В двух шагах от рая - Михаил Евстафьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не по себе стало от страха. Нет, мужчина не видел его, мужчина продолжал бить слона; он так завелся, что готов был захлебнуться от ненависти. Почудилось, будто кто-то третий стоит совсем рядом и наблюдает за ним. Но кто?
Из-за высокого ящика из досок выглядывал глаз, и одно ухо торчало, и вздыбившийся рыжий парик, и одна рука, и короткая штанина, а из нее – нога в длинном, плоском ботинке с отваливающейся подошвой. За ним наблюдал… клоун! Сначала Олег больно ударился головой о днище вагончика, под которым сидел, и набил себе шишку, после выбежал из укрытия и пустился наутек.
Навстречу попался мальчик в костюме и в галстуке. Он сразу решил призвать парнишку на помощь – вдвоем они устоят против мускулистого мужчины и клоуна! вдвоем хотя бы не так страшно! – но тут он заметил, что лицо у мальчика старое, морщинистое, и что вовсе это не ребенок, а один из лилипутов, один из тех уродливых человечков, которых выпускают обычно на манеж потешить публику.
Дрессировщик опустил железный прут. Клоун показался из-за ящика весь, пестро одетый, взлохмаченный, без наигранной улыбки, в легком гриме. Они задымили сигаретами.
До вечера Олег пролежал на кровати, никуда не выходил, читал, убегая от родителей, школы и циркового кошмара в загадочные, таинственные, наполненные захватывающими приключениями книжные миры. Порой вовсе не обязательно было даже читать, он и так давно уже прочитал и Майн Рида, и Фенимора Купера, и Конан Дойля, и Дюма, и Вальтера Скота, и иногда, перед сном, просто мысленно возвращался к любимым героям. Корешки книг на полке всегда звали мальчика к себе. Он втайне дружил и многому-многому научился у отважного рыцаря Айвенго, у мушкетеров, у Следопыта. Перед ужином Олег успокоился, забыл про цирк.
Серебряные оловянные солдатики шли в атаку на врага, в полный рост, несмотря на шквальный огонь наступали на золотых оловянных солдатиков; всего десять человек их было, почти взвод, и командир – матрос в бескозырке и тельняшке. Солдатиков привез год назад из Москвы дед Алексей, в Москве купил, в «Детском мире», а матроса Олег выменял у одноклассника.
Матроса Олег любил больше остальных. Именно за тельняшку, как у десантников. Золотые оловянные солдатики оборонялись ожесточенно, защищали свой штаб. Им было легче. Обороняться всегда легче. Золотые солдатики заняли господствующие высоты – на коробке из-под обуви, на шерстяном свитере, за разноцветными пластмассовыми кубиками.
Взвод матроса поредел, сразу пятерых серебряных солдатиков подстрелили. Олег повалил их на пол пальцами, оставшихся в живых придвинул к позициям врага. Они вступили в рукопашный бой.
Мама вошла в комнату, когда в живых остался один матрос. Его окружили сразу трое золотых солдатиков. Он должен был во что бы то ни стало выполнить приказ, захватить вражеский штаб! Раненый, безоружный, схватил он в последний момент чей-то автомат, чтобы добить последнего противника, но мама помешала, мама отвлекла внимание, и золотой оловянный солдатик, истекавший кровью, выстрелил первым и смертельно ранил матроса.
– Олежка, а я билеты в цирк купила, – сказала мама. Сказала таким голосом, будто кусочек торта на третье предложила. Вот что помешало матросу выполнить приказ! И стоило ему жизни! – Ты рад?
– Не нужен мне никакой цирк! – Олег щелкнул пальцем, и матрос повалился на пол.
– Как? – мама растерялась. – Ты же так хотел пойти на представление…
– А теперь не хочу, – Олег встал с пола, забрался на кровать, надулся, нахмурился.
– Ничего не понимаю. Поговори ты с ним. Как же так? Я с работы специально отпрашивалась, места хорошие взяла… – Олежа, иди сюда, отец хочет тебе что-то сказать.
Олег вздрогнул. Папу он любил, гордился, что папа офицер, и боялся, с раннего детства, с того первого раза, когда папа ударил его, совсем малыша. В памяти сохранились отрывочные моменты.
Завтракали без мамы. Олегу нездоровилось, он заболевал гриппом, ел кое-как. Отец же решил, что сынишка капризничает, раздраженно велел доедать яичницу, нервно подвинул чашку и чай выплеснулся через край на стол. Вместо того, чтобы вытереть, он вставил в рот сигарету и сердито повторил:
– Доешь, тогда пойдешь!
– Я не хочу больше… – опустив глаза, сказал в ответ Олег.
– Не будешь?
– Папа, я правда не хочу…
Отец плеснул еще горячий чай в лицо, да вдобавок подзатыльник залепил. Ослепленный слезами, Олег сорвался было с места, хотел спрятаться, забиться в угол, залезть под кровать и плакать до вечера, скрыться, навсегда убежать из дома, но отец схватил его за шиворот, начал лупить.
