Сын Наполеона - Эдмон Лепеллетье

Он умолял Его Высочество соизволить помочь ему. Одним словом тот мог решить его счастье.

Герцог ответил, улыбнувшись:

— Если бы зависело только от меня, то вы бы немедленно были назначены привратником дворца, поскольку я не из тех, кто мешает молодым людям любить, но, мой бедный друг, я уже почти что дал слово.

— Кому же? — спросил Карл, бледнея.

— У вас есть здесь, — продолжал герцог, — парень, которому не дается теология, но он стремится, как и вы, стать мужем Эльзы. Ему тоже нужно место привратника.

— Фридрих! — взволнованно воскликнул Карл.

— Он самый.

— Ваше Высочество его знает? Тогда у меня точно не будет этого места, — опечалился Карл.

— Не стоит отчаиваться, — ответил герцог. — Даже если у меня и есть некоторые обязательства перед Фридрихом и если я расположен выделить его, то не считаю справедливым, будто от решения суперинтенданта, дающего вам или ему должность, которой вы добиваетесь, может зависеть счастье или несчастье вас обоих. Я не буду вмешиваться в дела суперинтенданта, но если бы и вмешался, друг мой, то начал бы с того, что спросил мнение Эльзы.

Герцог умолк, затем, как бы почувствовав боль в груди, протянул руку в сторону сопровождавшего его слуги и приказал:

— Немедленно возвращайтесь в мой кабинет. Возьмите на столе маленький флакончик с желтой этикеткой и принесите сюда.

Слуга тотчас же ушел, и герцог остался наедине с Карлом.

— Вы же, друг мой, — попросил герцог, — в свою очередь окажите мне услугу.

— Всегда готов, Ваше Высочество!

В спешке написав несколько строк в своей записной книжке, герцог протянул вырванный листок молодому человеку:

— Отнесите записку по этому адресу. Идите и помните, привратники во дворце не из числа болтливых.

— Ваше Высочество может рассчитывать на меня, — с готовностью ответил Карл и тотчас умчался.

Уже должен был вернуться камердинер, и герцог собирался продолжить прогулку, как заметил в нескольких шагах от себя двух человек, которые низко поклонились ему и явно хотели подойти поближе.

Он спросил себя, кто бы это мог быть. Мелькнула мысль об убийцах или шпионах, но достаточно было одного взгляда, чтобы выбросить из головы это предположение.

Один из незнакомцев — просто гора какая-то, одетый в длинный редингот, в руках — тяжелая трость; другой — молодой, с решительным и бравым видом, лицо открытое. Создавалось впечатление, что они иностранцы.

Как только герцог ответил на их поклон, эти люди приблизились к нему, и тот, что повыше и постарше, быстро сказал:

— Ваше Высочество, мы французы: я — старый солдат вашего отца. Нельзя ли поговорить с вами часок без свидетелей? Мы прибыли к вам из Франции, с очень важным посланием.

Герцог подумал, что эти люди — те самые посланцы, о которых говорила сумасшедшая графиня Камерата. Стоит ли вообще разговаривать с ними? А почему нет, если есть большое желание узнать что-нибудь о Франции… и потом этот старый солдат служил его отцу: можно ли вот так резко оттолкнуть его?

Слуга возвращался, он был уже в нескольких шагах. Герцог подумал о свидании, которое назначил Лизбет, и решил, что можно бы определить тот же день и то же место для встречи с двумя посланцами.

Он предложил им прийти на следующий день, в тот же час, в этот трактир и спросить Фридриха Блюма.

Герцог быстро попрощался с французами и, выпив для виду несколько капель мышьякового настоя, который ему принесли, взял под руку слугу и медленно направился в сторону Шенбрунна.

На следующий день он заявил, что находится в прекрасной форме и хотел бы нанести визит императору. В сопровождении врача и шталмейстера герцог направился в Хофбург.

Во дворце он изо всех сил старался показать, что хорошо себя чувствует, весел и доволен жизнью. Он расточал улыбки и приветствовал всех, с кем встречался и кто спрашивал его о здоровье, независимо от их положения при дворе.

Встреча с дедом была очень сердечной. От Франца-Иосифа скрывали, насколько серьезно болен внук. Старый император, услышав о простуде, добродушно сказал:

— Мальчик взрослеет! В его возрасте у меня часто бывали лихорадка и ломота в суставах. Со временем это пройдет.

Император Австрии не имел ни малейшего представления о медленной смерти, которая притаилась в его внуке.

