Новый Мир ( № 9 2012) - Новый Мир Новый Мир

Глупости мальчика сохнут на ветке чинары

В зарослях дикорастущего света, который есть тьма.

Превратился ли он в журавля, тот полковник?

Глупый полковник, стоящий в расстегнутых брюках,

Мысль его бьется как в тесной печурке огонь:

Согреших, честный отче! Я мстил ей за наших ребят…

А чего? Пусть докажут! Журавль прилетал.

Превратился ли он в журавля, тот полковник?

Четыре простые пробоины в черепе у командира

Наспех в глину зарытых мочалок,

Серебряный дождь-мойдодыр

И никто не плывет по опасной реке.

Пузыри, пузыри и шары Монгольфье,

Земляника пылающая и другие летательные аппараты-купавы,

Цветут сто цветов, сто воздушных шаров

Поднялись над лагуной с тростинок над отмелями золотого

Сна дембелей: золотятся останки моста

Над Васьюганкой, и рельсы под солнцем — две волосинки

Над золотом быстрым, быстрым живым серебром,

Школьники ходят по ним за морошкой. Звали ее Мерзлякова

Алла. И водку закусывали строганиной после 730-ти

Дней в сапогах одноклассники у Мерзляковой:

Ты отключился, а с остальными — сразу с двумя —

Кто б мог подумать? — о, зимние, детские, птичьи

Сады наслаждений, где миллион алых роз!

И цветные тряпицы сбегают с воздушных могил в ивняке —

Люльки детей мерзлоты, колыбели в снегу —

Стоит ли видеть в них струнные? В полой кости —

Флейту сатира с содранной кожей? Стоит ли видеть

Псалтири, киноры на ивовых ветках в могильной

Яме воздушной, стоит ли видеть ее оркестровой

Ямой? Графика школьная в обледеневших

Щелястых отхожих местах — что ж, Иоанн из Дамаска

Золотарем потрудился, чем и купил себе право писать:

Богородица старцу явилась, ты что, мол, скала, старик,

Ты кого в выгребные отправил

Ямы? Но не была ли работа

Ассенизатором для Иоанна

Дамаскина чем-то вроде

Инициации? И операции той же

По удаленью тюльпанов — глупых камней?

Озеро вскрылось, и взору явился

Куст краснотала в убитых чирках:

Всё в брусничном соку было плотное, водоупорное уток перо;

Защемленные ветками шеи, и то ли дробина тогда водяную

Ранила мышь, то ли кто, наступив, раздавил мозжечок,

Но волчком она так и ходила по панцирю утренней —

В солнце сыром — наледи, так и кружилась в водовороте

Раздавленного мозжечка, солнце всходило,

И апельсин, что мы съели тогда с Мерзляковой,

Я чистил и корки пускал по воде

Черт

Покровская Ольга Владимировна родилась в Москве, окончила Московский авиационный институт по специальности инженер-математик. Работает в службе технической поддержки интернет-провайдера. Прозаик, печаталась в журнале “Знамя”. Живет в Москве. В “Новом мире” публикуется впервые.

Автомеханику Илье позвонила сестра Валя — в разгар рабочего дня, когда они с коллегами, почесывая затылки, раздумывали, как заварить пробитый бензобак. Илья не любил, если ему звонили на работу, потому что руки были заняты, и семья выходила на связь, как правило, в обеденный перерыв. Звонок в рабочие часы значил нечто экстренное. Нахмурившись, Илья вытерся о тряпку, долго искал телефон в кармане, а когда увидел, что звонок от Вали, первым побуждением было загасить сигнал. Но чувство долга взяло верх, и он взял трубку.

— Алло! — сказал он недовольно. — Что случилось?

Валя захлебывалась в истерике:

— Приезжай! Приезжай немедленно!

Илья испугался, что ее грабят или заливает квартиру… или, не дай бог, она сломала шейку бедра и грядет множество проблем.

— Что случилось? — повторил он, вздрогнув, и даже мужики обернулись на резкий голос.

— Илюша! Тут черт, у меня черт!..

— Какой? — спросил Илья оторопело. — Где?

— На лестничной клетке! Наверху, под проводами сидит! Настоящий, толстый… мерзкий очень. Рога, пятачок… А утром…

Илье представился бетонный забор областной психиатрической больницы, и он убито подумал: приехали.

