Институт альтернативной истории - Павел (Песах) Амнуэль

— Какой царь, послушайте? — воскликнул Иешуа-4. — Только народ, сам народ, способен управлять, и…

— Народ, который ничего не понимает, если знающий не объяснит суть божественных откровений? — пожал плечами Иешуа-5. Остальные шесть экземпляров открыли было рты, чтобы высказать свои просвещенные мнения, но Первосвященник поднял правую руку и провозгласил:

— Народ, который, как вы говорите, способен управлять, уже высказал свое мнение, решив побить вас камнями…

— Не меня, — быстро сказал Иешуа-7, на лице которого действительно не было традиционного кровоподтека.

— И не меня, — подхватил Иешуа-9.

При беглом осмотре оказалось, что четыре Иешуа из одиннадцати не испытали на себе гнева иерусалимской толпы. Каждый из этих Иешуа едва успел войти в город через Львиные вороты, как был тут же схвачен легионерами и препровожден во дворец прокуратора.

— Семь против четырех, — констатировал Первосвященник. — Достаточно, между тем, и одного — того, кто был побит первым. Народ сказал.

— Распять их! — взревела толпа.

Ицхак Кадури вжался в стену, рев оглушал его, лишал способности думать. А думать было о чем. Если их всех распнут — как будет развиваться этот мир? Мир одиннадцати святых великомучеников? Или одного, возведенного в одиннадцатую степень? Одиннадцать распятий вместо одного? Одиннадцать сыновей Творца, о которых станут говорить христиане этого мира? И… Сердце Кадури заколотилось сильнее, потому что он понял, наконец, одну простую вещь. Ничто не появляется из ничего. Если здесь возникли одиннадцать Иисусов, значит, в других десяти мирах их не осталось вовсе! В каких — других? Только за несколько часов пребывания в этом Иерусалиме он, Кадури, уже создал столько альтернатив! Но ведь возможно (возможно!), что один из этих Иисусов «выпал» в этот мир из его мира, мира иешивы «Прахей хаим» и Штейнберговского института. Вот почему… Ну да, вот почему исчезло из могилы тело распятого Христа! Никуда он не вознесся, этот мнимый сын Бога, он просто (просто?) переместился в альтернативный мир, вернувшись назад на каких-то четыре дня, и случилось это потому, что он, Кадури, не подумав о последствиях, бросил камень в этого самозванца.

Но тогда… Что случится, если Синедрион постановит распять всех? Наверняка добрая половина Иисусов уже прошла эту неприятную процедуру. И что тогда будет с альтернативами? Кадури понимал, что он опять должен принять некое решение. Сейчас Первосвященник огласит приговор. Мало времени. Нужно сделать так, чтобы никакого проповедника в его мире не было вовсе. Чтобы он не родился! Что делать? Что сделать, чтобы человек не родился, если он уже заканчивает свой жизненный путь? Что… Кадури сделал несколько шагов вперед, оказался перед судьями и сказал решительно:

— Они правы. Все они — сыновья Бога.

Ну, надо же сначала думать, а потом говорить!

Сирены взвыли в операторской Штейнберговского института через полчаса после того, как Кадури подключили к аппаратуре. Тело его выгнулось, будто от удара электрическим током, и он страшно закричал. Естественно, предохранители выбило, процедура была прервана, и нормальное течение причин и следствий восстановлено в полном объеме. Для мировой истории было бы лучше, если бы это произошло секундой раньше.

Вечером того же дня в Штейнберговском институте состоялось срочное совещание, на котором присутствовали министр по делам религий Иосиф Дар, министр науки Мерон Стоковски, два Главных израильских раввина и еще несколько высокопоставленных чинов, которых мне не представили. Кажется, один из них был главой Шабака, службы контрразведки, — так мне показалось, слишком уж подозрительно он оглядывал каждого из присутствующих, а меня так едва не испепелил взглядом.

Честно говоря, до последнего момента я понятия не имел, почему директор Штейнберговского института господин Шломо Рувинский заставил меня мчаться в Герцлию из Иерусалима. Ицхака Кадури мы не увидели и побеседовать с ним не смогли — сразу после «возвращения» его увезли в «Ихилов», где так и не смогли пока вывести из состояния шока.

— Барух а-шем, — сказал министр по делам религий, когда директор закончил рассказ о путешествии Ицхака Кадури в мир его предка, — слава Творцу, что альтернативные миры существуют только в мыслях реципиента. Я сам в прошлом месяце побывал в одном из своих, и скажу я вам, что…

— Одиннадцать проповедников, — прервал министра Главный ашкеназийский раввин Хаим Венгер, — Кадури что, их сам придумал? Плод фантазии, а?