Что-то происходило с отцом иногда. Он будто превращался в чужого человека, недоброго, беспощадного, не умел сдерживать резкие порывы гнева, он вдруг начинал ненавидеть самых близких людей, и его, и маму, и чуть что, распускал руки. Благо, долго в родительском доме Олег не задержался, пошел в суворовское училище. Там тоже разное бывало, бывало что драться приходилось, и битым быть приходилось, но на то и училище, чтобы учиться постоять за себя.
Отец выпил и пребывал в скверном расположении духа, и Олег понимал, что, в принципе, лучше не связываться, не перечить, выслушать, согласиться и уйти. Отец лежал на диване, задрав ноги, смотрел футбол. Один тапочек свалился, второй висел на кончике большого пальца ноги.
– Отойди, не стеклянный, – пробурчал отец. – Чего встал перед телевизором? Ты слышал, что мать сказала? Пойдешь в цирк, и никаких разговоров!
– Я не люблю цирк… – вполголоса вымолвил Олег. Он знал, что нарывается на скандал, но уперся.
– А тебя,.бтыть, никто не спрашивает! Понял?
– Понял…
– Громче!
– Понял.
– Так-то.
Олег буркнул под нос:
– Все равно я никуда не пойду…
– Что?! Ах ты, блядь такая, сосунок! – отец поднялся с дивана, одним прыжком настиг сына, схватил за волосы. На какое-то мгновение Олег повис в воздухе, затем полетел на диван. Возможно, что отец и угомонился бы, если бы Олег от дикой обиды не зашипел:
– Фашист!
– Что? Сволочь! – оттолкнув маму, которая пыталась вступиться за сына, отец возил его за волосы по полу: – Подлец! Советского офицера назвать фашистом! Блядь такая! Где ремень?! Что ты стоишь, дура, принеси мне ремень! Быстро!
Мама пришла к Олегу, когда отец захрапел. Она присела на кровать, долго гладила сыну волосы:
– Олежа, милый… Прости его…
Олег отвернулся к стене, ничего не отвечал. Тогда, чтобы отвлечься от скандала, мама сказала, что в цирк сходить все же надо, потому что переводят отца в другой округ, к новому месту службы, потому-то он и недовольный такой нынче, с командиром поцапался вдобавок, так что неизвестно как все повернется, и, быть может, жить они будут не в таком большом городе, а в маленький городок разве приедет цирк?.. И заплакала.
Родился Олег в глухомани Хабаровского края, в нескольких часах езды от Тихого океана, но самого океана так ни разу и не увидел. Он помнил больше Сибирь, куда отца перевели после Дальнего Востока, слепящий глаза снег в солнечный день, раскачивающееся на ветру, задубевшее на морозе белье, тесную комнату с драными обоями, печку, которую мама растапливала с раннего утра, мошкару, грибы и пельмени, и еще четко отпечаталось в сознании словосочетание Сибирский военный округ, или СибВО, как его иногда называли взрослые дяди-офицеры. ДальВО, СибВО… Уральский военный округ. Рос Олег, убежденный, что вся страна поделена не на области и республики, а на военные округа, и если вдруг попадался какой-нибудь мальчишка во дворе, который начинал спорить, настаивая, что, мол, живут они в такой-то области, Олег не уступал, стоял на своем, в Уральском военном округе живут они и точка, и дело часто доходило до драки.
…Боязливо наблюдал за цирковыми номерами Олег. Он надеялся, что они будут сидеть где-нибудь на самом верху, далеко от манежа. Пятый ряд так близко, так приметно! А что если заметит клоун? Выглядывают же из-за кулис люди, поди разбери, кто там стоит!
Особенно трясся он в первые минуты, когда погас свет и заиграл оркестр. Неожиданно как-то погас свет, мгновенно. Раз, и темнота! Глаз выколи! Только мамина рука рядом. Начались номера. Нет, никто его не тронет! Кому он, собственно говоря, нужен? Подумаешь, запрятался среди вагончиков! Да в каждом городе, поди, мальчишки лазают по цирковому городку и ничего!
Когда рабочие меняли на манеже реквизит, появился рыжий клоун с чемоданчиком. Он споткнулся, шлепнулся и перевернулся через голову, задрал вверх ноги в длинных ботинках, чем вызвал легкое оживление, редкий смех в зале, и мама засмеялась, так мил и неуклюж, наверное, был этот клоун, у которого из глаз, когда он еще раз ударился, струйками брызнули слезы.
На теплый прием клоун ответил большой притворной улыбкой, повел головой и как будто узрел прижавшегося к маме мальчонку в пятом ряду. Олег весь съежился, задрожал, и стал медленно съезжать с сиденья вниз на деревянный пол, в надежде спрятаться.
