Все против короля - Марина Серова

А не достаточно ли уже стрессов для психически неуравновешенной Ларисы Львовны? Да, здесь главное – не переборщить. Мстить этой даме мне было не за что, напротив, я хотела ее спасти. Кудринцева подтвердила, что за ней следит маньяк. Значит, оставаться на свободе ей было опасно. Хорошо, если Владимир Дмитриевич исполнит свою угрозу и положит ее в психиатрическую клинику на профилактику...

Аронкина пробыла у следователя еще меньше времени, чем я. Зато уверенности в том, что Шишкин очень скоро передаст дело в суд, у нее стало еще больше.

Надежда Степановна уселась в мою машину, как в свою служебную, и скомандовала:

– Едем ко мне домой!

Кресло «Мини Купера» отчаянно скрипнуло, а авто заметно просело. Моя машина не была рассчитана на пассажиров весом в полтора центнера, поэтому сразу потеряла в динамике.

– А где вы живете? – спросила я, выруливая на центральную улицу.

– На углу Пролетарской и Грибоедова. Скоро обеденный перерыв, поэтому мне нет смысла ехать на завод. А знаешь, Полина, давай ты тоже зайдешь ко мне, покушаешь...

– Спасибо за приглашение, но у меня совсем другие планы.

– Нет-нет, никакие возражения не принимаются! Ты едешь ко мне, – бескомпромиссно заявила Аронкина. – Можешь считать, что это мой приказ.

Конечно, плевать я хотела на ее приказы. Но визит домой к Надежде Степановне мог поспособствовать осуществлению моего коварного замысла. Я не стала больше возражать. В конце концов, чем больше знаешь о своих противниках, тем лучше. Остановившись на красный свет светофора, я искоса посмотрела на свою пассажирку, точнее, на ее руки. Они были неухоженными. Скорее всего, Надежда Степановна действительно по выходным работала на своем дачном участке. Если так, то отомстить ей было очень легко. Я улыбнулась своей задумке и нажала на педаль газа.

По дороге Аронкина пыталась выяснить, о чем мы говорили со следователем, и вообще, что я думаю о вине Борщинского, но я отмалчивалась или отвечала односложно, при этом – ноль эмоций.

Аронкина жила с мужем и сыном в трехкомнатной квартире на втором этаже типовой пятиэтажки в центре Горовска. Правда, дома никого не оказалось. Интерьер квартиры был самым обычным, без каких-либо дизайнерских изысков.

– Полина, ты пока посиди в гостиной, почитай журнальчики, а я разогрею обед, – начальница отдела кадров изо всех сил старалась показать мне свое гостеприимство.

– А можно я на балконе постою? У вас ведь там вид на городской парк, так?

– Да, если хочешь, – разрешила она и ушла на кухню.

Я вышла на балкон и увидела там две плетеные корзины. В одной лежали яблоки сорта шафран, а в другой – помидоры. Еще на балконе стоял сельхоз-инвентарь – грабли и тяпка. Теперь я уже практически не сомневалась, что Аронкина по выходным торгует фруктами и овощами на карасевском базаре.

– Ой, Полина, у меня тут не прибрано. Мой муж, знаешь ли, дачник-любитель, – стала оправдываться хозяйка, – вот это он все привез вчера вечером и побросал кое-как... Пойдем, я уже накрыла на стол.

Я зашла на кухню, и у меня создалось впечатление, что Надежда Степановна основательно подготовилась к моему визиту. Похоже, она заранее все спланировала. Даже то, что нас пригласили к следователю Шишкину друг за другом, скорее всего, не было простой случайностью. Все это являлось частью ее большого плана. Только вот какого? Когда Аронкина заявилась ко мне в кабинет со скромной коробкой конфет, она готовила почву для беспроб-лемного увольнения Борщинского. Теперь она потчевала меня разными домашними вкусностями явно не просто так. Я пыталась предугадать, какая просьба за всем этим последует, но Надежда Степановна не спешила раскрывать свои карты.

Перед самым уходом я обратила внимание на фотографию в рамке, висящую напротив входа в маленькую комнату. На ней были запечатлены три молодых человека в мотоциклетных шлемах, стоящие на пьедестале почета. Золотым медалистом был Сергей Кудринцев, серебряным – скорее всего, сын Аронкиной, во всяком случае, он был очень на нее похож. Третий парень был мне неизвестен. Но это и не так важно, главное состояло в том, что Сергей Кудринцев – мотогонщик из горовского клуба «Строитель», а его номер – пятнадцать. Об этом сказали мне спонсорские наклейки на шлеме. Теперь, зная о его увлечении, можно было выстраивать план мести в этом направлении. Надежда Степановна даже не предполагала, какую добрую службу она мне сослужила, пригласив к себе.

