Б/У или любовь сумасшедших - Трифонова Ольга

— Да. «Верный Руслан».

— Так о чем я… Ай! Глупый старик. Я ведь приготовил для вас рекомендательные письма в Стокгольм, в Лондон, в Бретань.

Ирина замерла.

— В Стокгольме пустует квартира моего ученика. Он монах и почти весь год работает в Сомали — гуманитарная помощь, в Лондоне — наследница Кочубеев, работает у матери Терезы, немного глуповата, как все Кочубеи, но человек добрейший. А в Бретани — месье Фюмиз, он был послом во многих славянских странах, у него замок, место вам найдется.

— Вам кажется, что мне понадобится место?

— Да. И уже очень скоро. В детстве я непонятно почему сделал ужасную вещь. Из любопытства. Я пожелал смерти жалкому чиновнику, уцепившемуся за поручень вагона. Поезд набирал скорость, и я, маленький мерзавец, повторял про себя: «Отпусти, отпусти руку». И он отпустил. Не стану рассказывать, что я увидел и что почувствовал. Это только мое, на всю жизнь. Но умение угадывать, когда надо вскочить в вагон, осталось. Вам надо вскочить в вагон. В следующий.

Этого разговора она, конечно, Патриции не пересказала. Не рассказала и другого. Возвращаясь от Володи, она решила добираться эсбаном[11] номер три домой. Немного длиннее, с пересадкой, потом от Мексикоплатц автобусом, но за все эти маленькие неудобства путешествие через Грюневальд одаривало волшебством вечернего леса, мерцающими огоньками домов среди деревьев и редкими фонарями лесных дорожек. Казалось, как в далекой молодости едешь после работы на дачу в Абрамцево, мимо всех этих Тайнинок, Тарасовок, Пушкино…

На заплеванной, еще по-гэдээровски запущенной Фридрихштрассе она поменяла убан[12] на третью линию эсбана.

Путешествие началось. Оно выполняло все свои обещания, пока на маленькой, совершенно пустынной платформе в вагон не вошел человек. Они были только вдвоем в вагоне. А может быть, и во всем поезде, и как тогда, в серебристом вагоне, идущем ночью из Нью-Джерси, она почувствовала ледяной сквозняк опасности.

Мужчина был странно одет. Все платье в стойких занятостях от долгого лежания профессионально сложенной одежды. Как на армейских или… больничных складах. Она взглянула на его лицо и поняла, что это зомби. Лицо Сашиного «дружка» из проходной института. Те же эмалевые неподвижные глаза, чуть кривой рот, серая кожа. И тот был немцем! Поэтому они похожи. Она уже знала, что движения жертвы опаснее, чем состояние покоя.

Зомби резко реагируют на движения даже без сигнала. Двери здесь, в отличие от московского метро и электричек, нужно, нажав кнопку, раздвинуть самой. Вот здесь и ждет погибель. Одна надежда — кто-то войдет. Она ощущала, как передаются зомби токи ее смятения и ужаса. Он даже начал» гуть вибрировать в ее поле.

Последняя станция — кажется, Ванзее. Там никто не может войти. Точка. Конец. Там глушь и рядом озеро. «Володя! Помоги мне!» И чудо свершилось. На Николасаллее дверь раскрыла фея в голубом кринолине и белых туфельках, юное создание, собравшееся на вечеринку в недорогой ресторанчик Потсдама.

Ирина одним рывком подскочила к двери и, вцепившись в грудь девушки, с бормотаниями «энтшульдигэн биттэ», оттолкнула ее от вагона. На нее с чисто вымытого розового личика с ужасом смотрели небесные глаза Гретхен. Металлический голос пробурчал, что поезд отправляется. Двери сомкнулись. Зомби, распластав руки по стеклу и чуть откинув назад голову, смотрел на них остановившимся взглядом. Девочка поняла, что в вагоне убийца.

— Там у входа полицейские с собакой, вы должны сообщить, — с немецким хладнокровием посоветовала она.

— Обязательно, — заверила ее Ирина. — А вы никогда не садитесь в пустой вагон.

— Но там же были вы, — удивилась девочка.

* * *

Когда Наталья ушла ужинать, не дождавшись «копуши-клуши», как раздраженно бросила она Ирине, возящейся с оторванным ремешком сандалии, Ирина защелкнула замок двери, вынула из сумки элегантное портмоне — свою добычу. В пластиковых кармашках лежали, посвечивая зеленым, золотым, синим, твердые карточки с выпуклыми шестизначными номерами. Ирина вытащила одну наугад: «American Automobile Association»[13] — было написано вверху, — и символ: три больших «А».

