Не упыри - Светлана Талан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты как хочешь, а мне надо сходить в церковь и попросить Всевышнего защитить наших мальчиков.
В этот раз Роман не стал возражать. Сказал, что будет ждать меня у автовокзала.
В полупустой церкви я долго молилась, прося Бога уберечь моих детей от всех напастей. Попросила прощения и за Романа, который никогда не бывал в храме и не знал ни одной молитвы.
– Господи, – сказала я. – Если тебе надо покарать кого-нибудь из нашей семьи, покарай меня, но дай добрую участь всем остальным!
Так мы проводили мальчиков, и теперь я буду каждый день бегать на почту, ожидая писем.
… декабря 1983 г
Дождались! Наконец-то мы получили от них первые письма. Военком сдержал слово, и мальчиков направили в одну часть. Из писем мы узнали, что служить они будут в Донбассе и что у них, конечно же, все хорошо. Коротенькие – записки, а не письма, по полстранички, не больше. Но что поделаешь? Парни есть парни. Я просила их описывать все до мелочей, а они даже не сообщили, чем их там кормят.
Вечером читали-перечитывали оба письма вместе с Романом. А когда я ложилась спать, то уже знала их наизусть.
– Кто будет отвечать? – вдруг спросил Роман.
– Я думала, ты уже спишь.
– Что-то не спится.
– Конечно, я. Я им объясню, как надо писать родителям.
– И не надейся. Думаешь, после этого они тебе станут описывать, что ели да как спали?
– Почему бы и нет?
– Дорогая, наши мальчики уже стали взрослыми мужчинами, а ты и не заметила…
… августа 1985 г
Столько событий всего за один год! У меня не хватает времени все записывать.
Наши сыновья вернулись из армии и, как и планировали, перевелись на заочное отделение. Мне так приятно, что они, как в детстве, держатся друг за друга. Знакомые Романа помогли им обоим устроиться на работу на завод. Конечно, без дипломов инженерные должности им не светят, поэтому обоих поставили бригадирами смен.
Девочки объявили, что выходят замуж за братьев-близнецов.
– Это плохо, что они братья, – сказала я серьезно.
– Почему?! – в один голос удивились они.
– Потому что у меня на одного свата и одну сваху будет меньше!
Девочки рассмеялись.
– Зато может случиться и так, что у тебя будет больше внуков, чем ты ожидаешь.
– А это еще почему?
– Потому что наши мужья – близнецы. И не исключено, что наши дети будут рождаться не по одному, а тоже по двое! – отшутилась Даринка.
Свадьбу справили как полагается. Деньги собрали вскладчину. Немного дети дали, немного – сваты, мы тоже поднатужились. Во дворе поставили большую палатку на случай дождя, снесли столы и стулья от соседей. Были и белоснежные свадебные платья, и фата у каждой, и свадебная фотосъемка, и украшенные цветами и кольцами машины. Вместе со сватами мы подарили молодоженам по телевизору и холодильнику.
– А помнишь нашу студенческую свадьбу? – спросил Роман, когда мы уже сидели за накрытыми столами.
– Еще бы! Какие же были вкусные оладушки с повидлом!
– И всем было весело.
– А мы были такие молодые и счастливые, – добавила я.
– Пусть хоть детям, если не нам, будет легче начинать новую жизнь.
– Согласен, полностью с тобой согласен, – задумчиво сказал Роман.
– И все-таки в любой свадьбе всегда есть немножко грусти, – сказала я. – Только теперь начинаешь понимать, что у девочек начинается совсем другая жизнь, где нас уже не будет рядом…
– А я вот о чем сейчас подумал, – сказал Роман, сжимая мою руку. – Нас бросало в бурные воды жизни, но мы выдержали все испытания и все-таки причалили к прочному берегу в нашей маленькой лодочке. В лодочке, которая называется семья…
… октября 1986 г
Душа человеческая – сосуд. Всевышний дал нам право выбрать, чем ее наполнить. Недобрые люди копят в душе желчь злобы, жадные – помыслы о деньгах, добрые – любовь. Главное – понять, чем мы стремимся наполнить душу-сосуд. Да, боль, страдания, потери навеки остаются в ней, но там всегда найдется место и для светлых чувств, радости, любви. Надо видеть смысл жизни и наслаждаться каждым прожитым днем, как наслаждаются глотком холодной родниковой воды в раскаленной пустыне.
Я научилась отсеивать, как полову, все несущественное, незначительное. Научилась видеть в буднях праздники, с радостью впускать в свою душу и новый день, и весенний птичий гомон, и пение соловья в долине, и взмахи крыльев мотылька, легкого, как облачко.