— Что делает? — спросил он машинально, стараясь не раздражать Валю.

— Сидит и смотрит! На меня! Прямо глазами лупает! Рожа противная!.. Я выйти не могу! Никуда! Ой, Илюша… — Она заныла. — А утром я проснулась — на водосточной трубе сидел. Перед окном, в окно заглядывал…

— Значит, небольшой? — уточнил Илья, не знавший, каких размеров бывают черти.

— Ну… с кошку, побольше… А мне в магазин… и льготы оформлять…

— Не кусается? — поинтересовался Илья с любопытством. Он с чертями не сталкивался, и приятелей с белой горячкой не водилось.

— Кусается? Кто кусается? Это не собака! Это черт, понимаешь? Черт!..

— Подожди! — Илья попытался воззвать к здравому смыслу. — Как он на трубе держался?

— Что? — опешила Валя.

— У него копыта быть должны.

— Какие копыта?

— Раз говоришь черт — с копытами. Как он по водосточной трубе к тебе залез? Грохот на весь район… и трубу отшибет.

Возникла недоуменная пауза, и Илья продолжал:

— Может, не черт? Пойди, приглядись. Может, кот обычный? Может, мальчишки как-нибудь разукрасили?

Валя взвыла от оскорбления:

— За сумасшедшую считаешь? Как ты смеешь! Никакой помощи старому человеку… только издеваться…

Она бросила трубку. Илья тяжело вздохнул, подумал и набрал жену Катю.

— Минуту, — сказал стальной Катин голос, и Илья услышал, как она называет цену лекарства, подсказывает напарнице, где лежит, и говорит по другому телефону: “Подождите”. Илья, слушая ее рабочие звуки, морщился, угадывая результат. Наконец она произнесла: — Слушаю. Что такое?

— Катюш, — мягко попросил Илья, подлизываясь. — Я попрошу: как будет время, позвони Вале. У нас аврал…

— Времени не будет, нет времени. А что случилось?

— Что-то у нее… — проговорил Илья уклончиво. — Нервы…

— Нервы? Сам и разбирайся. У меня времени на чужие нервы нет. Я на работе. Могу валерьянки отложить или пустырника. Пусть пьет.

— Да там ей… — признался Илья, — что-то мерещится…

— Это от безделья, бывает. Я бы дома сидела с утра до ночи без дела — и мне бы примерещилось.

— Она же на пенсии, — обиделся за сестру Илья.

— А что на пенсии? Здорова как лошадь. Ей-то хорошо — на пенсии. У меня вон пенсии не будет, я на боевом посту помру с вами, и плевать всем на мой диабет. На пенсии люди не работают? Шла бы в школу, в кружок — девчонок вязанию учить, как Ирина Петровна. Ничего бы не мерещилось.

— Ей плохо… — попытался усовестить жену Илья.

— Илюш, имей совесть. Кому сейчас хорошо? Мало мне вас, еще с твоей родней нянчиться?

Катя повесила трубку. Илья еще подумал, но ничего не решил. Можно было разыскать племянницу, Валину дочь — Лену, но он не знал телефона и подозревал, что Лена отгонять от матери чертей не поедет. У Вали был тяжелый характер — муж ушел от нее в первые годы брака, а дочь сбежала из дома в шестнадцать лет, долго шлялась по мужикам, потом прибилась к крепкому семейному клану, жила за городом в собственном доме, с матерью не общалась и родственников не жаловала. Илья даже не знал, были ли там дети. В общем, разыскивать Лену не стоило. Можно было еще, без долгих разбирательств, вызвать сестре скорую психиатрическую и умыть руки, но Илья так поступить с Валей не мог. Ему вспомнился сосед-шизофреник, дикие крики, которые доносились из их квартиры, пронзительные рыдания матери, потом санитары, с трудом проходящие в дверь, — и, через пару дней, тот же сосед, сидящий перед подъездом на скамеечке и тихо пускающий слюни. Не найдя правильного решения, Илья понадеялся, что проблема рассосется сама, и вернулся к бензобаку.

Через час позвонил старший брат Андрей — мастер по производству окон, которого тоже нелегко было застать на телефоне. Илья с сожалением понял, что проблема не ушла.