Ведьма - Дональд Маккуин

Лорсо знал, что будет помнить этот вопль до конца своих дней. Всю его жизнь вокруг него погибали люди. Никогда не слышал он подобного звука.

Ни один из них не был убит божеством.

Пленник выпрямился, его рука стала тверже стали. И тут же его отбросило назад. Его тело, ставшее мягким, будто без костей, приземлилось бесформенной грудой.

Несколько секунд, показавшимися вечностью, никто не шелохнулся. Потом все как один закричали. Шум прокатился в ночи через реку и возвратился эхом. Кто-то выкрикнул имя Жреца Луны. Толпа подхватила и стала скандировать его.

Жрец млел от удовольствия, купался в лучах своей славы. Он вышагивал по повозке.

Лорсо не кричал с остальными. От этого он мог удержаться, но не мог остановить рев толпы и свое готовое разорваться сердце. Жрец потащил его к ступенькам, ведущим вниз с повозки. Спотыкаясь, ликующий и одновременно пристыженный Лорсо последовал за Жрецом.

— А теперь поговорим с моим Речным — вероломным лазутчиком.

Жрец внимательно следил за реакцией Лорсо. Его молчание на фоне орущей толпы только укрепило мнение Жреца, что перед ним был лидер, человек, живущий своим собственным умом.

Именно такой человек требовался Жрецу, чтобы уравновесить Лиса. Дело не в том, что Лис был не очень умен. Просто он сначала поддавался эмоциям, а размышлял позже. Человек, подобный Лорсо, служил бы прекрасным дополнением. Бойцу, даже божеству, требовались две руки.

Жрец заставил себя вернуться к реальности. Он остановился перед обвиненным в шпионаже. Громогласный рев толпы стих.

Глядя Речному прямо в глаза, Жрец сказал:

— Мне ведомо твое сердце. Ты принадлежишь Сайле!

Тот, протестуя, поднял руку. Его сопротивление вызвало у Жреца смех. Прежде чем Речной успел открыть рот, он продолжил:

— Смотрите на его поддельное возмущение! Лжец! Я требую, чтобы ты прикоснулся к Человеку-Который-Есть-Смерть!

Жрец отступил. Призвав на помощь свой натренированный голос, он сказал, обращаясь прямо к толпе:

— Все видели, как моя Мать дорожит правдой. Скажи правду, и будешь одним из нас. Солги, и твоя душа сгорит!

— Я не могу. Глаза Речного закатились, в уголке его рта появилось пятнышко сухой, как вата, слюны. — То есть я не буду. Никто не имеет права сомневаться в моей честности. Я честный человек. Спроси любого, — и он, прервав свою речь, стал оглядываться в поисках поручителя.

На грустных, злых, пристыженных лицах тех, кто прежде был ему друзьями, он прочел отказ.

— Мне нужны хорошие люди, — продолжил Жрец. — Сознайся, и будешь прощен. Присоединись ко мне. Помоги мне.

Казалось, осознание того, что от него все отвернулись, укрепило решимость этого человека.

— Я никогда не подвергну себя такому испытанию. Ни один человек не смеет усомниться в моей честности!

— Ни один человек и не сомневается. Я сомневаюсь! Жрец. Божество, которое человек. Подвергнись моему испытанию или будь признан виновным за свой отказ.

Вызов был брошен. Толпа издала вздох, наполненный ожиданием.

Тяжело дыша, Речной уставился в глаза Жрецу. Сквозь сжатые губы он проговорил ледяным тоном:

— Я подвергну себя твоему испытанию. Потом я удалюсь. Меня нельзя так оскорблять! Ты нажил себе врага.

В то время как все вокруг Речного расслабились, шестое чувство подсказало Жрецу, что настал самый опасный момент спектакля. Он подал своим подручным сигнал начать вращать лунные диски.

Речной бросил на свой стул пояс с мечом и вышел из-за стола.

Жрец повел свою жертву к алтарю. Он заметил, как женщина из Людей Реки открыла было рот, чтобы закричать, но затем прижала ладони к щекам.

Жрец шарахнулся в сторону и камнем упал на землю. Бросившийся к нему с ножом в руке Речной споткнулся о его спину.

Лорсо уже наносил свой удар, когда шпион только начал падать. Меч полоснул его по спине как раз над ремнем. Удар Лорсо послал Речного, согнувшегося в три погибели, вперед. Второй удар пришелся ему в незащищенное основание шеи. Почти обезглавленный, Речной сделал еще около пяти ужасных шагов.

Он упал лицом вниз, протянув руки в направлении алтаря.

