Заговор в золотой преисподней, или руководство к Действию (Историко-аналитический роман-документ) - Виктор Ротов

Новый XX век только народился. Он, как и всякий младенец, еще не подозревал о существований «Протоколов собраний сионских мудрецов», тем более не понимал их страшного смысла. Между тем они, «Протоколы», уже явились на свет и начали править дьявольский бал.

Первой жертвой для проверки на практике идей мудрецов была избрана Россия. Здесь, как нигде в мире, доверчивый народ. А критически мыслящая интеллигенция была дискредитирована и задвинута в такие углы, откуда был один путь — либо на виселицу, либо на каторгу.

Все говорило о благоприятных условиях для эксперимента по внедрению идей сионских мудрецов. В «черте оседлости» этого только и ждали. К тому времени национальное самосознание евреев в России созрело до полного и бескомпромиссного отрицания царского самодержавия. Все до единого — и стар, и млад — включились в борьбу, сначала за равноправие и тут же, почти без передышки, за превосходство еврейской нации. (Новейшая история свидетельствует — они добились успеха: уничтожили царское самодержавие, вырубив под корень не только царскую семью, а и всю династию; учредили диктатуру пролетариата, нацелившись со временем вместо нее подсунуть сионистскую диктатуру. Но вышла осечка — Сталин раскусил их замысел и разрушил. Самих пустил под топор. Тогда они уничтожили Советы и под флагом демократии захватили было власть. Но, похоже, и тут вышла осечка — народ, а затем и Президент тоже поняли их хитромудрые замыслы и… Пока неизвестно, чем кончится. Известно только одно — они не успокоятся. Долго еще! Пока на их прожорливый роток народ не накинет платок).

Снова пошли в ход все мыслимые и немыслимые средства оболванивания. В нескольких направлениях: моральное и нравственное разложение народа, растление молодежи, погоня за легкой наживой, компрометация государственности, охаивание армии и всяческого порядка. Россия сегодня, как и перед революцией 1917 года, напоминает преисподнюю, в которой кипят все — и грешники, и праведники.

Задолго до революции развальной чертовщиной повеяло из салона Бекеркиной, артистки — танцовщицы императорских театров, выступавшей тогда с большим успехом в Петрограде. Там, на шумных и пьяных вечерах и приемах тон задавали молодой фон Вайль — ротмистр лейб — гвардии конного полка Его Величества и Петр Павлович Дурново, генерал — адъютант, генерал от инфантерии, член Государственного Совета, будущий московский генерал — губернатор. «Дурныш», как называли его Папа и Мама.

Именно здесь впервые заговорили о разделе России на четыре округа. Играя в твист за карточным столом, граф Владимир Николаевич Ламсдорф, министр инос транных дел, вдруг заговорил о неправильной политике Императора на востоке. Мысль его сводилась к тому, что если царь не будет прислушиваться к Витте, то может быть война с Японией.

— Кстати, — заметил он, как бы между прочим, — так думают и в окружении Марии Федоровны (матери — императрицы. — В. Р.).

Присутствующим стало ясно, что великие князья разделяют политику Витте, бывшего в то время Председателем Совета Министров России. А это, в свою очередь, означало, что следует прислушиваться к тому, что говорит Витте. А Витте шагу не делал без совета с еврейской общиной, связь с которой ему более чем обеспечивали Симанович и деятельная жена Эмма.

После этого замечания Ламсдорфа кто‑то обронил:

— Если бы там, в Сибири, хозяином был Константин Константинович, то вопрос восточной политики решался бы по — иному…

И разговор о разделе России пошел свободно и раскованно.

— Разделения не миновать, — веско заметил Дурново.

— Господа! — горячился разогретый выпитым фон Вайль. — Пора поставить вопрос ребром о справедливом разделении власти между царем и великими князьями! Кто-то же должен и делом заняться!..

Как всегда, судьбу русских почему‑то берутся решать неруси.

Слухи об этом разговоре на следующий день дошли до Императора и Императрицы. Вот тут он впервые высказал мысль, что нужна война. И в ней нужна победа, чтобы поднять престиж двора. И тогда императрица, поняв, что помыслы супруга направлены на восток, не возражала против такого оборота событий.

— Лучше какая угодно война, — сказала она, — чем революция, или чтобы ты стал старшим дворником у Великих Князей.

Она имела в виду ту роль, какая отводилась Государю в случае разделения России — ему предназначалась Центральная часть.

Неприязнь к Витте на этой почве усилилась. Царская чета, если не догадалась, то интуитивно почувствовала, откуда дуют ветры, на которых Витте выполняет роль флюгера.

