Мой любимый шотландец - Эви Данмор

Откуда он узнал про Европу?

Раздался протяжный свисток, поезд дернулся. Хэтти вскочила.

– Вы не можете увезти меня насильно!

Он усмехнулся.

– Это деловая поездка, а не похищение. Она нужна нам обоим.

– Нам?!

– Точнее, нашему браку.

– Что?! – Хэтти вовсе не чувствовала себя в браке с хмурым типом, сидевшим напротив нее, поэтому не смогла сдержать искреннего удивления.

Люциан смерил ее мрачным взглядом.

– Мы женаты, – напомнил он. – Вам это не нравится, потому что вы на меня злитесь, но ваш побег ничего не изменит. Нам нужно… нам нужно все исправить. Так что присядьте.

Хэтти осталась стоять.

– Исправить, говорите, – повторила она, чувствуя головокружение. – Мистер Блэкстоун, тут и исправлять нечего!

– Не думал, что вы сдадитесь так легко, – последовал невозмутимый ответ.

Да как он смеет! И все же она подчинилась – она сама позволила усадить ее в этот поезд, боясь скандала. Хэтти передернуло от отвращения к себе. Она откинула вуаль.

– Если угодно знать, – проговорила она, опьяненная эмоциями, – я не считаю, что этот фарс под названием «наш брак» стоит моих усилий!

Люциан посуровел.

– Ладно. – Он обвел рукой красные бархатные сиденья, синий потолок с люстрой, искусно вырезанную деревянную решетку, отделяющую столовую от гостиной. – Это мой вагон, следующий – тоже. Если угодно, кричите и швыряйте, что под руку попадется. Или можете заказать чаю и смириться.

Кричать и швырять? Для подобных эскапад она слишком хорошо воспитана, к тому же устала после вчерашнего. Хэтти глубок вздохнула и откинулась на спинку сиденья.

– Вы – отвратительный, мерзкий тип, – тихо сказала она.

– Я за вас отвечаю, – бесстрастно заметил он, – поэтому не ждите, что я буду стоять и смотреть, как вы нарываетесь на неприятности. Вас вполне могли убить, ограбить или изнасиловать.

Вежливая улыбка ничуть не скрыла бушующую в девушке ярость.

– Франция, – сообщила она, – моя мечта. Насколько безопаснее был бы наш мир для женщин, стремящихся к своим мечтам, если бы мужчины не мешали им на каждом шагу!

– Пока наш мир таков, каков есть, я не позволю вам разъезжать по континенту в одиночку.

Хэтти едва удержалась от гневного крика.

– Я требую признания брака недействительным!

Люциан посмотрел в окно, даже не удостоив ее ответом.

Поезд тронулся. Она разглядывала холодный профиль, сжимая кулаки под стук колес. На челюсти мужа виднелся синяк, из-за чего он выглядел ужасно заурядно. Этот мужчина, не задумываясь, подавил ее единственную попытку бунта просто потому, что он сильнее. Даже не вспотел, скотина, – ему ничего не стоило проволочь ее до самого поезда! По жилам Хэтти прокатился огонь, пламя взревело, набирая силу; никогда прежде ей не доводилось чувствовать столь всепоглощающего гнева.

– Ладно, – сказала она. – В Шотландию я поеду, но буду для вас камушком в ботинке.

Люциан продолжал смотреть в окно.

– Занозой в боку.

Он по-прежнему не обращал на нее внимания, и Хэтти пришлось придвинуться ближе.

– Ядом в супе.

Наконец ей удалось его пронять – он повернулся лицом.

– Поосторожней, любимая, – предупредил Люциан. – Иначе придется делить со мной, подонком, каждую трапезу и пробовать еду первой.

– Любимая?! – потрясенно воскликнула Хэтти. – Разве вам известно, что такое любовь?! Можно подумать, я смогла бы вас полюбить – да кому вы вообще нужны! Лишь полное ничтожество способно рыскать в поисках слуг по тюрьмам, а приличную жену заполучить посредством подлого обмана! Жалкий выскочка, из-за брака с которым я лишилась всего! Надеюсь, за свои подвиги вы предстанете перед судом, и меньшее, что могу пообещать, – я не полюблю вас никогда-никогда!

Она выпалила свою тираду, и в вагоне повисла мертвая тишина. Хэтти часто дышала, на сердце у нее было мучительно гадко.

– Закончили? – осведомился Люциан, окинув ее безжизненным взглядом.

– Да, – прошептала она. Лежащие на коленях руки дрожали. Жестокие слова вырвались у девушки так складно, точно долгое время хранились наготове – копились, выстраивались в аккуратную очередь и ждали своего момента. Подобное поведение было ей совершенно несвойственно.

Люциан поднялся. В плечах его чувствовалось напряжение – выходя в соседний вагон, он с хрустом потянулся. Хэтти нервно поглядывала на дверь – яростный прилив энергии спадал медленно. Любой другой муж поднял бы крик или отвесил ей пощечину. Она рискнула, потому что хотела ранить его огнем тысячи солнц за то, как он ранил ее. Увы, ей даже не удалось его задеть: похоже, на любовь он и не рассчитывал.

Хэтти сняла перчатку. Обручальное кольцо тускло блестело, притворяясь неодушевленным предметом, и все же она чувствовала его живую насмешку. Палец онемел. Она тщетно попыталась снять украшение, но руки распухли от тяжелого саквояжа и пыла ссоры. Хэтти яростно дернула, однако лишь повредила сустав – кольцо осталось на месте. Оно словно душило девушку. Так символ любви превратился в ее алую букву…

За окном проплывали закопченные кирпичные стены трущоб – покосившиеся домишки льнули друг к другу, словно гнилые зубы или могильные плиты. На голом заднем дворе женщина била висевшие на веревке половики, детишки в лохмотьях гоняли по грязи мяч. Вот же напасть, думала Хэтти. Рельсы бежали вдаль, оставляя мили между нею и лондонской жизнью, и вдруг с новой силой вспыхнули воспоминания о недавних событиях: Закари, чрезмерно заботливая мать, совавшая нос в любые бытовые мелочи, отец, позволивший ей учиться в Оксфорде, потому что в семейном предприятии толку от нее нет. Компаньонки и личные охранники, следившие за каждым ее шагом. Катриона, мирившаяся с ее глупостью, Люси, прервавшая свои каникулы… Аннабель, угодившая из-за нее в тюрьму… Кожа Хэтти зудела, словно стала ей мала. Удушение заботой. Раньше Хэтти видела в ней доказательство любви, но теперь осознала, что это лишь следствие того, что ее считали прелестной, глупой и, вероятно, слабой. И ей надоело. Она – вовсе не безмозглая девица и не хрупкая безделушка! Вот почему девушкам запрещено испытывать гнев – в нем есть безрассудная надежда и сила. Зачем обращать свою ненависть на ту безвольную особу, которой она была еще утром? Нет, она направит драгоценный гнев вовне, а смотреть станет только вперед. Как говорится, рыжеволосые женщины – настоящие ведьмы. Прелестница умерла, да здравствует ведьма!

* * *

Хэрриет игнорировала мужа все девять часов пути до Эдинбурга. Когда он вернулся в вагон проверить, все ли с ней в порядке, она лежала на диване, читая книгу и лакомясь тянучками из банки. Хэтти и взглядом его не удостоила, так что он удалился и засел за свою корреспонденцию. В полдень Люциан зашел пригласить ее к обеду, но обнаружил, что жена наслаждается захваченными из дома кексами. Она взирала на него молча, с вежливым презрением, пока он не ушел. Люциан поглощал еду, не