Любовь до гроба, или Некромант на замену - Марина Михайловна Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мяса хочешь? — чувствуя себя полной идиоткой, спросила я, но выражение лица… морды… глаза Рафочки не изменилось. Она жалостно моргнула и выпростала из-под нижних лепестков тоненькую ножку-усик.
Вот что я за хозяйка такая? Мало того, что чуть не уморила несчастный цветочек, так ещё и в кружке с водой его оставила!
— Ладно, — пробормотала виновато. — Пойдём, найдём тебе новый горшок, и земли накопаем.
И добавила мысленно: «На кладбище».
Во дворе Джейми уже управился с Кокотом, но вредная скотина отказывалась жрать специально для него купленную чечевицу, и смотрела на меня волком, что было особенно дико, учитывая, что он петух.
— Ну, чем ты опять недоволен? — спросила я у него.
Кокот в ответ зыркнул на Рафочку и демонстративно отвернулся.
— Поди, ревнует, — прокомментировал его действия Джейми. Как ни странно, но, кажется, помощник мой был прав.
— Думаешь? — Я перевела взгляд с вредной птицы на парня. — Говорят, ревность голода не испытывает. Зачем хорошие продукты переводить?
— К-куо?!
— Как считаешь, получится у нас с тобой кашу из этой чечевицы сварить? Или суп. У нас в академии из чечевицы безумно вкусный суп варили. А подавали непременно с белым хлебом и солёным огурцом. Многие наши есть его отказывались. Говаривали, что не для благородных желудков еда. А я пробовала — не пожалела. Так что скажешь, Джейми?
Джейми растерялся, не зная, что ответить на такое заявление, а я рассмеялась. Помощник мой, конечно, знал о проклятии, свалившемся на дом алхимика, но ведать не ведал, что проклятие это хитро, изворотливо, обладает нравом мстительным и зловредным, однако человеческую речь понимает преотлично. И именно этому проклятию мой вопрос на самом деле и адресовался.
Кокот вернулся к кормушке, и Джейми, присев перед петухом на корточки, осторожно провёл рукой по перьям на его шее, погладил кроваво-красный гребешок. Странное дело, но зловредная птица ему это позволила, ещё и заклекотала одобрительно, на голубиный манер.
Я озадаченно почесала бровь. Почему Кокот меня не любит, я могла понять. Как мне объясняли, он всех живых на дух не переносит, а терпит одних лишь некромантов. И вот теперь мне интересно стало, отчего же сия демоническая птица так благоволит к помощнику моему.
В задумчивости я дошла до сторожки.
— Тут свой ценный цветок покамест оставьте. — Джейми указал на подоконник. — А я в сарайчике горшок посмотрю и землицы накопаю.
Рафочка печально задрожала листочками, и я вздохнула.
— Ой, да не трясись ты! — проворчала, испытывая не столько жалость, сколько досаду. — Не оставлю тебя одну. Спасибо, Джейми, но эту трусиху я возьму с собой. Надеюсь, твой дедушка не будет возражать против незваных гостей.
Джейми пожал плечами.
— Воля ваша.
Я толкнула дверь, по привычке не запертую, и совсем было уже перешагнула порог, когда мой взгляд зацепился за руны, которые кто-то нарисовал на косяке. Рафочка попыталась упасть в обморок, когда я поставила её кружку на крыльцо, однако мне было не до её страхов. Ибо руны обнаружились и на крыльце, и возле окон, и на заборном столбике.
Я шла по кладбищу и то тут, то там находила следы присутствия чужого некроманта. Все руны были знакомыми — не дочери и внучке некроманта их не знать, — но никто в моём роду, и я в том числе, ими не пользовался.
Точнее, не так. Пользовались, само собой. И руной «охрана», и руной «защита», и «печатью», и «плетью». Руны хорошие, сильные, столетиями проверенные, а оттого и чудовищно затратные. Силы в них влить надо немерено, и уж если вливать, то точно не в очищенное от тёмной силы кладбище. А я его, между прочим, лично очищала, и за истёкшее время накопиться тёмная энергия бы никак не смогла. Это, во-первых.
А во-вторых, какого демона? И главное — кто? Кто посмел хозяйничать на моём кладбище?
Я вернулась к сторожке, злая, как сотня голодных Кокотов, приложила руку к середине двери и прошептала:
— Praesidio! (Защищать)
Волной воздуха задело выбившиеся из мой небрежной причёски пряди, и под окном дома моего помощника появились два невидимых, но очень серьёзных стражника — страх и паника — любого, кто ещё раз решит подкрасться к сторожке, чтобы намалевать свои каракули, они попрут отсюда взашей. Да так, что мало не покажется!
Подняв с крыльца Рафочку, я, наконец-то, вошла внутрь.
— Мистер Тан, добрый вечер! А я к вам.
— Что в нём доброго-то? — ворчливо отозвался хозяин, выныривая из-под пола, как из проруби. От неожиданности я ахнула, а цветок в моих руках вздрогнул, выплёскивая воду из кружки, и, оглушительно пукнув, схлопнул верхние лепестки в кривоватый бледно-розовый бутон.
Непереносимая вонь по комнате разнеслась такая, что у меня немедленно заслезились глаза. Закашлявшись, я бросилась к окну, а мистер Тан метался вокруг, не имея возможности мне помочь и отчаянно страдая от внезапного аромата.
— Какого демона ты притащила сюда это исчадие ада? — ругался он.
— Не надо было её пугать, — огрызнулась я, распахивая первое из окон. — Я, может, сама от страха едва не…
— Но ведь «не», — прорычал старик.
— Вы-то чего разоряетесь? Не понимаю. Разве призраки чувствуют запахи?
— Запахи, — передразнил Тан-старший. — Да я от этого запаха теперь до конца посмертия не избавлюсь! Святые угодники, чем ты только кормишь эту тварь? Ну, что стоишь? Лучину жги! Дымом смрад выгонять станем.
— Ignis fumus (Огонь и Дым), — прохрипела я, и от поднятой лучины повалил густой магический дым. — Проклятье!
Я снова закашлялась.
— Ventus! (Ветер) — чёрное вонючее облако порывом ветра вынесло на улицу сквозь открытые окна и дверь, и я ладонью вытерла заслезившиеся глаза.
— А что это вы тут делаете? — ошарашенно оглядываясь по сторонам, спросил вошедший со двора Джейми. В одной руке он держал серебряный совочек для сахара, а во второй — фарфоровую ночную вазу. Ваза была белой в синий цветочек, с небольшой трещинкой вверху и с отбитой ручкой. Я посмотрела на неё с недоумением,
