Душитель - Уильям Лэндей

Майкл взглянул на нее — старуха, согнувшаяся почти пополам, походила на запятую. Сплошь хрящи, жалкое напоминание о том, что некогда было женщиной. Он понимал, что не может высказать то, что уже известно им обоим, — это не важно и всем плевать. Кавальканте оказались на пути, поэтому их просто смело. Дело сделано. Нет смысла обсуждать плюсы и минусы. Добро и зло здесь ни при чем. Сложно даже говорить об этом в привычных терминах. Наверное, старухе уже следовало это усвоить.

— Я прихожу домой, а там пусто, — повторила женщина, словно читая знакомую молитву. — А в другой раз, когда мы спали, они забили все окна и двери! Но мы-то остались внутри! Нам пришлось кричать, пока кто-то не услышал и не позвонил в полицию. Нас могли убить. Они могли разрушить дом и похоронить нас под обломками. Потом нас послали на Ленокс-стрит, в крошечную квартирку, где и повернуться негде. И вечером на улицу не выйдешь: вокруг сплошь цветные, круглые сутки пьянствуют и орут, того и гляди перережут глотку ножом. Мы даже дверь не открывали. Там есть люди, которые стучат в дверь, а как только ты откроешь замок, так сразу вламываются. Нам не хотелось, чтобы нас убили, поэтому мы сидели дома, как два психа, и не отвечали на звонки. Социальному работнику пришлось подсунуть под дверь визитку, чтобы мы его впустили. Наконец мне сказали, что я, со своим бедром, не могу подниматься по лестнице, и тогда нам дали эту квартиру. Всего сорок семь долларов в месяц, включая плату за свет и газ.

— Очень милое жилье.

— Но не похоже на то, что у нас было.

— Нет. Конечно, нет.

— Мы здесь совсем одни, не видим знакомых. Все они живут кто в Медфорде, кто в Южном Бостоне. Большинство — в Медфорде. — Она произносила «в Медфиде». — У кого нет родственников, которые согласились бы их принять, те все переехали в Медфорд, улетели, как птички. — Кавальканте помахала рукой. — А что мне делать в Медфорде?

— Миссис Кавальканте, насчет того случая в суде… Что вы имели в виду, когда сказали, что в Уэст-Энде вас беспокоили эти самые delinquenti?

— Ну, эти парни пришли и сказали: «Вам придется уехать, убраться отсюда. Если не уедете сами, мы вас вышвырнем».

— Кто это был?

— Здоровые такие парни.

— Вы их знаете?

— Нет. Некоторых видела на улице.

— В Уэст-Энде?

— Да, некоторых. А остальных мы не знаем. — Она шаткой походкой подошла к креслу и медленно села. Майкл жестом показал, что готов помочь, но Кавальканте не обратила на него внимания. Она продолжала: — Они пришли вечером, постучали в дверь и сказали, что хотят нам кое-что сказать. «Что вы о себе возомнили? Почему это вы не уехали, как все остальные?!» Они думали, мы испугаемся и уберемся. А куда нам было идти? А? Иногда даже полицейские подходили к двери и стучали: «Эй, Кавальканте, вам пора отсюда убираться. Небезопасно здесь оставаться, когда идет стройка».

— Какие полицейские?

— Просто полицейские. Не знаю.

— Они были в форме? Откуда вы знаете, что это были полицейские?

— Знаю, и все! Одни в форме, другие нет. Но это были полицейские.

— Вы их знаете?

— Да — тех, что дежурят в нашем районе.

— Может быть, они действительно о вас заботились.

— Точно так же, как вы заботились обо мне, когда вышвырнули меня на улицу! Наверное, нам с мужем повезло — все так о нас заботятся, точно мы короли!

— Те, другие парни… они вам угрожали?

— Да, они говорили: «Лучше уезжайте». Твердили одно и то же: «Здесь небезопасно».

— Они вас запугивали?

— Иногда звонили по телефону: «Если не уберетесь, мы вас пристрелим, сожжем дом». Один из них сказал мужу, чтобы тот был поосторожнее, когда спускается с лестницы, — можно упасть, и с концами.

— Тогда, в суде, вы назвали их гангстерами. Вы доподлинно знаете, что они члены банды?

— Я сказала delinquenti — преступники. Понятия не имею о гангстерах. Что, по-вашему, полицейский не может быть преступником? Вряд ли. А почему вы вообще вдруг так забеспокоились?

— Потому что кое-кто пострадал.

— Кто?

