясающе. – Он говорил так, словно Леклерку приходилось бороться с опасной болезнью. – Мы отправляемся в Любек ровно через неделю. Джимми Гортон общался с западногерманскими пограничниками. По его словам, на них можно положиться. Они подобрали для нас место перехода, а мы сняли фермерский дом на окраине города. Джимми распускает слухи, что туда скоро приедет группа ученых, чтобы отдохнуть в тишине и подышать свежим воздухом.

Холдейну он доверительно сообщил:

– Департамент проводит великолепную работу. Все как один. А какой царит боевой дух, Адриан! Никто и не думает смотреть на часы. Без различия в чинах. Деннисон, Сэндфорд… Мы все – единая команда. Знал бы ты, какой бой Кларки дал министерству по поводу пенсии для бедной вдовы Тейлора! Как тут дела с «Майской мушкой»? – спросил он, понизив голос.

– Все в порядке. Работает наверху с передатчиком.

– Никаких больше нервишек? Срывов, капризов?

– Насколько я знаю, никаких, – ответил Холдейн так, словно заведомо не мог владеть всей информацией.

– Быть может, в нем кровь играет? Иногда им как раз в такой момент требуется девица для разрядки.

Вудфорд привез рисунки советских ракет, которые чертежники министерства сделали с фотографий из аналитического отдела, увеличенные до размера фут на три и тщательно наклеенные на куски картона. На некоторых стоял штамп повышенной секретности. Отдельные части были помечены стрелками с пояснениями, которые читались удивительно по-детски: крыло, конус, топливный бак, боеголовка. Рядом с каждой ракетой была изображена фигурка, похожая на пингвина в летном шлеме, с подписью «средний рост человека». Вудфорд расставил картинки по комнате, словно это были его собственные произведения искусства. Эвери и Холдейн молча наблюдали за ним.

– Он сможет рассмотреть это после обеда, – сказал Холдейн. – А пока сложи их снова в папку.

– Еще я привез фильм, чтобы дать ему дополнительную информацию. Запуски, перевозка, сведения о разрушающей способности. Директор подчеркнул необходимость хорошенько растолковать ему, какой силой обладают эти штуковины. Так сказать, вколоть ему адреналина.

– Ему не требуются дополнительные инъекции, – возразил Эвери.

Вудфорд вдруг вспомнил еще нечто важное.