Путь океана: зов глубин (СИ) - Райт Александра

Ещё с подросткового возраста де Круа Герцог лишил ореола таинства близость с мужчиной. Селин расценивала её скорее как повинность, которую вынуждена была прилежно платить. А многочисленные леди её круга имели терпение разъяснять права и обязанности благородных дев. И уж точно ни эмоции, ни сакральность близости с мужчиной, ни особые чувственные переживания не входили в перечень изучаемых ею дисциплин. Мать же, всегда слепо любившая и превозносившая своего брата, Фредерика де Сюлли, отчаянно не хотела ничего замечать.

Самое близкое, с кем могла сравнить себя Селин — с собственностью, в лучшем случае с питомцем, которого всячески холят и, не особо церемонясь, дрессируют. Отстраненность же и холодность юной любовницы воспринималась Герцогом в порядке вещей.

С возрастом Селин поняла, насколько лицемерную игру с ней вели.

И только сейчас она осознала, что в отличие от прикосновений пальцев де Сюлли-старшего, всегда унизанных роскошными перстнями, каждое касание Витала вызывало в ней шквал совсем других, незнакомых ранее чувств.

Всё в капитане — его запах, голос, привычка щуриться, развязные манеры опытного моряка, готовые собраться в несгибаемый контроль — обезоруживали и будили в ней пылкую нежность.

При одном воспоминании о его ладонях на её талии, горячих даже сквозь тугую жёсткость корсета, Селин хотелось беспричинно смеяться, краснеть и желать большего. Она прикрыла глаза, воскрешая в памяти их поцелуй, и коснулась собственных губ кончиками пальцев.

Имеют ли значение её страхи и сомнения сейчас, когда уже завтра их ждет расставание? Что если мужчина, потрясший до основания весь её прежний мир, может вдруг навсегда исчезнуть так же внезапно, как и появился?

Кузен с Брутом снова бранились где-то за стеной. Но впервые причина их ругани не волновала.

Селин решительно встала и поспешила к истёртому шкафу. Скрипучие створки с трудом раскрылись, и де Круа просияла. Шляпа, моряцкие штаны и бушлат Дафны по счастливому стечению обстоятельств затерялись в рядах платьев и остались не изъятыми после визита гильдейской Внутренней Службы.

Крохотные пылинки кружились в столбе розовеющего предзакатного света, разрезанного коваными узорами на большом круглом окне.

Через приоткрытую дверь Витал краем сознания уловил шум и голоса где-то на первом этаже и уставился в кусок какого-то чертежа в своих руках.

Как вышло, что он оказался сидящим на полу собственной комнаты?

Дорогу домой он помнил смутно. Пришёл, долго перебирал бумаги, сортировал чертежи по свежести. Ужинал под причитания Адель.

И всё думал. Крепко думал.

И чем дальше шли мучительные мысли, тем чаще перед внутренним взором мелькало лицо Ирен.

И Венсана.

И Бравелин.

Он обернулся только на звук своего имени.

В дверях застыла Селин. Но как?..

Он проследил за её испуганным взглядом.

О, неужели это его рук дело⁈

Вокруг царила такая разруха, словно комната прошла через настоящий шторм. Тяжёлая статуя из латуни кособоко лежала в осколках стекла и шестерёнок. Груды растрёпанных книг вывалены на пол перед шкафами. Содранные со стен чертежи валялись сиротливыми комками. На покосившейся картине ван де Фелде прямо по центру морского пейзажа зияла дыра с тёмно-красными следами…

Он уставился на свои руки и удивился ссадинам на костяшках.

— Витал, что произошло?

— Вам нельзя здесь быть, — он даже попытался улыбнуться, чтобы сказанное прозвучало максимально буднично, — Как вы попали сюда?

«Со мной всё кончено. Теперь я тот, кого презирал и ненавидел всю свою жизнь».

— Дипломатия… Ну и подкуп… Это не важно! Нас допросили… Впереди депортация, и корабли на Да-Гуа отчаливают уже завтра, — выдохнула Селин, и грудь её вздымалась. Она к нему бежала⁈

В душе рухнуло что-то похожее на надежду на ошибку обвинителей, но Витал как мог беззаботно улыбнулся:

— Никогда бы не подумал, что вы так склонны к аферам, миледи. Не устаю удивляться и… восхищаться. Но вам сейчас лучше правда вернуться и готовиться к отплытию. Поспешите же!