Лорсо испытывал странное чувство раздвоения. Слева от него кочевники и другие Люди Реки окружали бывших подчиненных того, кто лежал мертвым у его ног. Люди кричали. Жрец положил руки на плечи Лорсо. Он видел, как шевелится рот Жреца, но ничего не слышал. Наконец слова Жреца прорвались:

— Все произошло, как предвидела моя Мать! «Держи рядом с собой Поработителя. Он должен познать твое могущество, прежде чем согласится быть твоим союзником и защищать тебя». Ради этого ты стоял рядом со мной у ее алтаря. Ради этого ты стоял со мной, чтобы противостоять предателю!

Остальные события этой ночи прошли для Лорсо будто во сне. Позже он сидел один около руля акульего челна. Ниже по течению умирающая луна вонзала свое искривленное лезвие в темный горизонт. Под его ногами неугомонная река шептала о скором путешествии.

Лорсо сжал кулаки и, закрыв глаза, оскалился. Снова и снова он повторял имя Сосолассы.

Глава 25

Шара и Чо беспокойно зашевелились. Две огромные головы разом приподнялись над передними лапами. С плавной грациозностью, не сочетавшейся с их внушительной массой, собаки встали. Гэн не обращал на них внимания, пока Чо не прижалась к его правому боку. Посмотрев на собаку, Гэн улыбнулся. Обычно она так толкалась, когда хотела привлечь его внимание, не прибегая к рычанию или лаю. Схватив ее лохматое ухо, Гэн нежно потрепал его.

— В чем дело? Притворяешься, что там какая-то опасность, чтобы опереться на меня?

Собака лениво замахала тяжелым хвостом, указывая взглядом на дверь, ведущую с крыши внутрь замка.

Уверенный, что спокойная настороженность собак объясняется просто нежданным приближением кого-то из своих, Гэн все же не спускал глаз с двери. Вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову напасть на Мурдата на крыше его собственного замка. Однако, с горечью подумал Гэн, люди, рассчитывавшие только на то, что было вероятнее всего, до старости не доживали.

Появился Эмсо. За ним следовали Конвей, Тейт и Леклерк.

Притворяясь недовольным, Гэн оттолкнул от себя собак.

— Притворщики! Вы все время знали, кто это на самом деле! — Блестящие глаза и собачьи улыбки напоминали гримасы дерзких детей.

— Чо вроде оправилась от своих ран, — сказал Конвей. — Она прекрасно выглядит!

— А где твои собаки?

— Сидят дома. Ты же знаешь, как Шара и Карда постоянно испытывают друг друга. Боюсь, если они этим займутся, нам их не разнять.

Гэн скорчил гримасу.

— Страшно подумать, чтобы вмешаться в драку между этими псами…

— Забудь о собаках, — проворчал Эмсо. — Есть дела посерьезнее. Поэтому мы и пришли.

— Может, в один прекрасный день, — сухо заметил Гэн, — ты придешь ко мне с каким-нибудь радостным сообщением. Я бы умер от удивления! — Гэн оглядел остальных. — Что вас привело вместе с моим каркающим вороном?

— Идеи, — сказал Леклерк, нерешительно оглядываясь. Когда никто не поддержал его вступления, он продолжил: — Все знают, что Летучая Орда, Скэны и многие из Людей Реки весной нападут на нас. Мы втроем убеждали Эмсо, что Три Территории тогда не выдержат.

Ощетинившись, Гэн отвернулся к морю.

— Никто не заставляет вас быть со мной. Вы пришли ко мне по собственной воле. Вы вольны покинуть меня, когда сочтете нужным.

— Видите? Разве я не говорила вам, что он будет как дикий кабан?! — воскликнула Тейт. — Разве я не предупреждала, что стоит нам только рассказать ему о том, что у нас есть, и он разойдется? Разве я не предупреждала?

Отвернувшись, Гэн с трудом скрыл улыбку. Ему страстно хотелось посмотреть, как Леклерк и Конвей пытаются увильнуть от шпилек Тейт.

Леклерк быстро заговорил:

— Конечно, Тейт права. Я не это имел в виду. Дело в том, что у нас есть кое-какие идеи. Идеи о том, как компенсировать численное превосходство противника.

— Вот это звучит получше! — ворчливо проронила Тейт.

Гэн снова повернулся к своим собеседникам.

— Я слишком погорячился, — он хотел еще что-то добавить, но передумал. Он никогда не был уверен, что можно говорить этим странным людям, которые стали так важны для него. Несмотря на все их положительные черты, у них был один общий недостаток. Таинственность. Что бы они ни делали или говорили, вокруг них создавалась атмосфера отчужденности, недомолвок. Гэн всегда замечал какую-то странную меланхолию, которая была у них даже в минуты радости, будто всех их связывала какая-то неприятная тайна.

Мысленно Гэн поправил себя. Маленькая ясновидящая, Ланта, — временами ему казалось, что она знала, что происходит внутри Конвея. Гэн также понимал, что ее любовь к Мэтту Конвею была порукой тому, что она не расскажет ни об одной из его тайн.