История кабаков в Росиии в связи с историей русского народа - Иван Прыжов

Но жалобы на пьянство украинского народа продолжали доходить до Петербурга, и Разумовский обнародовал универсал, в котором говорил, что малороссы, пренебрегая земледелием и скотоводством, вдаются в непомерное винокурение и истребляют леса для винных заводов, почему винокурение было всем запрещено, исключая, без сомнения, шляхты. Но в самом деле, свобода винокурения никогда не доводила украинский народ до того несчастного и подчас дикого пьянства, какое мы встречаем на северо-востоке, где народ даже и память потерял, что у него некогда тоже было свободное винокурение. «Простой народ, — писал Шафонский в 1787 году, — употребляет вино с малолетства; но в вине предполагается образ дружеского их обхождения и угощения, а не единственно непомерного пьянства. Половину праздничного дня просидят пятеро человек, пьючи между тем полосьмухи вина. Они пьют медленно и малыми мерами, и больше разговаривают, однако и тогда, как допьяна напиваются, буянского шума и вздорного шума мало между ними случается, а до брани в то время мало доходит». То же впоследствии подтверждал и покойный Пассек: «Редкие из малороссиян предаются пьянству, хотя пьют все без исключения — мужчины, женщины, девушки и дети».

Пока шли все эти разговоры о непомерном пьянстве южнорусского народа, а шляхта опять завела свои корчмы и, распивая «пива та меди ситни», ругалась над народом, соединившимся с Москвою, Украина, домученная до конца, решилась навсегда расплатиться с ляхами, и 20 июня 1768 года отпраздновала уманьскую победу. «Вот, на украинской почве, — говорит Кулиш, — столь раз облитой кровью, опять один в виду другого жизненные элементы: народности польская и русская. С некоторого времени открытый грабёж стал в Украине явлением обыкновенным, он совершался в смысле некоторой как бы праведной мести убогого над богатым, козака над ляхом, который теперь, не сдержанный более Речью Посполитою, делал, что хотел». Скальковский, указывая на памятники, свидетельствует, что с 1733 года, то есть со времени присоединения Запорожья к Московскому царству, не проходило ни одного года, чтоб поляки не повесили или не изрубили одного или многих запорожцев. Они собирались для этого в гайдамацкие партии и, набегая на Украину, совершали грабёж и казни.[180] Тем же отвечали и казаки. Между тем, в 1767 году в Польше — сейм, составляются конфедерации с знаменем Wolność i Wiara (Свобода и вера), и конфедераты отправляются резать народ. Вся Украина опять в последний раз восстала. Получив благословение священников и освятив ножи, народ стал вырезать ляхов и жидов. Ляхи хорошо знали, где им можно спастись, — спастись на время, — и обратились за защитой к русскому правительству, распуская между тем слухи, что оно само возбудило эту резню. Усердный Кречетников является к казакам, как друг Гонты и Железняка, и выдаёт их головою полякам. С казаков с живых сдирали кожу, ходило предание, что игумена, благословлявшего ножи, посадили на кол, совершились тысячи чудовищных казней, и рейментарь украинской партии, указывая на людей, замученных в пытках, повторял: «Дивитися, люде! Хто ся тильки збунтовав, то всим тее буде!» Граф Румянцев-Задунайский в июле 1768 года писал полковнику Протасову: «Оные (манифесты) в самой скорости обнародуйте во всех тех местах в Польше, куда только своими сообщениями достигнуть можете, и паче где своевольные гайдамаки произвели уже свои грабления и насилия, и где не престают сами польские обыватели от возмутительных свирепых наглостей против своих господ. Вы уже мне объявили, что от польских шляхтичей были к вам просьбы об усмирении взбунтовавшихся крестьян». И с тех-то пор русский народ уж больше не бунтовал против ляха: лях теперь стал бунтовать против русского правительства…

Умер последний (по имени) из гетманов, Кирила Разумовский; в Украине в 1765 году введено генерал-губернаторское правление, а спустя десять лет уничтожена и Запорожская Сечь. Братства, служившие доселе опорою народности, исчезали окончательно; старинные меды сменялись питьём горилки. Оставался ещё мёд, называемый воронком, но и он в 1807 году найден сильным, как и самое горячее вино, и запрещён повсеместно. Свобода винокурения становилась теперь правом одного лишь ополяченного дворянства, для которого, по его собственным словам, винокурение было единственным продовольствием, служило единственно для удовлетворения необходимых потребностей жизни. Помещики, и прежде падкие на откупа, теперь откупали целые города. В 1801 году в записке депутатам, благодарившим Александра I за утверждение во всей силе дворянской грамоты, украинские дворяне снова повторяли, что на основании таких-то параграфов Статута, «малороссийское дворянство почти единственный для содержания своего на службе и государственные надобности доход имеет от винокурения и продажи вина», и поэтому просили уничтожить сделанное в прошедшем году распоряжение Сената, «чтобы горячего вина продажи не чинить русским людям на 150 верст от границ прикосновенных губерний», угрожая против дворян, что допускающих таковую будут судить, «яко корчемников и ослушников». Указом 1763 года велено было продажу вина по городам обратить в пользу магистратов; но в городах и около них находилось много помещичьих имений, и вот дворяне жалуются теперь, что городские думы, «имев препорученность взять в свое распоряжение винную продажу, в пользу городов предоставленную, заключенными с откупщиками контрактами, без изъятия помещиков и им принадлежащих имений, отъемлют всю свободу и вольность живущим в оных пользоваться в полной мере собственностью своею». То же заискиванье в пользу своей шляхетской вольности повторилось, как мы увидим, в 1863 году при уничтожении откупов.

