Сжигая запреты (СИ) - Тодорова Елена

После третьего оргазма уснуть не получается, несмотря на то, что сил вроде как не осталось. Желудок настойчиво требует пищу, из-за этого и приходится выползти из постели.

– Не мойся… Не одевайся… Будь как есть, – ходит за мной по пятам Даня. Обнимая, не позволяет ничего сделать. Скользит по животу ладонями. Меня сразу же обсыпает мурашками. А уж когда он припечатывает: – Хочу, чтобы только мной пахла, – я снова пьянею от счастья. Оно меня буквально разрывает. Но эти ощущения, несмотря на всю свою сокрушающую мощь, исключительно приятные.

Быстро готовлю сытный и мегакалорийный омлет, забрасывая туда все подходящие для этого компоненты. Не заморачиваясь с какой-либо сервировкой, выставляю сковороду на стол. Даня садится на стул, а я – ему на руки. И… Вряд ли я еще когда-то смогу спокойно есть яйца, не вспоминая при этом весь тот беспредел, что мы творим, пока пытаемся накормить друг друга.

Наши руки, наши губы, наши языки – везде. Наши манеры хуже, чем у животных.

– Пахнуть только тобой не получится… – сипло смеюсь я и тихонько повизгиваю, когда становится щекотно. – Я вся в еде…

– Я все слижу.

Не успеваю ничего ответить, как Даня убирает со стола пустую сковороду и выкладывает на него меня.

– Боже… Я люблю тебя, Шатохин… – стону, пока он ведет по моей груди языком и жадно присасывается к соску. – И… Да… Да… Люблю тебя… Только тебя… Да… Тебя одного люблю! Бо-о-оже мой!!!

33

Счастлива полностью ему принадлежать.

© Марина Чарушина

Предпоследний день на острове мы проводим в спячке. Просыпаемся, только чтобы справить естественные физиологические потребности. Ванная, холодильник, и снова в кровать. Сон, конечно, не сию секунду идет в приоритете. Сначала любовь, потом забытье. Но отрубаемся мы надолго. Потому эти сутки и пролетают для нас незаметно.

В последний же день отпуска Даня заявляет, что нам нужно провести его активно.

– Давай, пойдем, Маринка! Иначе о чем в своем сочинении писать будешь? – тащит упорно на улицу.

Едва удается натянуть на ходу купальник. Тесемки от лифчика уже за порогом завязываю.

– В каком сочинении?

– На тему: «Как я провел лето», – ухмыляется так привычно, словно никаких фундаментальных перемен в наших жизнях здесь не произошло.

Мне нравится то, как быстро он со всем умеет справляться. И вместе с тем… Это отчего-то пугает.

– Шутишь, Дань? – подхватываю легкий тон общения, потому как это кажется единственной безопасной реакцией. – Я об этом лете столько всего могу написать, что Голливуд очумеет!

– Марин, ну нужна же и зацензуренная версия.

Вроде и смеется, но взгляд в какой-то момент отводит.

Смущается? Да быть такого не может!

– И кто это мне такие маркеры выставит?

– Мм-м… Чара, мама Таня, батя Чаруш… – вспоминает ни с того ни с сего. А мне будто ведро ледяной воды на голову обрушивается. – Как насчет них, Марин? Что будем рассказывать?

– Я думаю… – вздыхаю. – Думаю, по факту, Дань! Им ведь не нужно знать все, что с нами произошло.

Он ничего не отвечает. Более того… Вновь отводит взгляд.

Что думает, понять не могу!

– Ладно, – заключает вроде как ровным тоном. – Я позже сам решу, что им говорить. Не грузись. Погнали зажигать!

Ничего больше сказать не успеваю, как он берет меня за руку и ведет к океану. С облегчением вздыхаю, когда замечаю, что сгоревшей беседки на пляже больше нет. Не осталось даже следа. Мне бы не хотелось на нее смотреть, осознаю это по факту. Хватит тех эмоций, которые сохраняются в душе, как самые важные. Снова переживать абсолютно все, что там почувствовала, было бы мукой.

Первую половину дня мы с Даней прыгаем с пирса, плаваем и беззаботно резвимся в воде. Нам безумно хорошо вдвоем. По сути мы разговариваем мало, все важное уже обсудили. По большей части целуемся и в промежутках смеемся.