Я не растворилась в суете повседневности, как сахар в кипятке. Я готовлю завтраки для нас двоих, мы спешим в школу, организовываем всевозможные мероприятия для учеников, я вожу их экологической тропой на Барвинковую гору, мы ставим новые спектакли, возимся в огороде, кормим скотину, а вечерами проверяем тетради и готовимся к урокам. И этот напряженный темп мне в радость. Я чувствую, что живу в гармонии с миром. И не жалуюсь, что не могу дать своим детям и внукам то, что мне хотелось бы, и на то, что нас все чаще тревожат недуги. Тем не менее, я радуюсь за Романа: ему присвоили звание отличника народного образования УССР, да и у меня уже с десяток грамот за добросовестный труд и воспитание молодого поколения.
Однажды Романа спросили:
– В чем причина ваших успехов?
– В любви к детям и в полной самоотдаче, – не задумываясь, ответил он.
И это правда. Так у нас заведено – выкладываться во всем. Если мы преподаем, то с полной отдачей, если воспитываем детей, то каждую минуту, если любим, то до последнего вздоха…
… октября 1988 г
Почти два года я не прикасалась к дневнику. За это время погиб под колесами поезда мой младший брат Саша. А через полгода умерла от неизлечимой болезни сестра Софийка. Не прошло и года, как не стало моего отца.
Каждая смерть родных и близких людей уносит живую часть моей души. Я не успеваю прийти в себя от одного горя, как меня настигает другое. Морально тяжело. И так досадно, что даже проводить их в последний путь невозможно по-человечески, потому что не только платков и полотенец для погребения нигде не достать, но даже ткани, чтобы обить гроб, не найти. Разве заслужил это мой отец, проливавший кровь за родную землю? Бедствовал, вырастил детей, выжил в свинцовом шквале войны, а куска ткани для гроба не удостоился. Правда, сельсовет заплатил за его последнее пристанище – необитую, из сырых досок, домовину. Грустно, досадно, больно. Ткань пришлось взять взаймы у соседки, теперь ломаю голову: где раздобыть, чтобы вернуть долг?
У Даринки не сложилась семейная жизнь. Они с ребенком живут в городе, снимают квартиру. Мы предлагали ей вернуться домой – не захотела. Пожалуй, это и к лучшему. В селе есть жилье, но нет работы. Может, в городе она быстрее придет в себя после развода и снова выйдет замуж?
Два года, полные утрат. Надо все выдержать и пережить. После черной полосы будет белая. Да и ночь тоже всего темней перед рассветом…
… сентября 1990 г
Их без счета, самолетов с черными крестами на крыльях, несущих смерть. Слышен их однообразный, завывающий гул. Вот один, другой сбросили свой смертоносный груз. Мне невыносимо страшно. Я бегу, бегу, уже кончаются силы, пот течет по лицу, меня гнет к земле, я спотыкаюсь, а самолеты все гудят, грохот разрывов все ближе и ближе. Вот они уже прямо надо мной…
– Мама! – кричу я и просыпаюсь.
Что-то и в самом деле грохочет. Прислушиваюсь. Это гром, и дождь шумит. Наверно, последний гром в этом году, потому что лето уже позади. Гроза удаляется, раскаты грома едва слышны, и вспышек молний почти не видно.
Начинает сереть. Спать уже не хочется. Мысли снуют и снуют в голове. И уже наяву, а не во сне, вижу себя девочкой лет пяти. Стоит сентябрь, время около полудня. Как и сегодня, роскошные вербы над речкой в моем родном селе смотрятся в тихое зеркало вод. И вдруг – самолет: страшный, с крестами, такой же, как снился сегодня.
– Дети, бегите, прячьтесь в окоп! – это мать.
Мы со всех ног в укрытие. А тут (и откуда он только взялся?) – наш краснозвездный самолетик. Вспыхнули неудержимой радостью глаза, и мы, как мышата, высыпали из укрытия. Стоим под яблоней, задрав головы. Завязался бой. Со свистом летят трассирующие пули. Нет, все-таки надо спрятаться. Кое-где уже вспыхнули соломенные стрехи хат. Сколько длился этот поединок, я не помню. Но намертво врезалось в детскую память, как загорелся краснозвездный «ястребок» и подстреленной птицей рухнул где-то за селом.
Столько лет прошло, а меня все мучают в снах ужасы того дня. Мысли путаются, перебивают одна другую. А на дворе уже рассвело. Я встаю с кровати, отрываю листок календаря. Сегодня первое сентября – самый важный праздник в моей жизни. Ставлю чайник на плиту и бужу Романа.
Первый урок в школе – «урок мира». Первый в этом году и в то же время последний для меня, потому что начинается последний год моей работы в школе. В будущем году я уже буду на пенсии, и в этот день мне придется валяться дома перед телевизором.
В классе вижу перед собой тридцать пар пытливых глаз, таких родных и близких. Спрашиваю себя: а не рассказать ли им сейчас обо всем, что я помню об ужасах войны, о том, что до сих пор вижу в снах немецкие бомбардировщики, слышу их монотонный гул и протяжный свист падающих бомб? Или о том, что все еще дрожу от страха, хотя и прошло больше полувека?