Домашние правила - Джоди Линн Пиколт

И вдруг я услышал нечто такое, чего до сих пор ни разу не слышал. Это было громче, чем наши с Джейкобом вопли, и это исходило изо рта моей матери.

Она визжала. Она топала ногами. Вопила и при этом махала руками, дрыгала ногами и мотала головой взад-вперед. Люди глядели на нее со всех сторон парковочной площадки.

Я тут же замолк. Хуже того, что весь мир смотрит, как я схожу с ума, было только одно: если весь мир смотрел, как сходит с ума моя мама. Я закрыл глаза, отчаянно желая, чтобы земля разверзлась и поглотила меня.

А Джейкоб продолжал визжать и биться в истерике.

– Думаешь, мне не хочется терять терпение постоянно? – крикнула мама, а потом собралась, усадила извивающегося Джейкоба на заднее сиденье и пристегнула ремень безопасности. Затем подняла меня с асфальта и сделала со мной то же самое.

Но я рассказываю вам эту историю вовсе не потому. Главное, что в тот день мама впервые расплакалась у меня на глазах, она больше не могла стойко держать все внутри себя.

Эмма

Из колонки Тетушки Эм.

Когда в коробки с хлопьями перестали класть игрушки?

Помню, в детстве я ходила по проходу с сухими завтраками в супермаркете, а это такой же чисто американский феномен, как и фейерверки на Четвертое июля, и выбирала себе утреннюю еду в зависимости от того, какова была награда: летающая тарелка с мордочкой кролика Трикса; голографическая наклейка с гномом; колесо с загадкой, написанной шифром Цезаря. Я могла целый месяц давиться хлопьями с изюмом и отрубями, если в конце меня ждало волшебное кольцо.

Я не могу признаться в этом открыто. Прежде всего мы теперь все должны быть супермамами, а не признаваться в своих недостатках. Большое искушение – верить, что все матери по утрам просыпаются бодрыми и свежими, никогда не повышают голоса, готовят только здоровую еду и так же непринужденно общаются с генеральным директором, как с руководителем родительского комитета.

Тут есть секрет: таких матерей не существует. Большинство из нас, даже если мы в этом никогда не признаемся, давятся хлопьями с изюмом и отрубями в надежде получить за это волшебное кольцо.

На бумаге я выгляжу очень хорошо. У меня есть семья, и я пишу колонку в газете. В реальной жизни мне приходится отдирать суперклей от ковра, я вечно забываю разморозить что-нибудь к обеду и планирую, чтобы на моей могиле выбили: «ПОТОМУ ЧТО Я ТАК СКАЗАЛА».

Реальные матери удивляются: почему дающие советы родителям и домашним хозяйкам эксперты – причислю к ним и тех, что вещают со страниц «Бёрлингтон фри пресс», – объединяют усилия и толкуют об одном, когда сами едва могут поднять голову над буйным морем воспитания детей.

Реальные матери не выслушивают с робким смущением непрошеные советы пожилой дамы по поводу того, как нужно обращаться с капризным ребенком. Мы просто берем его и сажаем этой даме в тележку с покупками, говоря: «Отлично! Наверное, вы с ним лучше справитесь».

Реальные матери знают, что есть на завтрак холодную пиццу – это нормально.

Реальные матери согласны, что с воспитанием детей легче потерпеть поражение, чем преуспеть.

Если воспитание – это коробка с невкусными хлопьями, тогда реальные матери знают, что соотношение хлопьев и веселья в ней сильно несбалансированно. На каждый момент, когда ваш ребенок прислушивается к вам, говорит, что любит вас, или без вашей подсказки защищает своего брата у вас на глазах, приходится много других моментов, когда вокруг вас царит полный хаос, вы совершаете ошибки или испытываете сомнения.

Реальные матери, может, и не впадают в ересь, но иногда они втайне хотят выбрать на завтрак что-нибудь другое, а не эти бесконечные хлопья.

Реальные матери переживают, что другие матери найдут это волшебное кольцо, в то время как они будут искать и искать его долгие годы.

Успокойтесь, реальные матери. Тот факт, что вас волнует, хорошие ли вы матери, сам по себе означает, что вы уже ими стали.

Во время короткого приступа писательства я делаю себе сэндвич с тунцом и слушаю дневные новости. Местный канал так ужасен, что я смотрю его потехи ради. Если бы я сейчас училась в колледже, то поднимала бы кружку и делала глоток пива всякий раз, как ведущие неправильно произносят слово или роняют блокноты с заметками. Моя любимая из недавних ошибок: когда ведущий новостей рассказывал о предложении сенатора от Вермонта пересмотреть политику медицинского страхования для особых категорий граждан, а вместо видеозаписи с его речью на экран вывели ролик о том, как группа местных стариков наблюдает за купанием белого медведя.

Сегодняшняя главная новость совсем не веселая.

– Рано утром в понедельник, – говорит ведущий, – тело Джессики Огилви было обнаружено в лесу позади ее дома. Двадцатитрехлетняя студентка Вермонтского университета пропала в прошлый вторник.

Тарелка падает с моих коленей, когда я встаю; на глаза наворачиваются слезы. Хотя я знала, что это возможный исход – даже вероятный, так как дни шли, а о Джесс не было никаких известий, – от этого смириться с ее смертью мне не легче.

Я часто думала, каким был бы мир, если бы в нем было больше таких, как Джесс, – молодых мужчин и женщин, которые могут смотреть на людей вроде Джейкоба и не смеяться над их странностями, а радоваться тому, что странности делают этих людей интересными и сто́ящими. Я представляю себе мальчиков, которые могли бы в будущем учиться в классе Джесс: у них не будет проблем с самооценкой, никто не рискнет травить их, как травят Джейкоба в школе. А теперь ничего этого не случится.

В кадре появляется репортерша, она стоит рядом с тем местом, где было найдено тело Джесс.

– Эти печальные события разворачивались так, – скорбно произносит она. – Оперативники отреагировали на звонок по номеру девять-один-один. Он поступил в службу спасения с телефона Джесс Огилви и привел полицейских сюда, в кульверт за домом, где жила девушка.

Репортаж снят на заре; небо окрашено в розовый цвет. На дальнем плане видны криминалисты, они расставляют метки, делают измерения, фотографируют.

– Вскоре после этого, – продолжает репортерша, – полиция арестовала приятеля Огилви, двадцатичетырехлетнего Марка Магуайра. Отчет о вскрытии еще не поступил…

Если бы я моргнула, то, вероятно, никогда не заметила бы этого. Если бы репортерша не переставила ногу, я бы никогда не увидела этого. Картинка промелькнула так быстро – мимолетная вспышка у края экрана, и все.

Лоскутное одеяло всех цветов радуги, КОЖЗГСФ, снова и снова.

Я «замораживаю» картинку – это новомодная фишка спутниковой системы, которую мы используем, – и прокручиваю видеосюжет назад, после чего запускаю снова. Может, мне только показалось? Обман зрения? Или шарфик репортерши мелькнул, а я приняла его за что-то другое. На этот раз все