Рассветная бухта - Тана Френч

Ричи вскинул руки вверх:

— Верю на слово. А что нужно потом?

— То, ради чего хочется возвращаться домой. Жена. Дети. Спокойная жизнь. Простые вещи.

Горе: оно слышалось в голосе Конора, двигалось, медленное и тяжелое, словно тень под темным слоем воды. Я впервые посочувствовал парню — и одновременно во мне вспыхнуло такое отвращение, что я едва не побежал в комнату для допросов.

Ричи скрестил пальцы на руках.

— Боже упаси! — радостно воскликнул он.

— Ничего, подожди немного.

— Мне двадцать три. Часики еще не скоро затикают.

— Подожди. Ночные клубы, девушки, похожие друг на друга как две капли воды, все нарезаются к свиньям, чтобы вести себя иначе, чем в обычной жизни. Тебя еще будет тошнить от всего этого.

— А, обжегся на этом, да? Привел домой малышку, а проснулся со стервой? — ухмыльнулся Ричи.

— Да, что-то вроде того, — ответил Конор.

— Я тебя понимаю, брат. Спьяну чего только не натворишь. Но если клубы не для тебя, то где ты снимаешь телочек?

Конор пожал плечами:

— Я редко выхожу из дому.

Он уже начал отгораживаться от Ричи, блокировать его: пора что-то менять. Я с грохотом распахнул дверь комнаты, развернул стул и уселся лицом к Конору. Ричи сполз со стола и сел рядом со мной.

— Конор, — сказал я. — Не знаю, как тебе, но лично мне бы хотелось разобраться с этим побыстрее, чтобы мы все успели выспаться. Что скажешь?

Прежде чем он успел ответить, я поднял руку.

— Эй, эй, спокойно, шустрик. Уверен, тебе есть что сказать, но твой черед еще настанет. Сначала хочу тебе кое-что сообщить. — Их нужно учить, что теперь они принадлежат тебе, что отныне только ты решаешь, когда они могут говорить, пить, курить, спать и мочиться. — Я детектив Кеннеди, это детектив Курран, а ты здесь для того, чтобы ответить на наши вопросы. Ты не арестован, ничего подобного, но нам нужно поболтать. Думаю, ты прекрасно понимаешь, о чем.

Конор мотнул головой. Он собирался снова укрыться в тяжелом молчании, однако пока что меня это не беспокоило.

— Ну же, брат, — укорил его Ричи. — О чем, по-твоему, мы толкуем? О Великом ограблении поезда?

Нет ответа.

— Детектив Курран, оставьте человека в покое. Он просто делает то, что ему велено, — верно, Конор? «Дождись своей очереди», — сказал я, вот он и ждет. Мне это нравится. Хорошо, когда правила сразу всем ясны. — Я поставил ладони на столе домиком и многозначительно их осмотрел. — Конор, я уверен, что такой способ провести ночь тебе не по душе. Я тебя прекрасно понимаю. Но если подумать как следует, то станет ясно, что сегодня тебе сильно повезло.

Он недоверчиво взглянул на меня.

— Это правда, друг мой. Ты знаешь, и мы тоже знаем, что тебе не следовало разбивать лагерь в том доме. Ведь он же не твой, верно?

Ничего.

— Но, быть может, я ошибаюсь. — Я чуть усмехнулся. — Может, мы свяжемся с застройщиками и они сообщат, что ты внес немаленький задаток? Что, я должен перед тобой извиниться, а, приятель? Может, ты движешься вверх по имущественной лестнице?

— Нет.

Я зацокал языком и погрозил Конору пальцем:

— Так я и думал. Ах ты, шалун! Сынок, если в доме никто не живет, это не значит, что ты можешь туда въехать со всем своим барахлом. Это все равно незаконное проникновение, знаешь ли. Закон не закрывается на каникулы просто потому, что тебе захотелось пожить в загородном доме, а он как раз пустовал.

Я поддал как можно больше снисходительности, и она заставила Конора нарушить молчание.

— Я никуда не проникал. Просто вошел.

— Пусть тебе адвокаты объясняют, что это одно и то же. Если, конечно, дело зайдет слишком далеко, что, — я поднял палец, — совершенно необязательно. Я же говорю, Конор, ты везунчик. Нас с детективом Курраном абсолютно не интересует какое-то вшивое проникновение — только не сегодня. Скажем так: когда двое охотников уходят на всю ночь, они ищут большую дичь. Если им удалось найти, к примеру, только кролика, они удовольствуются им, но если тот наведет их на след медведя, то они отпустят кролика домой, а сами пойдут за медведем. Следишь за мыслью?

В ответ я получил взгляд, полный отвращения. Меня часто принимают за напыщенного мерзавца, который обожает слушать собственный голос, и это прекрасно. Валяйте списывайте меня со счетов, теряйте бдительность.

— Сынок, я хочу сказать вот что: ты, фигурально выражаясь, кролик. Если наведешь нас на крупную дичь, тогда скачи своей дорогой. В противном случае твоя пушистая голова украсит нашу стену над каминной полкой.