«Мой отец», — подумал Майкл, но ничего не сказал. Когда он был ребенком, Дэйли тоже получали звонки с угрозами — обычно за ужином — от преступников, которых вывел на чистую воду Джо-старший. Звонили обычно из тюрем Уолпола или Дир-Айленда. Мальчики брали трубку и слышали злобный голос: «Я сожгу твой дом, трахну твою жену, перережу твоих детей, пущу пулю тебе в башку!» Звонки продолжались, пока Джо-старший служил в разнообразных детективных бюро и в убойном отделе. Майкл вешал трубку, как только раздавались первые слова — так ему велели, — но забыть услышанное не мог. Каким образом отец, этот мягкий человек, который позволял сыновьям вешаться ему на шею, управляется с преступниками? «Не волнуйся, Майк, — говорил Джо-старший. — За телефоном прячется трус». Но он на самом деле беспокоился, и Майкл тоже. Один из бандитов может вырваться из клетки, найти Майкла и искалечить его. Неужели Майкл пожертвует кем-то из братьев, чтобы спастись самому? Конечно, будет лучше всего, если чудовище пожрет Джо, а Майкл и Рики успеют убежать. Но при крайней необходимости Майкл готов был пожертвовать собственной жизнью, чтобы спасти Рики. Младшего непременно нужно спасти. Хватит ли у него смелости, чтобы встретить смерть? Что он будет чувствовать, когда сильные руки переломают ему кости, или нож вспорет кожу, или в тело вопьется пуля? Когда Майклу было пять или шесть, отец взял его на рыбалку. Он с легкостью выдергивал крючки из пойманных окуней, раздирая им челюсти, щеки и глазницы. Рыба била хвостом в беззвучной агонии, и Майкл пришел в ужас. Он попросил отца остановиться. Джо-старший пытался успокоить сына. Сначала он сказал, что рыба не чувствует боли, поскольку у нее слишком маленький мозг, потом — что раны заживут сами собой, если рыбу пустить обратно в воду, но ничего не помогало, и Майкл решил отныне не ходить на рыбалку. Джо назвал его плаксой, и никто не стал спорить. После этого отец брал на пруд только Джо и Рики, которых ничуть не трогали мучения рыбы.

— Погиб полицейский, миссис Кавальканте.

— Ну да, полицейского подстрелили, и все забегали.

— Это был хороший полицейский. Не delinquenti.

46

— Что за хреновина, Рик?

— Это Эдит Пиаф.

— Эдит Пиаф! Чертов Кембридж!

— Она француженка.

— Знаю, что француженка! Я не это имел в виду.

— Ты знаком с Эдит Пиаф?

— Нет, придурок, я слышу, что она поет по-французски. Если помнишь, я был во Франции. Иначе я бы не отличил французский от немецкого.

— Хорошо, что ты побывал во Франции.

— Этот музыкальный автомат играет Пиаф.

— Наверное, клиентам нравится.

— Вот именно. О том и речь. Что за люди сюда приходят?

— Я, например.

— Вижу.

— Ты попросил выбрать место, где никто тебя не узнает. Поверь, никто из твоих знакомых сюда не заглядывает.

— Неудивительно. — Джо оглядел грязный подвальный бар под названием «Касабланка» и презрительно фыркнул. Ну и дыра! Кучка хиппи, которым следовало бы помыться и подстричься; тощие гарвардские юнцы, набирающиеся жизненного опыта, прежде чем сделаться биржевыми брокерами; толстые кембриджские бабенки, похожие на прачек. — Господи, Рик, в таких местах обычно околачивается Майкл. А я-то на тебя понадеялся…

— Прости, что подвел.

— В любом случае, что ты вообще тут забыл? Зачем было селиться в Кембридже?

— Лучше жить подальше от тех мест, где работаешь.

— Да? И почему?

— Я пересекаю мост и оказываюсь в округе Мидлсекс. Там другая полиция и другой прокурор. Никто меня не знает, никаких проблем.

Джо кивнул и большим пальцем рассеянно поскреб этикетку на бутылке с пивом.

— Расслабься, Джо. Я же сказал — ваша юрисдикция здесь не действует.

— Плевать, делай что хочешь. Думаешь, я тебя арестую? — Впрочем, гнев Джо излился полностью на Эдит Пиаф и кембриджских хиппи, поэтому он быстро утих.

Рики не знал, как это понимать. Что затеял Джо? Что творится в его огромной голове? Рики всегда немного злился на брата. Типичная самоуверенность первенца, поверхностный консерватизм, тупость, грубые, вызывающие манеры, высокомерие, агрессивная неумная ксенофобия… Джо был для Рики отрицательным примером. Если бы они не были братьями, то, наверное, ни за что не стали бы друзьями. Они все время нуждались в Майкле как в посреднике. Без него в их разговорах сквозило раздражение, словно многолетние отношения были одной непрекращающейся ссорой, которая никогда не закончится. Но в то же время Рики не мог избавиться от легкого восхищения братом, который в конце концов охотно принял на себя бремя старшинства. Отцовство, обязанности супруга, служба — всего этого Рики не желал и сомневался, что сможет выдержать. А Джо взвалил на себя тяжкую ношу и удерживал ее день за днем. Рики подумал: нужно взглянуть на Джо глазами Кэт. Он упорен, но не упрям; по-собачьи предан, хоть и трудно назвать его компанейским человеком. И все же Рики никогда не знал, как затронуть Джо.