В другой половине лежала толстая, узкая, нарядная книжечка авиакомпании «Дельта». Ирина открыла обложку. «Roundtrip»[14] — надпись на первой странице, потом пункт назначения — Лондон. Промежуточными были указаны Берлин, Берн, Мадрид и Париж. Конечный — Нью-Йорк, Джи-эф-кей.

Была еще зелененькая книжечка автомобильных прав, запрессованная в плотный пластик карточка с фотографией гладко причесанной женщины. Ирина подошла к зеркалу, ухватила волосы на затылке, повторяя прическу незнакомки, и замерла. Они были не то чтобы похожи, но то, что называется, один тип. Высокие скулы, широкие брови, большие глаза.

«Ничего себе подарочек, — растерянно пробормотала она, — что с этим делать?»

Той дневной уверенности, что эта страна для нее, после прогулки по Вашингтон-скверу уже не было.

Ирина спрятала портмоне под картонное дно своей сумки-саквояжа и пошла на ужин.

Вылет в Сан-Франциско был назначен на шесть утра. Бледная после сна Наталья проворчала:

— Тебе говорили, что ты похрапываешь?

— Нет, — растерянно ответила Ирина.

— Так вот я тебе это говорю. Старайся спать с мужчинами в разных комнатах или вообще не спать… если хватает сил.

«Она меня достанет. Вот так и будет шпынять все время».

— Попроси другую соседку. Обратись к Глебу Владимировичу и скажи, что не хочешь со мной.

Наталья посмотрела как-то слишком длинно.

— Ты действительно считаешь, что мне надо поговорить с Глебом Владимировичем?

— По-моему, все идет к этому.

Глеб Владимирович уже ждал группу у автобуса. Сухощавый, подтянутый, непроницаемо вежливый сопровождающий из «Интуриста».

— Да ладно, не обращай внимания, — Наталья тихонько дотронулась до плеча Ирины, — я по утрам «аки тигра». Просто не обращай внимания.

Утренний Нью-Йорк плыл за окнами автобуса.

В Центральном парке уже выгуливали собак, проехала всадница в черной жокейской шапочке.

— Какой обалденный город, — говорила Наталья, перегнувшись через Ирину к окну. — Какая непонятная фантазия нагромоздила все это!

В самолете она ушла в уборную, смыла грим, наложила крем.

«И как не надоело? — подумала Ирина, засыпая. — Столько возни».

Проснулась от запаха еды. Разносили завтрак. Внизу на земле увидела огромные концентрические круги, словно следы какой-то древней цивилизации, вроде ацтекских астрономических сооружений.

«Воспоминание о будущем», — вспомнилось название фильма.

Было непонятно, в какую цивилизацию попала сейчас.

Перед ней стоял поднос с массой пакетиков непонятного назначения. Стюардессы выглядели не хуже голливудских звезд, а в Джи-эф-кей она видела, как зверски, совсем как где-нибудь в Бирюлеве или Ясеневе лимита, люди в плохонькой одежонке избивали такого же замухрышку.

Сан-Франциско долго ничем не выдавал своей красоты. Автобус вез их из аэропорта по мощному десятирядному шоссе, по сторонам мелькали то виноградники, то белые цистерны с надписью «Getty», и вдруг он словно поднялся из-под земли со своими холмами, с отливающими золотом окнами небоскребов, с белой Пирамидой, знакомой по рекламным плакатам, с розовыми и голубыми гортензиями, посаженными вдоль трамвайных путей. Трамваи выглядели допотопно, и Глеб Владимирович объяснил, что они называются «Кейбл-Кар», потому что тянет их канат. Это чисто сан-францисская достопримечательность — трамваи начала века. Он предупредил их, что, как всякий портовый город, Сан-Франциско — город повышенной опасности, не советовал ходить в район, где живут гомосексуалисты, и, наоборот, советовал посетить Чайна-таун[15]. Сумки рекомендовал вешать на грудь или через плечо на другой бок.

Поселили их в неожиданно шикарном отеле «Стэнфорд-корт». Глеб Владимирович попросил задержаться в автобусе и ко всем советам добавил еще один: ничего не покупать в отеле — очень дорого, не пить кофе, не звонить по телефону. Только есть и спать — в соответствии с сервисом тура.