У последней черты (СИ) - Ромов Дмитрий

— Ну, и кто бы в это поверил? — пожимаю я плечами.

— А ему всё равно. Это же Зура. Тупой наркоман. Я ведь сто раз говорил Айгюль. Это она меня уговорила снова с ним сделку заключить. У него всегда какая-нибудь борода случается.

— С таким товаром всегда борода будет, — говорю я.

— За этим товаром будущее, Егор, — отмахивается он.

— Ага, Эскобару скажите.

— Скажу, когда приедет. Он-то, как раз, отлично себя чувствует. Тебе бы самому на него посмотреть внимательнее и поучиться, как практически целую страну можно взять под свой контроль.

— Увидите лет через десять, чем это закончится.

— Пессимист. Молодой пессимист.

— Нет, учитель, не пессимист, а человек, трезво оценивающий ситуацию. При всём уважении партнёрства у нас не будет. Вы меня под Зураба подставили, рисковали моей жизнью из-за своего опия. Я открыто говорю, прямо. Как вам доверять?

Я понижаю голос:

— У меня два грузовика с оружием стоит, а вы из-за нескольких кило своей отравы…

— Хватит! — хлопает он ладонью по столу. — Хватит меня отчитывать, как мальчишку. Сам знаю, что так не надо делать было. Но в прошлое перенестись и всё исправить я не могу. И упрашивать тебя о прощении не буду. Не можешь больше доверять, не доверяй, только болтать не надо.

Я замолкаю. Он допивает кофе и встаёт. Я киваю начальнику смены, чтобы его проводили до машины.

— Счастливо оставаться, — говорит он. — Где меня найти ты знаешь.

Он идёт к выходу гордо подняв голову и расправив плечи. Акела в силе.

Звонит Сергей Сергеевич и докладывает, что приехал. Я иду вниз и отправляюсь в госпиталь. Моей ночной сестрички уже, естественно, нет, и мне приходится потрудиться, чтобы добраться до врача. Тех, кто делал операцию, тоже нет, а завотделением с самого утра уже выглядит усталым.

— Кто вы Круглову?

— Брат, — уверенно отвечаю я.

— Паспорт покажите.

Протягиваю.

— Я двоюродный, Валерий Евгеньевич.

Он качает головой:

— Что вы от меня хотите? Операция тяжелейшая была, больной в коме, потерял море крови. Если бы на пять минут позже привезли, уже бы не спасли. Печень разворочена. Вы понимаете, что такое пулевое ранение? А что такое печень? Там и другие органы затронуты.

— Какой прогноз, доктор?

— Никакого. Я вам не Пифия, прогнозы делать.

— Ну, хотя бы что-то…

— Нет у меня для ваз прогнозов.

— Понятно, — киваю я. — А невеста его?

— Какая ещё невеста? — хмурится врач.

— Да вместе с ним поступила. Рыжая такая, как огонь. Дарья зовут, в грудь ранение.

— Фамилия?

— Не знаю я фамилию, имя только.

— Ахметова она, — раздаётся за моей спиной.

— Ахметова, — повторяю я за Айгюль.

— А вы кто? — поворачивается заведующий к ней. — Тоже сестра двоюродная?

— Нет у неё родственников. Я единственная подруга.

— Да у вас, всё равно, не записана фамилия, — говорю я. — Кто бы сказал? Все без памяти, а я не знал. Я же их привёз.

Врач качает головой:

— В реанимации она. Гемоторакс, частичный разрыв аорты, перелом рёбер. Состояние так себе, большая кровопотеря, но операция прошла успешно. Так что теперь только ждать и надеяться.

— Вам звонили насчёт меня, — говорит Айгюль. — Можно на неё посмотреть?

— Можно, — недовольно отвечает доктор. — Через окно только. Халаты наденьте.

Мы надеваем и он посылает с нами медсестру.

Рекс лежит в отдельном боксе на каталке с кучей трубок. Глаза закрыты, губы синие, руки исколотые. Больше ничего не рассмотреть. Понимаю, с такой «работой» итог более-менее закономерный, но смотреть больно.

Бросаю взгляд на Айгюль, она промокает глаза платком.

— Посмотрели? — говорит медсестра. — Пойдёмте. Она всё равно сейчас на снотворном. Вас не увидит. Всё, идём.

— Погодите, — говорит Айгюль, — глядите, она глаза открыла.

Я поворачиваюсь и точно. Смотрит прямо на нас. Взгляд мутный, затуманенный. Хлоп-хлоп, моргает и вдруг… чуть-чуть, уголками губ, как Терминатор… едва заметно улыбается… Несколько секунд, а потом снова закрывает глаза и уходит на глубину, в сон, который типа лечит.