Распрощавшись с дедом, герцог Рейхштадтский выразил желание пройтись по галереям дворца, говоря, что он давно тут не был и совсем недурно пропитаться духом императорского дома. Нечего и говорить, зачем ему понадобилось «пропитаться духом». Конечно же, его интересовала только юная чтица. Но напрасно он переходил из зала в зал, веля открывать двери апартаментов, спрашивая о той или иной картине или мебели, расположение которых ему хотелось бы вспомнить. Лизбет не было нигде.

Он не осмеливался спросить о ней, сердце жгли зловещие предчувствия. Пора было возвращаться в Шенбрунн. Вдруг он вспомнил о назначенном в трактире «Роза» свидании с двумя французами.

Безрассудно, конечно, одному, без сопровождения, отправляться на подобную встречу, тем не менее герцог решился. Шталмейстер и врач отстали от него, когда он вошел к деду, так как предполагали, что он возвратится в сопровождении офицера дворцовой охраны. Слава Богу, от этого-то он быстро избавился. Один и свободен, чего же еще надо!

Он добрался до знакомой аллеи в парке, ведущей к дому Фридриха Блюма, и нашел его в коридоре, будто тот стоял на часах.

— Ваше Высочество, — сказал он, — два иностранца ожидают вас, утверждая, что вы назначили им встречу. Я не хотел оставлять их одних.

— И правильно сделал, — похвалил его герцог, — оставайся у двери. Если вдруг ты мне понадобишься, я позову тебя.

Герцог Рейхпггадтский вошел. Ждавшие его поднялись и почтительно поклонились. Он пригласил гостей в соседнюю комнату. Ему не хотелось, чтобы их с Лизбет гнездышко было занято. Ведь может статься, что девушка, получив записку, которую он отправил с Карлом Линдером, все же не пропустит назначенного свидания.

Французы представились герцогу.

Это были Ла Виолет и Андре.

Каждый в свою очередь рассказал, что вследствие событий, которые только что произошли в Париже, победивший народ более или менее смирится с наместничеством герцога Орлеанского и, возможно, с временным его повышением до конституционного монарха. Таким образом, перед сыном Наполеона открывается возможность сыграть свою роль и занять подобающее ему место. Речь шла о том, чтобы вернуться во Францию, заявить о себе, представиться французам и предложить возродить наполеоновские традиции. Памяти о его отце, блеске его славы будет достаточно, чтобы уничтожить буржуазного представителя Луи-Филиппа. Весь народ станет приветствовать Наполеона II.

Андре заявил, что как студент он знает умонастроения молодежи в учебных заведениях и большая часть образованного населения Парижа считает необходимым возродить бонапартистскую партию и представить вооруженную Республику, победоносную Республику. И добавил, что в вентах, в которых он принимает участие, герцогу обеспечено большое количество сторонников. Карбонарии располагают значительными силами, особенно в гарнизонах. Если бы он открыто появился в таких французских городах как Гренобль, Безансон или Страсбург, на его выбор, ему не только бы открыли ворота и приветствовали его, но к нему бы еще примкнул солидный контингент солдат, а потом и единодушно присоединилась вся армия. Достаточно двум полкам, будь то в Гренобле или Страсбурге, высказаться за него, как все, кто носит оружие во Франции, бросятся к Наполеону II. Извлекут из сундуков бережно хранимые старые патронташи и орлы.

Ла Виолет гарантировал герцогу Рейхштадтскому поддержку старых солдат его отца, кто еще способен драться. Все те, кто пострадал от сурового режима Реставрации, все те, кто ненавидел монархию Бурбонов, все те, кто взял в руки оружие во время трех славных дней Июля, встанут за него и дадут материальную и моральную поддержку, достаточную, чтобы опрокинуть временный и плохо укрепленный трон Луи-Филиппа.

Герцог внимательно выслушал предложение. Он поблагодарил смелых французов, которые, не побоявшись австрийской полиции, такой бдительной, смогли добраться до него и представить доказательства преданности его сторонников во Франции. Однако добавил, что очень сожалеет, ибо они напрасно подвергали себя такому риску. Он более чем кто-либо уважает славу и традиции своего отца, боготворит знаменитого воина, о котором вспоминает с нежностью. Помнит, как тот поцеловал его в последний раз перед походом в Россию. Он любил отца, от него долго скрывали его историю, но теперь он знает ее всю. Знает, при каких обстоятельствах Наполеон, дав народу гарантию дополнительного акта, был вынужден отречься, бежать, прибыть в Англию, которую считал лояльной.