— На что я должен вас навести?

Одна лишь эта вспышка агрессии в голосе Конора подсказала бы мне, что он и сам все знает. Я ее проигнорировал.

— Мы ищем информацию, а ты тот самый человек, который может ее предоставить. Когда ты выбирал дом для упражнений в незаконном проникновении, тебе страшно повезло. Полагаю, ты заметил, что окна твоего гнездышка смотрят прямо на кухню дома номер девять на подъеме Оушен-Вью. У тебя было свое личное реалити-шоу, двадцать четыре часа в сутки.

— Самое скучное реалити-шоу в мире, — сказал Ричи. — Разве ты не предпочел бы найти, например, стрип-клуб? Или компанию девочек, разгуливающих топлес?

Я погрозил ему пальцем:

— Мы же не знаем, было ли оно скучным, правда? Именно это мы и хотим выяснить. Конор, дружище, рассказывай: люди в доме номер девять скучные?

Конор обдумал вопрос, прикинул, какую опасность он таит.

— Там семья, — сказал он наконец. — Мужчина и женщина. Мальчик и девочка.

— Офигеть и не встать, Шерлок. Прошу прощения за мой французский. Это мы и сами сообразили, не зря ведь нас называют детективами. Какие они? Как проводят время? Ладят между собой или нет? Обнимаются или орут друг на друга?

— Никто не орет. Раньше они… — Снова грусть в голосе — тяжелая и глубокая. — Раньше они играли в игры.

— В какие? В «Монополию»?

— Теперь я понимаю, почему ты их выбрал. — Ричи закатил глаза. — Увлекательное зрелище, да?

— Однажды они построили на кухне форт из картонных коробок и одеял. Играли в ковбоев и индейцев, все четверо; дети лазили по отцу, делали боевую раскраску маминой помадой. По вечерам, когда дети спят, он и она сидели в саду с бутылкой вина. Она массировала ему спину. Они шутили, смеялись.

Такой длинной речи мы от него еще не слышали. Ему до смерти хотелось поговорить о Спейнах, он буквально мечтал об этой возможности. Я кивал, и, достав блокнот, начал рисовать в нем каракули, притворяясь, что делаю пометки.

— Конор, дружище, у тебя отлично получается. Именно такие сведения нам и нужны. Продолжай. Говоришь, они были счастливы? Это был крепкий брак?

— Это был прекрасный брак. Прекрасный, — тихо сказал Конор.

Был.

— Он ни разу не сделал ей ничего плохого?

Конор рывком повернул голову в мою сторону. Покрасневшие распухшие глаза, серые и холодные словно вода.

— Что, например?

— Это ты мне скажи.

— Раньше он постоянно приносил ей подарки, разную мелочь: хороший шоколад, книги, свечи — она любила свечи. Случайно столкнувшись на кухне, они целовались. После стольких лет вместе они по-прежнему были без ума друг от друга. Он бы скорее умер, чем причинил ей боль. Понятно?

— Ладно-ладно, — поднял я руки. — Спросить-то нужно было.

— И вот вам ответ. — Конор даже не моргнул. Кожа под щетиной казалась грубой, обветренной, словно он слишком много времени провел у холодного моря.

— Спасибо. Именно для этого мы здесь и собрались — чтобы выяснить факты. — Я аккуратно сделал пометку в блокноте. — А дети? Какие они?

— Она… словно куколка, словно девочка из книжки. — Боль в голосе Конора, казалось, сейчас выплеснется на поверхность. — Всегда в розовом. У нее были крылья феи, она их носила…

— Она? Кто «она»?

— Девочка.

— А, да ладно тебе, парень, хватит играть. Ты ведь знаешь, как их зовут. Что, они никогда не кричали друг другу в саду? Мама ни разу не звала детей ужинать? Ради бога, называй их по именам: я слишком стар, чтобы разбираться во всех этих «он, она, его, ее».

— Эмма, — тихо сказал Конор, словно боялся повредить имя.

— Точно. Давай про Эмму.

— Эмма обожала домашние дела — надевала фартучек, лепила булочки из рисовых колечек. У нее была игрушечная школьная доска; Эмма сажала перед ней кукол и изображала учительницу, рисовала на доске буквы. Брата тоже пыталась учить, но он не мог усидеть на месте — разбрасывал кукол и убегал. Она была тихой. Веселой.

Снова «была».

— А ее брат? Он какой?

— Шумный — всегда смеется, кричит, даже без слов, просто для того, чтобы пошуметь, он от этого со смеху помирал. Он…

— Его имя?

— Джек. Он постоянно опрокидывал кукол Эммы, но потом сам их поднимал и целовал, чтобы утешить. Давал им попить сока. Однажды Эмма простудилась и не пошла в школу, так он весь день ей что-нибудь таскал — игрушки, одеяло и все такое. Милые дети. Хорошие. Замечательные.