Когда закон бессилен - Борис Бабкин

—    Ну зачем же! — рассмеялся Туз. — Просто сделаем гораздо умнее. Найдем один ,серьезный ка­нал. Но сейчас главное —не прозевать с Галкой. С Рединым, с его дочкой и сыном, Анка сама разберет­ся. А нам нельзя упустить...

—    Тормози, — попросил Николай. — Как это Анна сама с Валькой и Федькой разберется? Если с Валькой она на ножах, то Федька ее сын. Не пустит же она его по борту.

—    Когда мы возьмем в лапы дело Растогина, то поможем Анне стать вдовой, — хохотнул Туз, — а потом популярно объясним Феденьке, что он мешает маме стать счастливой. Он поймет, — засмеялся Туз, — потому как без мамы никуда. Маменькин сыночек, — по его губам скользнула презрительная улыбка.

—    И ты думаешь, что Анна согласится пустить по борту сына?

—    Я с ней уже обговаривал это. Так что давай ты работай. Нельзя нам Растогина упускать!

—    Так, может, его того, — наклонившись, не­громко предложил Зюзин.

—    А вот об этом даже думать не надо, потому что тогда финиш. Вскрбют завещание, и караул. Все, я в этом уверен, на сына Галкиного записано. И вот тогда ты к ней уже хренушки подойдешь. Люди Рас­тогина сначала предупредят, а потом и... — он ре­бром ладони провел по горлу. — Ладно, — увидев, что Николай хочет что-то сказать, поморщился Туз. — Хорош о делах, а то крыша поедет. Надо время от времени отдыхать. И умом, и телом. Видишь, две малолетки? — он кивнул в сторону. — Они ждут не дождутся, чтобы их пригласили. Как взяли пузырь шампанского, так. и смакуют его. Сигаретами закусы­вают. Сейчас снимем.

  —    Сам же говоришь, малолетки, — посмотрел в ту сторону Зюзин.

—     Просто телки молодые, — поднимаясь, засме­ялся Туз, — но жопастые, — подмигнул он прия­телю.

—    Ну зачем вы пришли? — оттесняя Растогина, спросила Галина. — Я же просила вас. Не приходите вы к нёму! — с тихим отчаянием прошептала она. — Ну что вам надо? Зачем он вам?

—    Ради Бога успокойтесь, — попросил он. — Я просто сидел дома в большой и богатой квартире. У меня есть все —положение, деньги, даже определен­ная власть. И знаете, Галя, — опустив седую голову, признался он, — от всего этого мне вдруг стало ужас­но плохо. Я отчетливо понял, что я один. Моя супру­га... впрочем, вы это знаете. Но тем не менее, если позволите, я продолжу.

—    Конечно, — явно удивленная, Галя кивнула.

—     Она погибла в автомобильной катастрофе, ког­да Андрюше было всего двенадцать лет. Все последу­ющие годы я старался заменить ему мать. И, разуме­ется, был прекрасным отцом. Вас я не принял, — взглянул он на нее, — потому что считал, что вы просто временное увлечение Андрея. Когда же понял, что это не так, испугался за его благополучие. Вы знаете, — вздохнул Растогин, — я, как только Анд­рею исполнилось восемнадцать, начал подыскивать ему достойную пару. Ну, а остальное вам известно. Я прекрасно понимаю, что вы обо мне думаете. Но ради Бога, умоляю вас! Взываю к вашему разуму. К мате­ринскому чувству, наконец, Дайте мне возможность дожить остаток дней с внуком/ С сыном моего сына! Я умоляю вас! -— упершись рукой в стену, он начал медленно опускаться на колени.

—    Что вы! — Галя схватила его за руку. — Встаньте немедленно!

Растерянно оглянулась, но, увидев, что длинный больничный коридор пуст, облегченно вздохнула.

—     Павел Афанасьевич, — помогая Растогину подняться, укоризненно проговорила она. — Вот вы только что так хорошо говорили о чувстве одиночест­ва. О своей вине перед Андреем. Так неужели вы думаете, что я отдам своего сына потому, что вы, как вы говорите, можете создать ему благополучное буду­щее? Я мать, — просто, без вызова сказала она. — И сделаю все возможное, чтобы мой сын был челове­ком. Да, у меня нет капитала, но сделаю все, чтобы мой сын был счастлив.

—    А если я предложу вам... — внимательно всматриваясь в ее лицо, сказал Растогин.

—    Перестаньте! — резко проговорила Галя. — Вы привыкли жить, как лавочник! По-вашему, все продается и покупается! Но мы уже говорили об этом! И я вам...

—    Я помню ваш ответ, Галя, — спокойно заме­тил Растогин, — но на сей раз у меня другое предло­жение, и умоляю, не торопитесь с ответом. Я предла­гаю вам, матери моего внука, перейти жить ко мне, вашему свекру и деду вашего сына. Я приду через два дня. Надеюсь, вы дадите положительный ответ. До свидания.

Пораженная Галина кивком головы попрощалась с уходившим Растогиным.

—    Ты куда, мама? — спросил Федор шагнувшую к двери Анну.

