Life after capitalism - Gilder
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее, в качестве отправной точки, предположение о дефиците калечит науку моделью неограниченного спроса и ограниченного предложения. Даже Ромер придерживается модели "химических элементов", ограничивающих человеческие творения. Это материалистическое суеверие: представление о том, что все человеческие начинания регулируются материальными, а не временными ограничениями.
Неявная идея заключается в том, что в некотором роде физическая вселенная по своей сути является тем, что фон Нейман называл "игрой с нулевой суммой", где все выигрыши одного игрока означают потери для другого, а не положительную игру с суммой выигрыша для всех. Из этого неявного представления о нулевой сумме вытекают все вечные кризисы, поддерживающие аварийный социализм, будь то якобы кризисы перенаселения и истощения энергетических ресурсов или якобы кризисы пандемии COVID-19 и "изменения климата".
Фундаментальной предпосылкой материализма является детерминистская вселенная. В ее основе лежит "эргодическое" предположение об унитарных причинах и следствиях: одни и те же причины всегда будут вызывать одни и те же следствия, и эти причины поддаются научной идентификации и статистическому предсказанию. Вместо свободно текущей информации правят выборки данных. Эта предпосылка ориентирует экономику на диагностику существующих статистических средних показателей, а не на прогнозирование новизны и неожиданностей в невесомой и не подверженной трению сфере разума.
Согласно детерминистскому допущению, объясняющими рынками являются такие понятия, как "совершенная конкуренция", макроэкономическое равновесие или, в идиоме австрийской экономики, "спонтанный порядок". Согласно этим концепциям, беспорядочные неожиданности, изображаемые в теории информации, в основном проявляются как негатив, несовершенство системы и повод для политического вмешательства и коррекции.
Наиболее успешные конкуренты считаются антиконкурентными угрозами. Это компании, которые правят новыми рынками, которые они создают, выпуская новые изобретения. Считается, что монополии подавляют инновации, а не стимулируют их.
На протяжении всей истории капитализма такие титаны, как IBM, General Electric и Standard Oil, уступали место преемникам, добивавшимся успехов в инновациях и "созидательном разрушении". Но и консерваторы, и либералы, похоже, хотят придерживаться режима "жизни после капитализма", который рассматривает Google, Amazon, Microsoft, Facebook и другие скоропортящиеся предприятия вроде "Alphabet" и "Meta" как неприступные монополии. В качестве средства защиты предлагается эффективная национализация со стороны регулирующих органов - только так эти преходящие предприятия могут обрести хищническое постоянство.
Отсутствует понимание Питера Тиля в его книге Zero to One, что все инновации изначально создают монополии и что экономика выигрывает больше всего, когда инноватор может сохранить свою монополию, опережая стадо. Все предприятия стремятся к беглым позициям монополии. Монополии становятся разрушительными главным образом тогда, когда они защищаются правительствами в режиме чрезвычайного социализма.
Взгляд на дефицит, демонизирующий монополию, также благоприятствует представлению об угрожающей и неумолимо ухудшающейся планете. Исправление ситуации обеспечивается активными правительствами, чьи постоянные регулирующие вторжения пронизывают чрезвычайный социализм.
Рассматривая беспорядок не как энтропию Шеннона творчества и удивления, а как неумолимую энтропию физического распада, экономика противоречит центральной идее теории информации. Вся информация - это энтропия. Будь она положительной или отрицательной, случайностью или изобретательностью, хаосом или творчеством, она в принципе не поддается исчислению на основе одной лишь закономерности. Она должна быть проверена на практике. В экономике она проходит фальсифицируемую проверку рынком. В теории информации экономические условия могут меняться так же быстро, как меняются умы.
Грандиозные ошибки макроэкономики способствуют постоянным микроэкономическим заблуждениям. Спрос и предложение рассматриваются так, как будто они являются отдельными и равными силами. Это предположение настолько распространено, что его отрицание делает вас отрицателем очевидного. Но закон Сэя остается верным: предложение создает весь реальный спрос. Понятие спроса как "желания" или "потребности" безнадежно субъективно и научно бессмысленно.
Сторона предложения первична, регулируется временем и полна специфики. Она представляет собой бесчисленное множество бизнес-проектов, зависящих от творческого подхода, который всегда становится для нас сюрпризом. Предложение измеряется временем, которое требуется для предоставления новых товаров или услуг. Спрос является производным, статичным, мгновенным и вневременным, с мутными агрегатами "желаний" и склонности к тратам. При режиме спроса слишком часто для удовлетворения этих желаний приходится использовать запасы существующих товаров или "перераспределять" их с помощью правительства.
Теория информации - это идея со стороны предложения. В модели со стороны спроса предполагается, что кривые предложения поднимаются с ростом цен. Но на самом деле предложение растет с падением цен, что означает прогресс в обучении. Кривые обучения на стороне предложения опережают кривые цен, навязанные "спросом". Объемы, расширяющиеся на стороне предложения, генерируют новые знания так же быстро, как они снижают цены на деньги.
В доминирующей экономической школе посредником между всеми желаниями и потребностями выступает еще один дефицитный ресурс, который часто кажется поглощающим все остальное. Называемые "деньгами", они считаются "товаром", воплощающим богатство, и аспектом национального суверенитета. Управляемые правительствами и центральными банками, существующие деньги имеют ограниченное "предложение" и являются еще одним аспектом экономики дефицита. Экономисты рассматривают их как ресурс, напоминающий территориальный домен или совокупность природных ресурсов. Правительства и центральные банки манипулируют ими для достижения труднодостижимых целей национальной политики. Деньги становятся главным рычагом и инструментом достижения политических целей.
Результатом этого является гипертрофия финансов, причем крупнейшей в мире отраслью по объему является торговля валютами: валютный обмен, называемый "форекс". Валютные рынки, объем которых приближается к 8 триллионам долларов каждые 24 часа, примерно в 73 раза превышают объем всех рынков реальных товаров и услуг, которые они измеряют. Форекс приносит прибыль 11 крупным банкам и власть политическим лидерам, ценой периодических кризисов в небольших странах, подверженных его неустойчивым приливам и отливам. Форекс также предоставляет интригующий азартный опыт для трейдеров по всему миру, от домохозяек в Сингапуре до пенсионеров на Каймановых островах.
При экспоненциально большей активности и усилиях, технологиях и ресурсах, чем золотой стандарт, который он заменил, Форекс умудряется создать гораздо менее надежную денежную единицу. Золотой стандарт преобладал в течение примерно двухсот лет и обеспечил стабильный измерительный стержень для промышленной революции.
Многие экономисты могут рассматривать валютную торговлю сегодня как большой успех "спонтанного порядка" и равновесия. Но теория информации изображает такую огромную турбулентность обмена как всего лишь шум в канале. Эксплуатация шума для получения краткосрочной прибыли, как и большинство краткосрочных сделок с активами, является пародией на капитализм, уменьшающей знания, обучение и богатство.
Все эти спекуляции на дефиците и игры с нулевой суммой побуждают экономистов верить в "кривую Филлипса": наличие слишком большого количества рабочих мест приводит к обесцениванию и инфляции. Обратная зависимость между безработицей и инфляцией предполагает, что слишком