Может, этим и было вызвано неожиданное отстранение Витте от всех государственных постов. Он потерпел тогда сокрушительное поражение и не смог больше подняться даже после унизительного свидания с Распутиным, у которого он просил пост Председателя Совета Министров. По одному этому факту можно судить о том, насколько яростно выступил «бесхарактерный» Николай Второй против раздела России. Все участники сборищ у танцовщицы Бекеркиной со временем потеряли свои посты и привилегии при дворе. На этой почве Николай сильно разошелся и со своей матерью. Туг они с Алекс были полными единомышленниками. И даже попытки Распутина вступиться за того или иного «заговорщика» были тщетны. Его попытка восстановить Витте в должности Премьер — министра не увенчалась успехом.

Первая атака, если это была первая, воинства под знаменем сионских мудрецов, можно сказать, захлебнулась.

Этот эпизод свидетельствует о том, что не такой уж безвольный был последний русский царь Николай Второй. Очевидно, там, где он был убежден в своей правоте, у него хватало характера настоять на своем. А в еврейском вопросе он был достаточно тверд. Он уступал им в мелочах, но в основном имел свою твердую позицию. Он пользовался их услугами, но всегда держал на почтительном от себя расстоянии. Этого‑то ему и не могла простить еврейская община. И до сих пор не может. И никогда не простит. Поэтому‑то сионские мудрецы предписывали использовать любые средства в борьбе евреев, использовать малейшую щель, и через эту щель пролезать туда, где ценности, власть, привилегии. А маленькие трещины, как известно, разрывают со временем гранитные глыбы. И монолит — уже не монолит. Евреи действовали и действуют именно по этому правилу — лезть во все щели, в малейшие трещины в теле российского сообщества. Они действовали и действуют напористо, не жалея ни сил, ни средств. И в этом для них не существует мелочей. Главное их орудие — это лицемерие и подкуп. Лицедейство, лицемерие — инструмент, при помощи которого они проникают в мельчайшие поры общества; подкуп — это распирающая сила, с помощью которой они разрушают монолиты национальных сообществ. При подкупе они гениально изобретательны, несть числа изобретенных ими способов подкупа.

Распутина Симанович подкупил тем, что заботился о его быте и финансах. Он брал на себя все расходы безалаберного старца. Оплачивал кутежи и гулянки его, исполнял малейшие прихоти. На это уходила уйма денег. Но он не скупился, ибо имел от старца гораздо больше, чем тратил на него. При этом изобретал все новые и новые методы добычи средств, о которых Распутин понятия не имел; не знал даже, что его личный секретарь и покровитель просто — напросто торгует его именем. Вернее, его записками — просьбами, которые он выдавал ему сотнями, заранее заготовленные. «Милый дорогой… (следовал пропуск, потом Симанович вписывал имя министра или другого нужного высокопоставленного лица и далее следовала просьба) — прашу помочь этому человеку». Вот и все. И эти записки раздавал по своему усмотрению просителям за хорошие деньги, разумеется. Об этом способе добывания денег Симанович пишет, ничуть не стесняясь. Можно себе представить, сколько было наделано гадостей во вред русскому государству и обществу.

Но были и такие источники средств, о которых Симанович даже стесняется заикнуться. «…Я доставал Распутину деньги из особых источников, которые, чтобы не повредить моим единоверцам, я никогда не выдам». Вот так! Чтоб «не повредить моим единоверцам». Туг и ежу понятно, что это за источник.

Единоверцев он не хочет «подставлять», а вот императрицу… С потрясающим простодушием он рассказывает о том, как подкупал ее.

«Скупость царицы при дворе, — пишет он, — вошла в поговорку. Она стремилась даже в мелочах экономить. Ей было до того тяжело расставаться с деньгами, что она даже платья покупала в рассрочку».

И далее:

«Мне была известна ее бережливость и на продаваемые драгоценности я назначал очень низкие цены. Купивши что‑нибудь у меня, она потом справлялась у придворного ювелира Фаберже о цене, и, если он удивлялся дешевизне, государыня была очень довольна. Для меня, конечно, было самое важное — благожелание царицы. Часто покупала она драгоценности также в рассрочку. Я шел всегда ей навстречу и этим доставлял ей особенное удовольствие. Лица ея окружения также стремились при покупке драгоценностей к уступкам с моей стороны. Я охотно уступал им, чтобы завоевать расположение этих лиц ко мне. Потом уже эти лица старались сослужить мне».