Трудный переход - Мулдаш Уналбаевич Ерназаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анализируя проведенную операцию, Ермеков нашел причину неудачи. Противника не надо было атаковать с ходу на уставших конях. Надо было преследовать их, используя прикрытия, подождать, пока они расположатся на отдых, и напасть на них внезапно.
Стемнело. Оперативная группа была в полном сборе. Люди поужинали и, выставив караулы, улеглись на отдых. А Молдабай все никак не мог успокоиться: «Положение осложнилось донельзя. Теперь мы их уже не догоним. Но все равно придется неотступно двигаться по их следам, не давая им передышки. Одновременно будем прочесывать возможные места их появления».
Утром Ермеков разбил отряд на группы и направил их по флангам. Сам с основной группой отряда двинулся по следам.
Преследование продолжалось около месяца. Оперативная группа шла по следам, прочесывая наиболее вероятные места стоянки бандитов, а те двигались ночью, останавливаясь на отдых днем. Между ними было расстояние полудневной дороги.
Враг применял разнообразные хитрости в запутывании следов. Бывало, бандиты всю ночь прокладывали зигзагообразные, часто меняющие направления следы. Иногда, затаившись недалеко от места остановки оперативной группы и целый день наблюдая за ее действиями, они к вечеру снимались и уходили.
Стояли холодные ноябрьские дни. Все возможные пути отхода бандитов были перекрыты. Все чаще бандиты натыкались на отряд Ермекова и отходили с потерями. В конце месяца они притаились на одной из возвышенностей Мынбулака, заросшей тальником. К Мынбулаку стянулись и все действующие в песках оперативные группы отряда. Кольцо постепенно сужалось.
Накануне операции Молдабай, его заместитель Очкасов и проводник Карамерген засиделись за полночь. Сам собою возник разговор. Очкасов рассказывал о том, как он воевал, как солдаты вынесли его, раненого, из окружения, вспоминал эпизоды из фронтовой жизни, высокий берег Волги, где они стояли насмерть… Молдабай спросил у Очкасова:
— Ведь были ожесточенные бои. Скажи, а мысли, что вы можете дрогнуть, не было?
Очкасов пристально, словно заглядывая в душу, посмотрел на него и ответил:
— Мысли, что мы можем умереть, были. Но мы понимали, что за Волгу нам отступать некуда. Я расскажу вам один эпизод. В штаб Рокоссовского прямо из боев вызвали офицера. В огне Сталинграда человек мог продержаться не более десяти дней. За это время он или погибал, или получал ранение. Этот офицер был в таком аду целый месяц. И вот, представьте, перед генералами стоит смертельно усталый человек в изодранном ватнике, перетянутом ремнем, с автоматом в руке. Он так привык к нему, что даже не выпустил его из рук сейчас, стоя перед командующим фронтом. В штаб его привезли затем, чтобы узнать из первых уст, каково настроение бойцов и командиров. Но, взглянув на него, Рокоссовский понял, что ни о какой долгой беседе не может быть и речи. Он подошел к нему очень близко, так как всем казалось, что офицер стоя спит от усталости и изнеможения. Рокоссовский тихо спросил: «Что передать мне Верховному Главнокомандующему?» Офицер поднял налитые свинцовой усталостью веки и громко, словно отдавая команду, сказал: «Передайте товарищу Сталину, что на том берегу для нас земли нет». Эти слова потом облетели фронт и вошли в легенду.
— А ты откуда знаешь об этом? — спросил потрясенный Молдабай.
— Я сражался в его роте. Потом меня ранили. Конечно, скучаю по боевым товарищам, но сознаю, что на фронт с моим ранением не возвращают. И только сейчас, пройдя по огненным дорогам войны, я понял истинную цену простого человеческого счастья. Вот ликвидируем банду, войду в родной дом, обниму жену и сына, и защемит наполненное радостью сердце.
Молдабай смотрел на испещренное морщинами лицо его и понимал, сколько пришлось пережить этому человеку и как он заслужил того, чтобы прийти домой и обнять жену и сына.
Потом они долго сидели молча, думая каждый о своем. Но вот Карамерген тихонько затянул мелодичную песню о подвигах батыров седой старины. Притихшая степь словно вслушивалась в древний напев, струившийся в ночи. Молдабай переводил слова Очкасову, а тот грустно глядел на огонь костра и будто видел там отблески пожаров Сталинграда…
Утро было пасмурное и холодное. Отряд, соблюдая осторожность, полукольцом двинулся дальше. Благополучно миновала одну возвышенность, затем другую, и это несколько успокоило и притупило настороженность людей отряда. К Ермекову, продвигавшемуся по степи в центре этого полукольца, подъехал Очкасов и, устало улыбнувшись, закурил, а затем протянул пачку «Беломора» бойцам.
Неожиданно со стороны бархана, который еще не успели обойти фланги отряда, раздался залп. Под копыта своего ошалевшего коня с залитым кровью лицом пал командир Очкасов, сжимая в руках окровавленную пачку с папиросами. Рядом с Молдабаем, тяжело охнув, вывалился из седла на раскаленный песок проводник Карамерген, смертельно раненный в горло.
— Всем спешиться! Залечь! — подал команду Ермеков, потрясенный смертью Очкасова и проводника. Сам подскакал к Очкасову, спешился, поднял его голову и увидел, что из уголка рта командира роты вытекает тонкая струйка крови. Молдабай обхватил его голову, прижал к себе.
К Молдабаю подполз помощник и дрожащим от ярости голосом сказал:
— Товарищ начальник, атакуем гадов, перебьем всех до одного! Отомстим за смерть товарищей!
Первым движением Молдабая было встать, выхватить наган и повести людей в атаку. Вдруг одна мысль пришла ему в голову: «Ведь Очкасов не сделал бы так. Он бы берег каждого, по-фронтовому».
Бой разгорался. Оперативная группа окружила возвышенность. Бандиты умело укрылись. В густом тальнике людей не было видно. Лишь заметно было пошевеливание травы после выстрелов. Шла ожесточенная перестрелка.
Оперативная группа медленно, но упорно продвигалась вперед, сжимая кольцо.
Уже было слышно, как кричат и стонут в тальниках раненые люди Каражана. Молдабай дал команду остановиться.
«Больше я не потеряю ни одного человека!» — твердил он себе. Он часто оглядывался туда, где, прикрытый попоной, лежал Очкасов. Ермеков терзался: «Как скажу я жене и сыну, что их мужа и отца больше нет?!»
К концу дня банде отступать было некуда. Молдабай, подозвав помощника, взял у него мегафон и крикнул:
— Сложить оружие и немедленно сдаться!
И, словно ожидая этой команды, из-за кустов навстречу оперативной группе бросилось несколько человек с поднятыми руками. Из зарослей раздался истошный крик:
— Куда вы, изменники, предатели, трусы?!
Но те не останавливались. Они запинались, падали и на коленях с поднятыми руками