Я беру Айгюль под руку — упадёт ещё, запнётся или налетит на что-нибудь. В глазах у неё слёзы. Текут, журчат ручейки по её румяным щекам. Раньше надо было слёзы лить, когда мутила хрень эту.

— Егор, — виснет она на моей руке, когда мы выходим из здания и спускаемся по лестнице к машинам. — Егор, прости меня.

— Прощаю, — говорю я, привлекая к себе и похлопывая по спине. — Но сотрудничество наше закончено, остались только дружеские отношения.

— Меня дядя Ферик чуть не убил, — льёт она слёзы. — Убирайся, говорит с глаз! Ты меня подставила и всё такое. Я говорит партнёра потерял, уважение и доверие людей. Отправляет меня в Ташкент. Сказал, отдаст замуж за бая, в колхоз.

— Ну-ну, не плач, может, он хороший человек и будет тебя любить. Конечно будет, ты вон какая красивая. Как, скажи тебя не любить?

— Ты же не любишь, — льёт она слёзы.

— Люблю, конечно, если бы не любил, разве разговаривал бы с тобой, паразиткой этакой? Но только я тебя, как сестрёнку люблю, не фантазируй лишнего.

— Ага, в постели со мной тоже, как с сестрёнкой кувыркался?

— Фуй, Гуля, ну как язык-то поворачивается такое говорить? Кувыркался. Ничего я не кувыркался, это ты кувыркалась, а я ровно лежал.

Она отшатывается от меня и смотрит распахнутыми глазами, но поняв, что я смеюсь над ней, бьёт меня кулачком по груди.

— Нет, ну ты почему такой!

— Не расстраивайся, — успокаиваю её я. — Будешь как средневековая госпожа жить. У вас рабы будут, может даже и хорошие собой, всегда свежие, экологически-чистые продукты, ягнятина, молоко, сыр, фрукты. Воздух, опять же. Чего лучше? Нарожаешь детишек, счастливая будешь. И живая, главное. Без дырки в груди.

Она отворачивается и качает головой.

— Что мне сделать, чтобы это всё… чтобы ничего этого…

— Не знаешь, что сделать? Прекращай отравой торговать и всё наладится.

— Ты будто не понимаешь, — начинает сердиться она. — Если перестану, думаешь, наркотики перестанут сюда поступать? Нет. Просто я выйду из бизнеса, меня отодвинут. А когда отодвинут, мы с дядей ослабнем, и нас выживут и из других областей. Мы останемся не у дел, и нас уберут. И только, а гашиш как шёл сюда, так и будет идти. Думаешь, мне нравится, вот это всё? Нет, Егор. Просто выбора нет. Из бизнеса нет выхода. Только в могилу.

— Выход всегда есть. Я бы мог попытаться помочь тебе, если бы ты…

— Послушай, ты на машине? — меняет она тему.

Похоже, минутка слабости закончилась.

— Да, вон моя тачка. Не мерс.

— Подбросишь меня до «Узбекистана»?

Я смотрю на часы. Да, до встречи с Де Ниро времени ещё много.

— Поехали.

Я сажаю Айгюль сзади, а сам усаживаюсь рядом с водителем.

— Сергей Сергеевич, вы же всё знаете и всех наверное.

— Нет, — качает он головой и улыбается, — но приятно, что произвожу впечатление. А ты спроси, чего нужно, вдруг знаю.

— Кузовной ремонт без лишних вопросов и риска доноса. Мне тут вчера бандиты машину прострелили, надо бы заделать, чтоб никто не узнал.

Ещё бы и салон от крови отмыть, там её столько натекло, что проще машину, наверное, поменять…

— Есть такое место, — кивает он головой. — У племяша моего. Он кузовные работы идеально делает, комар носу не подточит.

— А он где, в автосервисе работает? — уточняю я.

— Нет, он работает в гараже, неподалёку от Южного порта. Там автобаза небольшая, вот он и шабашит на базе этой. Сейчас где-нибудь встанем, я ему позвоню.

— Там наверное народу много ходит? Не хотелось бы, чтобы увидели. Вопросы пойдут, трепаться начнут.

— Нет, это если бы я тебя к Полтиннику отвёз в таксопарк, тогда вся Москва бы уже знала. Раньше, чем мы бы приехали. А племяш втихаря от начальства халтурит, у него там старый гараж, куда никто не заходит, так что всё по большому секрету будет. Вечерком загонишь машину и всё. Шито-крыто.