—     В больницу. Отца увезли. Я должна быть ря­дом, — всхлипнув, прижалась к сыну.

Вошедшая в комнату Валентина насмешливо блес­нула глазами. Анна Алексеевна заметила ее и, скры­вая сухие глаза, уткнулась лицом в плечо сына.

—    Как трогательно, — улыбнулась Валентина. Можно даже подумать, что ты действительно сейчас будешь рвать на себе волосы.

—    А ты! — не удержавшись, заорала Анна. —~ Зачем пришла?! Наверное, довольна, что Ивану плохо!

—     Послушай! — разозлилась Валентина. — Я его дочь! И он мне отец. Это тебе он Иван. Чувствуешь разницу? Ты сумела разлучить его с женщиной, кото­рая по-настоящему любила его, с моей матерью! ты же знала, что он женат и что у него есть дочь, когда затащила капитана Редина в постель и родила ребен­ка! Признайся, — она вызывающе засмеялась, — ведь ты специально сделала это!

—    Да! — оттолкнув сына, крикнула Анна, — по­тому что я любила Ивана! И он любил меня. И если бы не ты, — с горячей злостью в глазах взглянула она на падчерицу, — все было бы по-другому!

 —    Да если бы не я, — закричала Валентина, — он бы больше не увидел Германии! Ты думаешь, я не знаю, из-за чего у него приступ? Он узнал, что ты шлюха!

Она успела, отступив назад, пропустить ладонь Анны мимо. Отбросила сумочку и кинулась на нее. Отскочивший в сторону Федор растерянно и испуган­но смотрел на схватившихся женщин. Кружась в борьбе, поочередно касаясь стен, они не наносили пощечин. Не пытались схватиться за волосы. Каждая желала повалить соперницу.

—    Мама! — воскликнул Федор. — Валька! Вы что, с ума сошли! — он попытался разорвать злые объятия. Воспользовавшись этим, Валентина подсеч­кой подбила напряженные ноги Анны. Дернувший в это время мать на себя, Федор грохнулся на пол. Женщины рухнули на него сверху. От боли в спине и паху Федор заорал. Ворвавшиеся на крик парни ухва­тились за плечи противниц и сильным рывком раста­щили их. Безуспешно пытаясь вырваться, женщины начали громко оскорблять друг друга. Федор тяжело поднялся.

—    Уберите их! — крикнул он. Парни силой зата­щили Валентину в одну комнату, Анну в другую. В квартиру с пистолетом в руке ворвался Призрак.

—    Что такое?— взволнованно спросил он.

— Отец в больнице, — скривившись от боли, ответил Федор, — а эти сцепились.

—   Я так думал, — убирая пистолет, усмехнулся Призрак, — что переворот.

—    Ты чего ржешь? — разозлился Федор. — Ду­маешь... — и, побледнев, отшатнулся к стене. Мгно­венно появившийся в руке Призрака пистолет чувст­вительно уперся ему в живот.

—    Еще раз повысишь голос, — улыбнулся При­зрак, — это будет последнее, что ты сделаешь. Наде­юсь, повторять не придется.

—    Слышь, — застегивая ширинку, усмехнулся Туз, — может, к Тоньке заскочим?

—    Ну это уж ты без меня, — засмеялся Николай. Легким толчком заставив встать с его колен голую девицу, поднялся сам.

—    Она наверняка знает о тво­ем романе. А Тонька баба серьезная. Я видел, как она один раз пулю парню из плеча выковыривала. Без наркоза, перочинным ножом, — он поморщился. — Мне чуть плохо не стало. А она хоть бы хны. Так что ныряй к ней один. Она тебя за Аньку и кастрировать может.

— Почему я и зову тебя, — усмехнулся Туз. — Я звонил ей, мне сказали, что она уехала к Рединым, с Иваном Степановичем плохо. Вот я и хочу узнать, в чем дело. Может, ему Анька секим башка сделала? — с надеждой предположил он.

—     Не, — покачал головой Зюзин, — я не по­еду. Сейчас крошек отправим и бай-бай, устал чер­товски;

—    Лады, — немного подумав, согласился Туз, — я тоже спать. У тебя останусь. Провожай шалашовок. Я в ванную.

—     Сколько им отвалить-то? — посмотрев на дверь в соседнюю комнату, откуда слышались веселые женские голоса, спросил ,он. — Я пятьдесят баксов дал, — зевнул Михаил. — А ты думай.

—     Господи, — держа в руках фото сына, со сле­зами на глазах шептал Растогин, — пусть она согла­сится. Я же хочу только хорошего. Сынок... Иначе я... — он тяжело вздохнул.

—    Павел Афанасьевич, — в приоткрытую дверь осторожно заглянул рослый парень, — что с вами?

—    Ты все равно ничем помочь не сможешь, — не поворачиваясь, отозвался Растогин, — но спаси­бо, Швед. Я всегда знал, что ты нe только телохрани­тель.

—    Вы хороший человек, —г не зная, как пони­мать обычно скупого на слова шефа, парень пожал плечами. — И я...