Падший ангел - Марго Арнольд

Чартерис натянул бриджи; что касается рубашки, то он даже не брал на себя труд снимать ее. Не глядя на меня, он пролаял:

– С тобой пока все. Вернусь к шести. Будь готова и одета к ужину. Потом мы поедем в «Ранело». И не забудь, что я сказал тебе в карете.

После его ухода я осталась лежать в глубоком раздумье. Мне было холодно, меня тошнило – и в прямом, и в переносном смысле. На меня наводили ужас даже не сами эти совокупления: после Крэна не осталось, наверное, ничего, что было бы мне неизвестно относительно половых отношений. Мне был отвратителен тот дух, которой пронизывал эти соития. С Крэном это было если не радостью, то по крайней мере полными света путешествиями по неким чистым морям наслаждения. Теперь, когда ко мне прикоснулся злой дух Чартериса, я впервые увидела, какой отвратительной может быть похоть, какую боль может причинить она тому, кем хотят обладать. Чартерис действительно жаждал меня – это было правдой. Но его желание основывалось на тяге к разрушению. Даже при тех ограничениях, которые предусмотрел Джереми в отношении Джона Чартериса (а я была уверена, что этот трус побоится навлечь на себя хоть какую-то кару), тот, бесспорно, использует власть, которую имеет надо мной, чтобы сломить мою волю, мой дух и мое тело.

Но я также не сомневалась, что за те полгода, что есть у него в запасе, ему это не удастся. Я плохо знала этого человека, но уже успела раскусить его мелочную и подлую душонку. Унижениям, которым он подвергал мое тело, я могла противопоставить ум и собранную в кулак волю, друзей, в чьей преданности не приходилось сомневаться, и еще память о любви другого рода и далекую, далекую фигуру, с которой вопреки всем доводам рассудка я связывала надежду на счастье.

Так что в «кошках-мышках», которые вскоре должны были начаться между нами, Джон Чартерис был обречен на проигрыш. Оглядываясь назад, я думаю, что, даже если бы за моей спиной не было столь мощной поддержки, я все равно одержала бы над ним верх, поскольку в самом злобном «я» Чартериса были уже заложены семена саморазрушения. Я знала подлых людей, которые, несмотря на это, были щедры, знала непорядочных, которые могли быть ласковыми, и знала трусов с доброй душой. Но я не знала ни одного человека, кроме Джона Чартериса, который был бы подлым, непорядочным и трусливым одновременно. В нем все эти три качества были развиты до невероятной степени, и все они, будучи направлены против окружающих, били рикошетом в первую очередь по нему самому.

Я по-прежнему лежала на постели, но пассивность во мне уступила место ярости. Что ж, если последующие месяцы придется провести, получая удары и нанося ответные, так тому и быть! Я оделась, чтобы выйти на улицу. Я была готова нанести первый контрудар.

Обойдя все свои излюбленные магазины, я заказала столько новых шляпок и платьев, что мне должно было хватить их по крайней мере на год вперед. Всем продавцам я строго наказала прислать счета капитану Чартерису не позже завтрашнего дня, а если в течение месяца они не будут оплачены, то их следует переслать мистеру Винтеру, который без труда вытрясет из капитана деньги. Я также сообщила, что в течение следующих нескольких месяцев собираюсь сделать еще много покупок, и попросила их подготовить для меня все самые изысканные товары, какие только есть на складах. Поскольку в этих магазинах я всегда считалась хорошим клиентом, их хозяева были рады услужить мне. Для меня же в грядущие полгода они могли стать неоценимыми союзниками. Думаю, самые умные из них догадались, что грядет нечто необычное, и, проникшись духом этой игры, приготовили собственные сюрпризы для капитана Чартериса. Довольная проделанной работой, я отправилась домой и оделась – именно так, как повелел мне мой властелин.

Вернувшись домой, он стал лихорадочно вглядываться в мои глаза в поисках хоть каких-то эмоций, я же была с ним приветлива – так, будто он только что спустился к утреннему чаю. От охватившего его разочарования Чартерис буквально взбеленился, и по дороге в «Ранело» мне, как я и опасалась, пришлось испытать весьма большие неудобства физического характера. После того, как мы приехали туда, он почти сразу бросил меня, и, если бы не старый друг Белль – кавалерийский офицер, я оказалась бы в крайне неудобном положении – одна в столь людном месте. Офицер и два его младших коллеги, желая вывести меня из затруднения, приняли в свою компанию. Через некоторое время вернулся Чартерис. Увидев, что, вопреки его ожиданиям, я не одна и не в растерянности, а окружена друзьями и пребываю в прекрасном настроении, он закатил мне отвратительную сцену. То, что он говорил, было до такой степени неприятным, что один из младших офицеров даже пригрозил ему дуэлью. После этого Чартерис моментально сник и мрачно велел мне собираться. В последующие месяцы такие сцены повторялись очень часто, и, надо сказать, я вполне привыкла к этому. В этот, самый первый раз, признаюсь, я была немного расстроена и, наверное, поэтому не задумалась над тем, что именно угроза вызова, брошенная молодым офицером, на какое-то время сделала Чартериса абсолютным импотентом.

Мы вернулись домой, и он лег со мной. Но, даже несмотря на мои усилия, которым теперь мой властитель уже не препятствовал, он не смог добиться ничего. Поэтому, вылив на мою голову ушат грязных оскорблений, он оставил меня в покое – наедине с ночью и моими мыслями.

Так прошел первый день битвы между нами. Этот день не был для меня бесполезен: мне удалось отыскать уязвимые места моего противника. Во-первых, он был трусом, и угроза физической расправы могла стать хорошим способом давления на него. Во-вторых, то ли из-за постоянной потребности спариваться, то ли вопреки ей потенция Чартериса была весьма низкой. На сей раз я имела дело не с полноценным мужчиной, а с невротиком-извращенцем. Что ж, перспектива не особенно приятная, но и не смертельная.

Когда Чартерис обнаружил, что своими обычными постельными упражнениями не может вызвать у меня вообще никаких эмоций – ни удовольствия, ни ярости, он стал изобретать способы как можно больнее задеть меня. Без сомнения, он был не дурак. Заметив, что в самом хорошем расположении духа я нахожусь по вечерам, а в плохом – по утрам, он перенес удовлетворение своих запросов на утренние часы. Увидев, что я привыкла и к этому, он стал экспериментировать, выбирая для совокупления самые странные места и моменты, пытаясь таким образом выбить меня из колеи. Нередко он приглашал меня днем в свой кабинет, приказывал раздеться и затем часами ласкал, заставляя меня принимать самые немыслимые позы, которые придумывало его низменное воображение. Под конец мне уже хотелось кричать и плакать от всего этого ужаса, но никогда – ни разу! – я не дала ему это понять. Иногда он заставлял меня раздеться и, встав на колени у кресла, в котором он сидел, ртом… Ну, я не буду продолжать. Даже теперь, спустя много лет, мое тело сжимается от стыда, и единственное, чего мне хочется, – забыть об этом раз и навсегда.