Иди, поймай свою звезду. Караван мертвецов. Адам и Ева - 2 - Павел Шумилов

– И ты Брут? Брутиха… Брутина.

– Брутафория.

– Брутофурия!

Смотрю на часы. До старта 30 секунд. Крепко обнимаю Анну, забираюсь в кабину катера, пристегиваюсь, начинаю обратный отсчет. Экипаж задерживается. Плохая примета. На «ноль» поднимаю катер на два метра над грунтом и зависаю. Анна с интересом наблюдает за мной через открытый люк.

– Думала, ты решил один уйти. Кстати, кто и почему выбрал для катера такую нелепую форму?

– Тимур. Сказал, что тетраэдр лучше, чем шар. Не такой круглый.

– Может, перегонишь катер поближе к базе? У Коры большой багаж.

Ничего не отвечаю. Поднимаю катер на двадцать метров и проверяю ручное управление. Потом раскручиваю вокруг вертикальной оси и пытаюсь направить полет к базе. Это очень хорошая тренировка – управлять вращающимся катером. Нужно учитывать гироскопический момент и постоянно меняющуюся ориентацию двигателей. Хоть и по дуге, но все–таки приближаюсь ко входу в подземный комплекс. Гашу вращение, снижаюсь до двух метров и зависаю неподвижно. Голова продолжает кружиться.

Появляется Кора с огромным мешком на спине. Смотрит туда, где стоял катер, потом в небо. Тихо и жалобно стонет. Крылья обвисают, словно ей дали пощечину.

– Зачем столько барахла? – спрашиваю я. Кора резко поворачивается. До того резко, что мешок падает со спины. В глазах – благодарность, радость и собачий восторг. Что не бросил. Протискивается с мешком в люк, закрепляет багаж страховочной сетью, пристегивается к сиденью. Трусь щекой о ее плечо. Появляются Монтан и Мириамочки, груженые как верблюды. Закрываю люк, задаю курс автопилоту и командую:

– Всем надеть компенсационные костюмы. Пойдем на предельном ускорении.

– Это же сорок G у поверхности!!!

– Для нас предельном, а не для катера.

Мириамочки кривят физиономии, но выполняют. Из–под пола кабины выдвигаются другие кресла. Ванны. Укладываемся на пленку, покрывающую жидкость, закрепляемся. Автопилот сообщает, что вышли в заданную точку поверхности планеты относительно звездных координат. Наступает пренеприятнейший момент. Даю старт. Чуть слышное шуршание антигравов сменяется басовитым гудением. Наваливается тяжесть. Становится трудно дышать. Увеличиваю процент кислорода в воздухе. Все равно трудно. Двадцать G. Пытаюсь изменить позу, но голову словно шлакоблоком придавило. Пускаю на очки картинку с наружных телекамер. Горизонт расширяется с невероятной скоростью. Пытаюсь прикинуть, сколько времени терпеть эту пытку. Ускорение 200 метров в секунду. Километр набираем за 5 секунд. 10 километров – за 50 секунд. Мозги работают отвратительно. Словно на мысли тоже перегрузка действует. Боже, такие муки – ради того, чтоб сэкономить пару тонн рабочего тела для ядерных двигателей. И все потому, что какой–то рой наложил запрет на нуль–т. Как бы сократить мучение? Если увеличить ускорение? Допустим, до 25 G? Хуже все равно не будет…

Вызываю на очки меню автопилота. Передвигаю слайдер на отметку 25 G и задумываюсь, подведя курсор к кнопке «Ввод». Мириван влезает в мои очки, осматривается и выводит яркую фиолетовую надпись во все поле зрения:

С А Д И С Т

Понятно, народ против. Сдвигаю слайдер на 24 G. Надпись гаснет, ее сменяет картинка. Четыре могильных холмика. И я с букетом цветочков. Возвращаю слайдер на 20 G.

100 секунд. Полет нормальный. Удаление… С трудом возвожу 100 в квадрат. Около 1000 километров. Дотерпеть бы до 10–15 тысяч, там перегрузки начнут падать. Гравитационное поле планеты ослабеет, и антигравы уже не смогут вытянуть двадцать G. В глазах начинает темнеть. Опускаю веки и считаю секунды. На пятисотой открываю глаза. Ничего не вижу. Черное выпадение зрения. Вновь закрываю, и уже больше не считаю. Все силы уходят на то, чтобы дышать. Кажется, даже ненадолго отрубаюсь. Да, наверно, так. Глаза снова видят. Перегрузка – меньше восьми. Антигравы воют на пределе, но гравитационное поле планеты в пять раз слабее, чем у поверхности и не дает нужной отдачи. Проверяю параметры траектории. Отклонение – меньше градуса. Неплохо для гравитационного старта. Очень приятно смотреть, как указатель перегрузки ползет к нулю. И есть время подумать над тем, что сказала Анна перед стартом.

Для верности прокручиваю запись разговора. При чем тут Гранит? При чем женские дрязги? Какое отношение имеет Гранит к женским дрязгам?

Вызываю досье Гранита. Мириамочки, конечно, тут как тут. Похоже, установили в мои очки жучок, который сообщает им, что я занялся чем–то интересным. Отвлекаюсь. Что мне известно о Граните? Долгое время был в ссоре с Майей. Из–за Лобасти. Я их помирил. А с Лобасти? Стараются не замечать друг друга. Со всеми остальными ведет себя ровно. Что общего у Гранита с Шутником? Что общего у Шутника с Лобасти? Какого черта Лобасти лезет во все вопросы?

Ускорение уменьшается до двух G. Кора с кряхтением переваливается через край ванны и направляется в туалет. Смотрю на нее и не могу удержаться от смеха. Уши – как две тряпочки. Болтаются, словно у дворняги. Ощупываю свои – та же картина. Надо же, что перегрузка с организмом делает! Мириамы издают жалобные стоны и ворочаются в своих ваннах, но вылезать не собираются. Хорошо, что сами себя пригласили в полет. Теперь смогу их немного пошантажировать.

– Предлагаю наградить меня медалью «За спасение в космосе» – стонет из своего угла Мириван.

– Ябеда! – огрызаюсь я. Все заинтригованы. Сыпятся вопросы.

– Я спасла от мучительной смерти четырех отважных звездолетчиков и одного махрового мазохиста, – поясняет Мириван. – Отец, да не отсохнет его зеленый хвост, хотел поднять перегрузку до 25 G. Я вмешалась буквально в последнюю секунду.

Все смотрят на меня со страхом и уважением.

– Это правда? – с дрожью в голосе спрашивает Кора.

– Была такая мысль. Но я от нее отказался… Поэтому медаль нужно вручить мне.

Дурачимся. Первый день полета. Если идти на одном G, то впереди еще месяца четыре. Если идти на четырех G – два месяца. Лобасти как–то три месяца шла на пяти G. Можно предложить повторить ее подвиг. Но народ будет против. К черту! Я первый буду против. Все кости болят. Хорошо Мириамам. У них–то косточки железные.

Сейчас будет маленький бунт. Мне придется быть суровым и беспощадным. А потом сестренки неделю не будут со мной разговаривать. И это не лучшим образом отразится на общем микроклимате.

– Муж, что случилось? – появляется Кора в шлеме–глушилке. Мои эмоции уже портят микроклимат. Катер маленький, укрыться негде. Для нас, драконов маленький. Мириамам хорошо. Когда снимаем перегрузку, они в коридоре в пелот играют. Правил я не знаю, но по–моему, вся суть в том, чтоб как можно сильнее запустить мячиком в переборку. Чтоб по всему катеру гул шел.