В Белоруссии указами 1772 и 1782 годов сидка вина, а также производство пива и мёда предоставлены одним помещикам. Все корчмы, принадлежащие дворянам, оставлены на тех местах, где они находились; новые же корчмы позволено заводить с разрешения губернаторов, «наблюдая при этом, чтоб оне были при больших дорогах и при церквах». В городах введены откупа, и откупная система была распределена так, чтобы с каждой головы, внесённой в поголовный список, казна получала не менее 1 рубля 50 копеек, и затем уже магистраты назначали сами, за сколько и как дозволить продажу. Указом 1783 года право продажи вина в селениях казённых предоставлено казне, а в частных — помещикам. Во всей юго-западной Руси за польско-русскими помещиками утверждено право пропинации, продолжавшееся до наших дней и уничтоженное волею царствующего государя.[181]

Бывшая Слободская губерния пользовалась свободою винокурения до 1805 года. В 1805 году в Киеве винные сборы отданы на откуп, а на следующий год откуп распространён был и на соседние губернии. Манифестом 1810 года подтверждаются все помещичьи привилегии на свободное винокурение, и юго-западные губернии поэтому получают название привилегированных (Черниговская, Полтавская, Харьковская, Ковенская, Гродненская, Виленская, Минская, Могилёвская, Витебская, Волынская, Подольская, Киевская, Екатеринославская, Таврическая, Херсонская и Бессарабская область). В городах и сёлах заведены откупа. Одна, относящаяся к этому времени, записка говорит, что тюрьмы городов пограничных с Финляндией, с Остзейскими и от Польши возвращёнными губерниями, переполнены были корчемниками: «Их дерзость доходила до того, что они сотнями с огнестрельным и холодным оружием вступали в драку не только с откупщиками, но и с воинскими командами». Наконец в 1815 году все черкасы оставлены во владении тех помещиков, за кем они были записаны по ревизии 1782 года. В Украине появилось крепацтво, то есть крепостное право, тем более страшное, что рядом с рабовладельцами из поляков были и жиды и иезуиты… В одной Гродненской губернии 46 жидов имели в своём владении 19 438 душ обоего пола, называвшихся теперь крестьянами. Иезуиты владели в Белоруссии имениями с населением в 13 500 душ.

Польско-русские помещики пустились в откупа, настроили себе винокурен: народ в пользу помещика пропивал всё, что имел, а помещики пропивали всё, что получали от народа. Ещё Маркович (1696–1770) в своих записках аккуратно отмечал все подробности этого разгула, охватившего всю юго-западную Русь, отмечал ежедневно: «подпiяхомъ, гораздо подпiяхомъ, зѣло подпiяхомъ, праздновали съ шумомъ пьянственнымъ, лики со тимпаномъ были — насилу ушолъ, разъ охотившись — подпiяхомъ, подпiяхомъ до утра, подпiяхомъ съ дамами, подпили больше прежняго, куликали, были подпили, куликовали, подпiяхомъ отчасти, водковали зѣло, подпiяхомъ жестоко зѣло» и прочее, и прочее. Так текла помещичья жизнь с конца XVII века и до наших дней. Чужбинский рассказывал следующее о жизни полтавских помещиков в 40-х годах текущего столетия: они составили общество пьянства, под названием общество мочемордия. Члены, смотря по степени заслуг в пьянстве, носили титулы мочемордия, высокомочемордия, пьянейшества и высокопьянейшества. Наградами были у них: сиволдай в петлицу, бокал на шею и большой штоф через плечо. Все горячие напитки считались достойными питья, но существовало условие, что чистый мочеморда для поддержания чести общества никак не должен употреблять простой водки, а непременно хоть какую-нибудь настойку. Старшиной в одно время был В. А. З-ий, носивший титул высокопьянейшества и имевший большой штоф через плечо.[182] Из сведений, объявленных Правительствующим сенатом на откупных торгах 1858 года, видно, что во всех привилегированных губерниях в 1852 году оплачено акцизом вина 18 376 876 вёдер, спирту 453 279 вёдер, доходу получалось ежегодно от акцизного откупа 10 271 674 рублей, от чарочного — 5 363 326 рублей, всего — 15 635 000 рублей.