После обеда Аронкина снова навязалась мне в пассажирки. Мне пришлось везти ее на завод.

– Да, – многозначительно протянула она, усевшись в мою машину, – Борщинский сумел всех на заводе обвести вокруг пальца, даже тебя.

– Что вы имеете в виду? – удивилась я.

– Он подделал подпись Кудринцева на договоре. Ты не обратила на это внимание, нет? А должна была! – бросила мне упрек Аронкина.

– На каком договоре?

– На поставку станков.

– Не может этого быть! – усомнилась я.

– Может, Полина, может. Владимир Дмитриевич был тогда в командировке и возложил свои должностные обязанности на Борщинского. У меня есть приказ об этом, – постаралась уверить меня начальница отдела кадров. – А Виталий Кириллович злоупотребил доверием Кудринцева и провернул всю эту сделку с «Сеулом». И ведь каков наглец! Нет, чтоб свою подпись в договоре поставить, он подделал подпись директора! Полина, ты понимаешь, какие это может иметь последствия?

Я прикинулась дурочкой и сказала:

– Нет.

– А должна бы понимать! Юрист все-таки, – Аронкина перестала со мной любезничать и властным тоном дала понять, кто есть кто. – В общем, так, надо восстановить справедливость. Договор придется поменять!

– То есть как поменять? Задним числом? Это невозможно, – категорично заявила я.

– Ой, Полина, я думала, что ты умнее! Старый экземпляр договора нужно изъять и уничтожить, а новый положить на его место. Фальшивки – это его конек! Про диплом ты знаешь... Кстати, ты так и не поставила свою подпись под приказом об увольнении. Это, конечно, формальность, но ее надо соблюсти.

– Вы ошибаетесь. Это не формальность, и я не вижу оснований для его увольнения.

– Человек погиб, разве это не основание?

– Вина Борщинского не доказана.

– Будет доказана. К тому же он подделал дип-лом.

– И это тоже не доказано. И вообще, Виталий Кириллович на больничном, – заметила я, – поэтому его сейчас нельзя уволить.

– Можно! – настаивала на своем Аронкина. – Директор издал приказ об увольнении накануне его болезни. Борщинский заболел после того, как узнал об этом.

– Последним днем работы считается день увольнения и получения трудовой книжки. А Борщинский понятия не имел о приказе, пришел на работу, и там ему стало плохо...

– Какие все нежные! Как свои темные дела проворачивать, так здоровье в порядке, а как нести заслуженное наказание, так сразу – инфаркт! Нет, мы все поставим на место! И договор тоже поменяем.

Циничность Аронкиной меня просто взбесила. Но я взяла себя в руки и сказала ей спокойно и твердо:

– Надежда Степановна, то, о чем вы меня просите, противозаконно. Я думаю, вы и сами это понимаете. Если подпись на самом деле подделана, то экспертиза это установит, и Владимиру Дмитриевичу не о чем беспокоиться...

– Казакова! Я сказала: договор надо поменять! – настаивала на своем кадровичка. – Это приказ! Ты что, хочешь потерять работу?

Я хотела повторить свое твердое «нет». Но потом мне в голову пришла одна осторожная мысль – если я буду открыто выступать против руководства, то за всеми бедами, свалившимися на Кудринцева и его семью, будет просматриваться мой след. Ну и пусть! Я все равно после отпуска собиралась уволиться. Пришло время. Юридического опыта у меня уже достаточно, а портить свою репутацию мне нет никакого смысла. Какое-то время в нашем разговоре была пауза, но когда мы подъехали к проходной, я сказала:

– Надежда Степановна, я считаю, что увольнение главного механика незаконно, так же, как и подмена договора.

Аронкина потеряла дар речи. Ее щеки стали красными, как два помидора.

– Ну, Казакова, ты еще об этом пожалеешь! Я прямо сейчас доложу об этом генеральному директору.

– Это ваше право.

– Нет, пойдем вместе к Кудринцеву!

– Не вижу смысла, я – в отпуске. До свидания, Надежда Степановна!

Аронкина была в замешательстве. Ее задача осталась невыполненной, и она вдруг решила сменить свою тактику – перешла с кнута на пряник:

– Полиночка, ну как же так? Я думала, мы с тобой подруги, а ты вон, значит, как! Я ведь хотела похлопотать, чтобы тебе премию дали и зарплату повысили.

– По-моему, вы забыли, что я – юрисконсульт, поэтому должна строго блюсти законность.

– Казакова, ты либо слишком умная, либо полная дура, – сказала начальница отдела кадров. – Скорее всего, второе.