Тысяча и один день. Первый из могикан. Властелин пустоты - Александр Громов

– Почему?..

– Потому что планеты ходят по орбитам.

– Почему ты считаешь меня шкурой?!

Ах, вот он о чем.

– Никем я тебя не считаю, – поясняю я, пожимая плечами. – Просто обрисовал ситуацию как она есть. Твой выбор, тебе выбирать между дерьмом и фекалиями.

– Зря ты так...

Может, зря, а может, и нет, сейчас это не имеет значения. Мустафа Безухов мне уже не интересен, и я ухожу, сделав ему знак, чтобы не следовал за мной. Черт... кем же заменить бездаря Синюхаева?

Осталось тринадцать с хвостиком суток, меньше двух недель, а в моем звене по-прежнему некомплект: я да Джо Хартрайт. Может, все-таки взять третьим Мбогу? Ведь главное, чтобы он понимал мои команды, а не я его ответы...

Еще успею решить.

Мимо меня, отчаянно цокая по полу, торопятся два техника, у одного в руках зажат разводной ключ, у другого – портативный сварочный аппарат. Где-то в системе рециркуляции воды опять текут трубы, разъеденные мочой, и похоже, что Джо останется сегодня без душа. Лишний повод начальству усмехнуться понимающе и брезгливо посетовать: ну что путного можно сделать, имея под началом не людей, а пять сотен угрюмых озлобленных полуживотных? Но где оно, начальство, найдет настоящих людей для этой работы?

А ведь Вокульский в обеих своих ипостасях – виртуала и «сброшенной оболочки» – кругом прав: кто мы такие, чтобы рыпаться и рассчитывать на большее, чем нам дают? Вполне убедительно доказано: без Сандры Рамирес, без Вязкого мира не было бы проблем контактирования с барьером, потому что никто не дожил бы до контакта! Цивилизация с преобладающим влиянием мужчин была обречена. Чужие пожгли бы мертвые артефакты, а не людей и не эксменов. Только случайность, абсолютно голая случайность виновата в том, что жизнь человечества удалось продлить всего-навсего на одну-полторы сотни лет, а не на тысячи...

Может быть – навсегда.

Почему бы нет? А за успешную атаку всегда платят кровью. За удержание захваченных позиций – иногда вдвойне. Следует ли считать всю цепочку живой природы – от крохотных слизистых комочков в первобытном океане, через панцирных рыб, зауроподов и креодонтов к человеку – закономерными издержками, платой за его, человека, возникновение и горделивую поступь? И можно ли полагать подчиненную роль эксменов, которые все равно когда-нибудь станут не нужны и закономерно вымрут, последней издержкой перед окончательным торжеством Человека Настоящего? Особой издержкой, поскольку ранее никем не предвиденной. Но кто и когда умел предвидеть все издержки?

Зато – результат!

Маленькая Земля умудрилась не задохнуться в мусоре цивилизации, не шибко страдает она и от перенаселения. А разве воинствующий матриархат не вылечил большую часть социальных язв прошлых веков? Ведь вылечил. Нет вызывающей роскоши, но нет и нищеты, нет освященной церковью дурной традиции никчемной плодовитости, подпитывающей и умножающей нищету, давно не осталось и следа от зловонных трущоб, где женщины, становящиеся старухами в тридцать лет, продолжают рожать и рожать, умножая никому не нужное потомство, где толпы рахитичных, покрытых коростой детишек со вздутыми животами кормятся на помойках, подобно полчищам тараканов или крыс. Ведь нет же этого! Никто не голодает. Все устроены. Женщинам приличен загородный коттедж, хотя вполне сойдет и благоустроенная городская квартира, эксмены довольствуются индивидуальными жилыми блоками – курятник, конечно, но все-таки не трущобные халупы из расслоившейся фанеры и ржавой жести. Эксменов учат, лечат и приставляют к делу. Выработавших свой ресурс стариков даже не ликвидируют и не убеждают уйти из жизни добровольно – и для них, никчемных, у общества находится миска похлебки. Благополучное общество не обязано быть узко рационалистичным, оно может позволить себе известный гуманизм.

Так чем же я, спрашивается, недоволен? Тем, что жизнью и порядком, позволяющим жить и дальше, человечество обязано женщинам? Тем, что лица противоположного пола, и я вместе с ними, низведены до уровня существ второго ранга как опасные недоумки? Так ведь это правда, по крайней мере отчасти...

Что лучше: безумно развиваться в никуда, стремительно наращивая могущество цивилизации и менее быстро, но столь же неуклонно деградируя духовно, давно утратив смысл существования, потеряв всякую охоту отыскивать этот самый смысл, – или построить стабильный, разумный мир и жить в нем ради самой жизни, ради простых ее радостей, не ставя нереальных сверхзадач? Смысл был предъявлен: настоящим, единственным и высшим смыслом человеческого бытия является само существование человечества и продолжение его в потомстве. Неопределенно долгое продолжение. Вечное. Плевать на то, что средство подменило цель, – важен результат! Этот мир никогда не лопнет от натуги, не завалится сам собой, как валились вавилонские зиккураты из скверно обожженного кирпича, – он просто не станет тянуться к ненужным высотам и останется прочным и устойчивым.

До тех пор, пока его не толкнут извне.

И тогда его обитатели завопят дурными голосами о том, что никто, мол, не мог предвидеть этого толчка, и, ополоумев от страха, начнут спешно лепить стены ввысь в зыбкой надежде на то, что, когда здание рухнет, жители верхних этажей сумеют зацепиться за небо...

Раньше надо было строить.

Глава 8

ФАВОРИТ

В личные апартаменты коменданта базы я вхожу без приглашения, как будто так и надо. Когда-то стучал условным стуком и ждал вальяжного «войди», потом бросил, несмотря на устные выговоры Марджори и угрозы сгноить меня в карцере. Посадить меня она может, не спорю, но сгноить – не сгноит.

Сразу за тамбуром жилого сектора для настоящих людей, официально именуемого запретной зоной номер один, а на эксменском фольклоре не иначе как Бабельсбергом, – охрана и свое дежурство. Крепенькая девушка-коммандос с короткоствольным автоматом поверх бронежилета пропускает меня, даже не поморщившись, но, пройдя, я чувствую затылком ее неприязненный взгляд. С дисциплиной у нее все в порядке, а исполнить свой долг, доложив командованию о чудовищном моральном падении коменданта, – до поры до времени нет физической возможности. Потом – безусловно.

Герметичная дверь каюты гулко хлопает за моей спиной, и от легкого сотрясения из приоткрывшейся дверцы стенного шкафа выпадает, плавно валясь прямо на меня, глупейшее изделие современности – «квазиразумный и самообучающийся» пластиковый сексатор андроидного типа, выполненный в виде жгучего брюнета в натуральную величину, с невыразимо слащавой физиономией. Как Марджори удалось вывезти с Земли этакое чудо, когда для космоса экономятся граммы и наиболее уместной моделью сексатора на полном серьезе и официально признана рука, – ума не приложу.