После обеда гуляем по острову. Даня показывает мне пещеру, в которой уединялся. Мне, если честно, страшно туда заходить. Я не боюсь замкнутых пространств, а в этот раз как-то жутко. Но я все же пересиливаю себя, потому как считаю важным иметь личное представление о том, где мой Шатохин проводил свои практики. И не зря. В глубине пещеры оказывается еще темнее и тише, чем я себе воображала. Выбираюсь обратно наружу с дрожью и огромными мурашками по всему телу.

Джунгли, водопад, пещера, пляж, наша хижина… К концу дня я понимаю, что прощаться с островом будет нелегко. Здесь не просто десять дней жизни прошло. Очень много знаковых и поворотных событий случилось. То, что мы, как мне кажется, будем вспоминать до конца своих дней.

– Ты будешь по всему этому скучать? – спрашиваю в какой-то момент, не скрывая грусти. – Как думаешь?

Предполагаю, что рассмеется. Однако он сохраняет такое же серьезное выражение лица, как и я. Касаясь лбом моей переносицы, медленно переводит дыхание.

– Это всего лишь кусок земли, Марин, – проговаривает хрипловато. – Уверен, что в Одессе нас ждут не менее захватывающие дни. А сюда мы сможем прилетать отдыхать.

Я пока не могу представить, какими будут эти дни. Как ни пытаюсь, никак не получается. Верю всему, что Даня сказал. Свадьба, ребенок, любовь, страсть – все это исполнится. Но как именно – я пока не вижу.

– Наверное, сможем… – пожимаю плечами. – Но тут ведь может быть и занято, когда конкретно нам понадобится…

Не знаю, что Даня видит в моих глазах. В какой-то миг он просто крепче сжимает меня и вдруг выдает:

– Ну, хочешь, я этот чертов остров куплю?

– Что? – таращусь, не скрывая удивления.

– Хочешь, Марин? Для тебя куплю! Все, что угодно, Марин!

Как любой другой девушке, мне, безусловно, льстят столь широкие жесты. И хочется… Действительно хочется, чтобы Даня ради меня переворачивал мир! Но умом я понимаю, что подобное ни к чему.

– Ну-у… Покупать-то зачем? Это нецелесообразно. Да и прав ты, это всего лишь кусок земли. Не место делает человека счастливым, – включаю рассудительность. Только вот достаточно быстро мне приходится прерваться. – Почему ты смеешься?

– Потому что ты говоришь совсем не то, что хочешь, Марин, – продолжая выдавать искрящие нотки веселья, качает головой. – Но твою попытку стать зрелой я ценю. Правда. Зачет.

– Иди ты… – фыркаю я, не в силах в свою очередь сдержать смех.

Даня обхватывает мое лицо ладонями и целует скорее в зубы, чем в губы. Я ведь еще хихикаю. Обнимаю при этом его и, как только хватает дыхания, зачмокиваю глаза, скулы, щеки, губы, подбородок, шею.

– Я люблю тебя, – выдыхаем практически одновременно.

– Я тебя одну.

– Я тебя одного.

А вечером Шатохин все-таки организовывает настоящий романтический ужин на берегу. Новая красивая мебель, сотни свечей вокруг, вкусная еда, приятная музыка – я в сказке.

Помимо того, что мы скажем моим родителям, остается еще немало не менее важных вопросов.

Где мы будем жить до свадьбы? Где именно поженимся? Кого из друзей и родни позовем? Где будем рожать? Как планируем справляться с малышом, если у меня впереди еще пять лет учебы?

Но Дане, очевидно, как и мне, не хочется рисковать тем волшебным чувством единения, что мы только-только обрели. А потому принятие этих решений мы откладываем, как мне кажется, до Одессы.

Заканчиваем с ужином и идем на пирс.

– Помнишь, как кольцевались в грозу? – спрашивает Шатохин, застывая передо мной с самым серьезным видом.

– Конечно, – шепчу сдавленно.

Воздуха вдруг не хватает. Глаза от счастья слезятся. И сердце дико разгоняется.

Сегодня Даня стоит передо мной в рубашке и брюках. Собранный, великолепный и элегантный. Но в моей памяти свежа и ярка картинка из того самого недавнего прошлого, когда мой любимый сексуальный Бог покорялся мне полностью обнаженным.

Сейчас все происходит в обратном порядке.

Он раздевает сначала меня. Уже после этого снимает свою одежду.