Искупление - Анна Мистунина

— Нет, девочка моя. Не соглашусь. К сожалению. Возможно, при других обстоятельствах… Я была бы рада, но не теперь.

— Из-за… этого всего?

— Да. Сомневаюсь, что император дикарей отнесется ко мне благосклонней, узнав, что я тайком обучаю его подданных колдовству.

Тагрия совсем поникла, и Кати сказала, пытаясь ее приободрить:

— Ты можешь попросить Кария.

Ответом была грустная тишина. Кати успела погрузиться в свои мысли, прежде чем Тагрия заговорила снова:

— Ты ведь все видела, да? Ну… у меня внутри. И все знаешь?

Не требовалось магии, чтобы догадаться, о чем речь.

— Тебя это беспокоит? — спросила Кати.

— Да.

— Это обычное дело, Тагрия. Ты должна понимать.

— Для тебя обычное, — Тагрия повозилась и села, обхватив колени. Уткнулась в них лбом. Заговорила невнятно: — Ты тогда сказала, я помню, что он… что он тебе небезразличен. Это значит, что…

Кати молчала, и Тагрия выпалила с отчаянием:

— Ты такая красивая!

— Не беспокойся, девочка моя, — Кати улыбнулась с печалью, но без боли. — Я тебе не соперница.

Тагрия помолчала, обдумывая.

— Может, у него есть кто-то еще.

— Разве тебя это остановит? Мне показалось, ты никогда не сдаешься.

— Никогда, — подтвердила Тагрия. Повеселела и тут же опять сникла. — Я сдалась, один раз, когда вышла за Мория. У нас уже ничего не было, совсем, а он… Он был знатный и богатый, ну, не очень богатый, но все-таки… И красивый, тогда мне так казалось. Как я могла не согласиться? Отец умер, и дедушка. Бетаран бы… что бы с ним сейчас было? А так…

Непомерная для столь юного существа ответственность — и непомерная воля. Зита. Действительно, Зита.

— Сколько тебе тогда было лет?

— Шестнадцать, — Тагрия несмело улыбнулась. — Сейчас двадцать.

— Дитя! Вы действительно дикари. Нет, я не думаю, что ты тогда сдалась. Думаю, ты победила. Ты столкнулась с проблемой и решила ее с мудростью истинного мага. Дальнейшее зависит от тебя. Насколько я могу видеть — ты не так уж и далека от исполнения своих желаний.

— Спасибо, — прошептала Тагрия.

— Не благодари. Это не предсказание.

— Все равно спасибо.

Тагрия наконец заснула — колени подтянуты к груди, голова на лапе грифоницы. Мора излучала спокойное терпение. Нетрудно было догадаться, что позы она не переменит до самого утра.

Кати проспала уже достаточно для восстановления сил. Оставшееся до рассвета время она провела, пытаясь сквозь расстояние и туман магии разглядеть Амона.

Он, конечно, все уже понял. Гнев и ярость его были тем ужасней, что подтолкнул Кати к роковому шагу он сам и, разумеется, сознавал это. Грубая ошибка, простой недочет — когда-то Сильнейшие теряли кресла за куда меньшие проявления слабости. Теперь у Амона не осталось соперников. Ни Норну, ни Лэйну сейчас его пост ни к чему. Другое дело — позже, при восстановленной Империи, тогда ослабевшему Главе Совета припомнили бы все. Кария, потерянную Долину, каждого погибшего мага и грифона… С мрачным удовлетворением Кати подумала, что Амон до сих пор считает ее своей дочерью. И призрак Сильнейшей Моры, ее матери, наверняка терзает его память.

Мора-грифон вопросительно повернула голову.

— Он в бешенстве, но не настолько глуп, чтобы устраивать погоню, — сказала ей Кати. — Постарался закрыться от моего взгляда и еще быстрей устремился вперед. Мы с тобою поступим так же, верно?

С первыми лучами солнца она подняла юных дикарей. Влажный прохладный ветер бодрил не хуже умывания. Неминуемые сетования Бетарана — он смертельно голоден да еще, оказывается, спал едва не в обнимку со страшным зверем — Тагрия выдержала с терпением, достойным мага. Сама она отчаянно сражалась с тошнотой и слабостью, но ни слова жалобы от нее Кати так и не услышала.

— Помочь тебе? — предложила она тогда.

Еще вчера ей не пришло бы в голову расходовать Силу на такую мелочь. Тагрия несмело кивнула. Кати взяла ее за плечо — хрупкое, как у маленькой птички.

— Не напрягайся. Как вам вообще удается вынашивать детей, с таким слабым здоровьем?

— Оно не у всех слабое, а мне… плохо удается.

— Этот родится крепким, — сказала чуть погодя Кати и отпустила ее. — Тошноты больше не будет, но это все, что я могу сделать. Ссадины зарастут и сами.

— Да конечно, зарастут! Кати, а… это он?

— Мальчик. Садитесь, нам пора.

Мора пружинисто присела и рванулась в небо. Кроваво-черная в рассветных лучах, она была прекрасна — неумолимая птица мести. Кати чувствовала ее нетерпение, как свое. Хоть настоящее слияние и было невозможно, общая потеря и общая ненависть связали их по-своему так же крепко.

Внизу лежал древний край, сердце Империи магов, ставший сердцем Империи дикарей. Белокаменные города хранили, неподвластные времени, память о величии равно с памятью о падении и приходе новой жизни, в чем-то похожей, в чем-то — совсем иной. Здесь даже поздние постройки почти не нарушали строгого достоинства архитектуры магов. Новые поселения, что как грибы размножились в других местах, полностью принадлежали нынешней эпохе, но здесь — здесь прошлое еще жило. Призрак Империи Владеющих Силой ждал и ждал терпеливо. Горькая жажда и тоска Амона были всего лишь его отражением.

Глаза не различали подробностей, но магический взгляд Сильной видел алые искры жрецов — в деревнях, в городах, на дорогах. Если на окраинах кряснорясых было много, то центр страны попросту кишел ими. Их усиленная восприимчивость лишала магов всякой надежды незаметно приблизиться к столице, а боевые умения не позволили бы пройти силой. Во всем этом ощущался почерк Кария. Подобно своему отцу, он не гнушался никаких инструментов — была бы достигнута цель. Мора держалась так высоко, как только могла, не рискуя обморозить легко одетых дикарят, но все же Кати не могла сказать с уверенностью, что их не заметили.

Века тренировок и выдержки не спасли ее от мгновенного укола ужаса, когда Кати заметила скопление алых искр на дороге, ведущей к столице и поняла: время.

— За следующим леском, Мора. Оставишь нас и лети, лети как можно выше. Не возвращайся, пока тебя не позовет Ветер.

Серые плиты дороги безжалостно качнулись навстречу. Когти грифоницы заскрежетали, гася скорость.

— Вниз, — приказала Кати спутникам. — Улетай, Мора!

Грифоница не заставила повторять: смазанные ядом арбалетные болты пугали ее не меньше, чем саму Кати.

Стук подков уже приближался, и боевой настрой в его эхе подсказывал: их заметили.

— Давай, Тагрия, — выдохнула Кати. — Твоя очередь.

Красная волна выкатилась из-за леса, за ней тут же последовала вторая, третья… Хвост колонны еще оставался невидим, а передние ряды уже смыкались, отрезая путь к отступлению. Солнце искрилось на десятках смертоносных наконечников.