«Из потерпевшего я стал обвиняемым. Каждый мой шаг злонамеренно извратили. Я больше ничего не понимаю. Но теперь я — преступник, Селин. И я утяну с собой на дно и тебя».

Приоткрытые губы её слегка дрогнули. И с татуировками на лице, и без, и в роскошном наряде, и в простецком мореходском бушлате она сияла тихой красотой далёкой звезды. Тем более притягательной, чем меньше шансов возникало к ней приглядеться. Как мечта. Такой он её и запомнит.

— Витал, я очень боюсь… Не за нас с Антуаном, — нам сказали, что причинить вред и иметь дело с Герцогом де Сюлли никто не готов. Но как я могу быть уверена, что с вами будет все хорошо??? Я своими глазами увидела, насколько могущественна Гильдия Мореходов. И какова изнанка её власти…

«О, ты даже не догадываешься, что скрывается за этим всем, дорогая Селин. Я и сам не имел понятия до сих пор…»

— Не волнуйтесь насчет этого… Я об одном попрошу — беречь себя и быть как можно осторожнее в вашей миссии на Да-Гуа. Мне жаль, что я оказался в ситуации, когда ничем не смогу вам помочь…

Де Круа закивала, но тут же быстро заговорила:

— Уверяю, вам незачем об этом думать! Неужто вы решили, что де Сюлли отправил бы своего сына на верную погибель? На острове нас ждут союзники и лояльные люди из Лиги Доблести. Мы со всем справимся, хоть это и не просто, можете быть уверены!…

«Девочка моя, как бы я хотел верить твоим словам. Но что если ты лжешь так же, как и я?»

— Я нисколько в вас не сомневаюсь, Селин, но вам правда пора уйти. Прямо сейчас. Считайте это приказом, если вам так угодно.

Внутри себя Витал ужаснулся тому, как прозвучали собственные слова. И насколько они противоречили истинному его желанию.

— Это не то, в чём вы сейчас по-настоящему нуждаетесь.

Селин присела рядом прямо на пол. Осторожно, стараясь не касаться ссадин, она взяла его за руку. Просто, как равного. От прикосновения у него чуть не остановилось сердце.

— Понимаете, я… Я чувствую только, что сейчас вы одиноки, как никогда. И чувствую, что наше «завтра» будет горьким. И у меня нет права оставлять вас совсем одного с этим кошмаром… в котором есть и моя вина.

— Нет, Селин. Не говорите так…

Что-то в её взгляде заставило его замолчать.

— Витал, я здесь, потому что ваши объятия — единственное место, где мне по-настоящему необходимо сейчас оказаться…

Она хотела сказать что-то еще, но голос замер. Её душили слезы…

Повисла невыносимая тишина.

От её слов Виталу стало очень тепло. И так больно. Он нипочём не расскажет, что будет дальше. Она ничего не узнает.

Потому что это — конец.

Его глаза несколько мучительных секунд пытались найти подсказку, выложенную из обрывков чертежей и холстов на полу.

В следующее мгновение Витал порывисто притянул Селин к себе.

Жар её ответа на поцелуй ошеломил. Маленькие ладони утопали в его волосах и блуждали под расстегнутой рубашкой. Дыхание, полное нетерпения, с которым она всем телом прижималась к нему, откликалась на его прикосновения… Витал обезумел.

В том, как они накинулись друг на друга, сдирая одежду, одновременно полыхало и безумие, и трепет, и нежность, и нечто дикое и первобытное.

Ливень его поцелуев накрывает с головой.

Словно драгоценную скульптуру, горячие ладони вылепливают каждый миллиметр её тела. Нежно и сильно.

Едва кончики его пальцев дотрагиваются до спины, хочется отпрянуть и закрыться. Спрятать печать уродства. Но рука его так любовно и так бережно скользит между лопаток, а в глазах столько восторга и обожания, что доверие окончательно берет верх над остатками сомнений. Они сливаются прямо на полу, среди разбросанной одежды и клочьев великих картин.

Всё так хаотично, так нелепо и так… восхитительно!

Забывая дышать, она обхватывает его сильнее.