Великая и ужасная красота - Либба Брэй

В комнате темно, но я знаю, что она не спит. Потому что не слышно ее обычного сопения.

— Энн, ты проснулась?

Она не отвечает, но я не отступаю.

— Я знаю, что ты не спишь, так что можешь и заговорить.

Тишина.

— Я ведь не отстану, пока ты не заговоришь.

За окном какая-то сова сообщила, что она охотится неподалеку.

— Зачем ты это делаешь? Почему ты сама себя ранишь, к чему это?

Молчание тянется добрую минуту, и я уже думаю, что она, наверное, в конце концов действительно заснула, но тут Энн начинает говорить. Ее голос звучит так тихо, что мне приходится напрячься, чтобы расслышать слова, расслышать тихие рыдания, которые Энн подавляет изо всех сил.

— Я не знаю. Иногда я ничего не чувствую, и мне так страшно… Я боюсь, что вообще перестану чувствовать что-либо, навсегда… и просто уйду в себя и не смогу выбраться. — Она негромко кашляет, шевелится. — Мне просто необходимо что-нибудь ощущать.

Сова вновь громко ухает в ночи, как будто интересуясь, есть ли кто поблизости.

— Не надо больше этого делать, — говорю я. — Пообещай мне.

Снова шорох легкого движения.

— Хорошо.

Мне кажется, я должна сейчас что-то сделать. Может быть, взять ее за руку. Или обнять. Я не знаю, как можно поступить, не вызвав в нас обеих испуга и смущения.

— Если не прекратишь, мне придется отобрать у тебя все иголки, и что ты будешь делать? Тебе ведь тогда не удастся закончить вышивку той картины с маленькой датчанкой и мельницей, в семь цветов!

Энн едва слышно хихикает, и я облегченно вздыхаю.

— Джемма? — окликнула она меня чуть погодя.

— Ага?

— Ты ведь никому не расскажешь, нет?

— Нет.

Еще одна тайна. И как мне хранить такое множество секретов? Энн, успокоившись, поудобнее устраивается в постели, и я слышу знакомое сопение. Но сама я смотрю в смутно белеющую стену, желая заснуть, прислушиваясь к уханью совы, на которое никто так и не откликнулся.

ГЛАВА 16

— Я знаю, ты не веришь в то, что случилось прошлой ночью, но мне кажется, мы должны еще раз попытаться связаться с другим миром, — шепчет мне на ухо Фелисити.

Мы стоим посреди огромного гулкого бального зала, ожидая появления миссис Найтуинг, которая ведет уроки танца. Над нашими головами висят четыре хрустальные люстры, бросающие четыре пятна ослепительного света на мраморный пол.

— Не думаю, что это уж очень хорошая мысль, — отвечаю я, стараясь подавить панический страх.

— Но почему? Неужели тебя так сильно обидело, что тебе не удалось почувствовать то, что почувствовали остальные?

— Не болтай глупостей, — огрызаюсь я; похоже, моя ложь приводит теперь к весьма печальным последствиям. И я в эти дни постепенно превращаюсь в какую-то вечно надутую дуру.

— Но тогда в чем дело?

— Да ни в чем. Просто мне все это кажется глупым. Только и всего.

— Глупым? — Фелисити разевает рот. — Ты называешь это глупым? Глупо то, чем мы собираемся сейчас заниматься в этом зале!

Пиппа, стоящая рядом с Сесили и ее компанией, отчаянно пытается привлечь внимание Фелисити.

— Фелисити, идем сюда, к нам! Миссис Найтуинг разобьет нас на пары…

Каждый раз, когда я начинаю проникаться к Пиппе добрыми чувствами, она делает что-нибудь такое, что снова заставляет меня презирать ее.

— Это так приятно — быть любимой… — бормочу я себе под нос.

Фелисити окидывает взглядом модно разодетых девиц и поворачивается к ним спиной, с демонстративно скучающим видом. Пиппа изменяется в лице. Я невольно ощущаю злорадное удовлетворение.

— Леди, могу ли я просить вашего внимания? — По залу разносится голос миссис Найтуинг. — Сегодня мы потренируемся в движениях вальса. Помните: самое главное здесь — поза, положение тела. Вы должны вообразить, что ваш позвоночник — это некая струна, натянутая самим Господом Богом!

— Звучит так, будто мы — марионетки Господа, — бормочет Энн.

— Так оно есть, если верить преподобному Уэйту и миссис Найтуинг, — усмехается Фелисити и подмигивает Энн.

— Вы хотите поделиться с нами какой-то мыслью, мисс Уортингтон?

— Нет, миссис Найтуинг. Извините, пожалуйста.

Миссис Найтуинг выжидает несколько мгновений, заставляя нас съежиться под ее пристальным взглядом.

— Мисс Уортингтон, вы будете танцевать в паре с мисс Брэдшоу. Мисс Темпл — с мисс Пул, а вы, мисс Кросс, будьте так любезны составить пару мисс Дойл.

Вот уж не повезло, так не повезло! Пиппа, раздраженно вздохнув, встает напротив меня и смотрит на Фелисити; та в ответ пожимает плечами.

— Только не косись на меня, — говорю я Пиппе. — Я в этом не виновата.

— Ты будешь вести, — сердито бросает Пиппа. — Я хочу танцевать как женщина.

— Вам придется меняться и вести по очереди. Каждая должна иметь возможность учиться, — утомленным голосом говорит миссис Найтуинг. — Итак, леди… Руки держим высоко, уверенно. Не позволяйте локтям опускаться. Спина, всегда помним о спине. Немалая часть шансов леди на очень удачное замужество кроется в ее умении правильно и красиво держать себя.

— Особенно если ее отличная осанка поддерживается солидными деньгами, — шутит Фелисити.

— Мисс Уортингтон! — предостерегающе произносит миссис Найтуинг.

Фелисити выпрямляется, как обелиск «Игла Клеопатры». Директриса довольно кивает и опускает иглу фонографа на пластинку. Ритмичные звуки вальса наполняют зал.

— Раз-два-три, раз-два-три… Чувствуйте музыку, леди! Мисс Дойл! Следите за своими ногами! Маленькие дамские шаги! Вы — юные лани, а не какие-нибудь слоны! Леди, держитесь прямее, следите за спиной! Если вы будете сгибаться пополам, вам никогда не найти мужа!

— Она никогда не видела мужчин, выпивших несколько лишних порций бренди! — шепчет Фелисити, очутившись на мгновение рядом со мной.

Миссис Найтуинг резко хлопает в ладоши.

— Никаких разговоров, леди! Мужчин не привлекают чересчур болтливые девицы. Считайте такты музыки вслух, пожалуйста! Раз-два-три, раз-два-три… Теперь меняемся, ведут те, кто танцевал за женщин… раз-два-три, раз-два-три!

Перемена вызывает путаницу в паре Сесили-Элизабет; они обе пытаются вести партнершу. И тут же налетают на нас с Пиппой. А мы, пошатнувшись, наскакиваем на Энн и Фелисити, и в итоге чуть ли не все падаем на пол.

Музыка умолкает.

— Если вы будете танцевать столь неграциозно, леди, ваш бальный сезон закончится, не успев начаться. Могу ли я вам напомнить, юные леди, что все это — вовсе не игра? Лондонские сезоны — дело чрезвычайно серьезное. Это ваш шанс доказать, что вы сумеете достойно исполнять обязанности, которые будут возложены на вас, когда вы станете супругами и матерями. И что еще важнее, в вашем поведении отразится сама душа и суть школы Спенс!