Шломо Рувинский покачал головой, и я видел, как трудно ему сохранять спокойствие.

— Ни о какой фантазии нет и речи, — сказал он. — Альтернативные миры создаются в результате принятия решений, и они столь же реальны, как наш. Это может не соответствовать нашим представлениям о Сотворении, но давайте не будем вести теологических споров, положение очень серьезное, господа.

— Прошу понять, — продолжал Рувинский, почему-то взглянув в мою сторону и взглядом попросив участвовать в обсуждении, — что обычно альтернативные миры существуют обособленно. В каждом был свой Иисус, и меня сейчас не интересует, был ли он действительно сыном Бога или заурядным проповедником. Кадури грубо нарушил инструкцию, произошел некий пространственно-временной прокол… Наши физики разбираются, и за теорией дело не встанет… Как бы то ни было, в мир, где оказался Кадури, были перенесены десять Иисусов из соседних миров…

— Которые оказались без Иисусов, — вставил я.

— Совершенно верно, Песах, — отозвался директор.

— А наш? — спросил я. — Наш-то Иисус тоже был в той компании?

— Не знаю, — развел руками Рувинский. — Как это узнать?

— Да очень просто, — сказал я. — Если после захоронения тело «нашего» Иисуса исчезло из могилы, это могло означать лишь одно.

— Только не говори, что этот самозванец вознесся! — воскликнул рави Венгер.

— Нет, конечно, — согласился я. — Он оказался в альтернативном мире в результате этого… э-э… пространственно-временного прокола… А невежественные иудеи решили, что он действительно…

Обидевшись за невежественных иудеев, оба раввина собрались произнести возмущенные речи, но господин Рувинский призвал всех к спокойствию.

— Все это, — сказал он, — сейчас неважно.

— А что тогда важно? — воскликнул Главный сефардский раввин Мордехай Бен-Авраам. — Речь идет о посягательствах на основы веры!

— Пойдемте, — коротко сказал господин Рувинский, решив, видимо, что уже в достаточной степени подготовил присутствующих к предстоящему зрелищу.

Мы спустились в подвал института, причем оба раввина плелись позади всех и призывали Творца в свидетели глупости происходящего мероприятия. В отличие от них, я подозревал, что именно собирается показать директор и, спускаясь по лестнице, раздумывал о судьбах мировых религий.

Одиннадцать изможденных бородатых евреев в изодранных хитонах сидели на плиточном полу, поджав под себя ноги. Помещение было достаточно велико, в углу его стоял стол с одноразовыми тарелками и едой из ближайшего магазина. Насколько я мог судить, никто из Иисусов к еде не притронулся. Когда наша делегация вошла в комнату, один из проповедников поднялся на ноги и что-то произнес на гортанном наречии. Арамейского я не знал, но оба раввина пришли в сильное возбуждение и покинули помещение.

— Это Иисус номер шесть, — сказал Рувинский. — Я их пометил фломастером, вон, на углу хитона. Этот говорит, что именно он, а не прочие самозванцы, истинный царь иудейский. И именно ему Творец поручил нести слово свое.

Иисус номер три повернулся к своему шестому воплощению и смачно плюнул, стараясь попасть в глаз. Плевок угодил в лоб сидевшему рядом Иисусу, номер которого я не смог разглядеть, и в комнате мгновенно возникла взрывоопасная ситуация. Если Господь и давал какие-то поручения этим людям, то, судя по всему, каждому — свое. Иначе зачем было поднимать такой гвалт в закрытом помещении, где от размахивающих рук стало тесно как в синагоге во время раздачи подарков новым репатриантам, а от орущих голосов стало шумно, как на аэродроме во время старта «Боинга-988»?

— Пойдемте, — прокричал господин директор, — они между собой разберутся. Не в первый раз.

Теперь вы понимаете, почему на публикацию этой информации был наложен запрет? Оба раввина настаивали на признании всех одиннадцати Иисусов ненормальными и помещении их в психушку закрытого типа. Министр по делам религий то ли всерьез, то ли в шутку предложил Иисусов распять согласно исторической традиции, повторив, не подозревая о том, известное сталинское «нет человека — нет проблемы». Личность, которую я принял за начальника Шабака, сказала:

— Выпустить в Палестину. Пусть проповедуют среди братьев-мусульман.