Гарем - Патриция Грассо

Мурад скорчил недовольную гримасу.

— Разгуливать по Стамбулу тебе сейчас опасно, — продолжал Халид.

— Я не разгуливаю без причины. — Тут Мурад почему-то заговорщицки подмигнул стоящему рядом Малику. — Я явился сюда по делу. Желаю поглядеть на твою дикарку и, возможно, пополнить свой гарем еще одной усладой.

— Ради нее не стоило рисковать, — сердито произнес Халид. — Но раз уж ты здесь… — Он развел руками, как бы снимая с себя ответственность. — Извини, я должен отдать распоряжения Акбару начать торги и на время тебя покину.

Мурад милостиво кивнул, и Халид удалился.

— Ну что ты думаешь? — осведомился Малик.

— Думаю, что мой кузен без ума от своей пленницы.

— О, если б ты видел, как он томится от страсти, когда она рядом. Этот Дикий Цветок укротил в нем зверя, и он даже не смеет наложить на нее лапы. Но долго ли удастся ей дразнить Султанского Пса?

— У Халида нет шансов противостоять Стамбульскому Льву, — самодовольно заявил Мурад.

— Стамбульский Лев? Кто это? — Малик постарался скрыть улыбку, чтобы не задеть ненароком тщеславие наследника престола.

— Я решил, что впредь моим прозвищем будет Лев Стамбула.

— Раньше ты был известен как стамбульский «жеребец». — Малик осмелился пошутить над будущим султаном. — Ты что, отказался от этого прозвища?

— Нет, почему же. Я и «жеребец» тоже. Но Лев Стамбула, по-моему, гораздо более благозвучно.

Мурад ухмыльнулся, а Малик с лучезарной улыбкой подхватил:

— Иметь два прозвища почетно, и это соответствует твоему высокому положению.

— И моим качествам тоже, — добавил Мурад без тени сомнения. Он подмигнул Малику и самодовольно хохотнул.

Малик поддержал его одобрительным смешком.

— По какому поводу вы развеселились? — поинтересовался подошедший Халид.

— Мы вели беседу о некоторых животных и об их качествах, — туманно объяснил Мурад.

— Не желаешь ли пройти поближе к помосту? — спросил кузена Халид.

— Я сам выберу себе место, — напыщенно ответствовал Мурад.

Раздвинув парчовый занавес, скрывавший арку в стене, на помост вступил Акбар. Ропот ожидающей толпы мгновенно стих. Все внимание было обращено на известного по всей империи торговца невольниками.

Одет он был роскошно и пестро, соответственно своей профессии и репутации. Его улыбка сияла приветливостью и излучала свет на всю публику одновременно и на каждого из присутствующих в отдельности. Это редкое умение обаять толпу снискало ему заслуженную славу и благорасположение всех без исключения завсегдатаев проводимых им торгов.

Товар, выставленный им на аукцион, был всегда наивысшего качества. От каждой продажи он получал столь щедрые комиссионные, что давным-давно мог уйти на покой и заниматься лишь пересчитыванием своих сокровищ.

Акбар величественно повернул голову в алом тюрбане к занавесу и дважды хлопнул в ладоши.

Занавес широко раздвинулся. Облаченный в парадное платье. Омар медленно вывел на помост нечто, более похожее на призрак, чем на женщину из плоти и крови. Кисея окутывала Эстер с головы до ног, лишь в узкой щели светились изумрудные, обезумевшие от возбуждающего зелья глаза.

Вступая на помост, Эстер споткнулась. Омар вцепился в ее руку и удержал от падения. Он прошептал ей что-то на ухо, но неизвестно, была ли она способна хоть что-то услышать.

— Дикарка выглядит весьма послушной, — отметил Мурад.

— Акбар, должно быть, перестарался со своим зельем, — небрежно бросил Малик и тут же осекся, бросив взгляд на друга.

Халид с трудом держал себя в руках. Он гневно сжимал зубы, а шрам его заметно побелел.

— Прошу внимания, господа! — возвысил голос Акбар, хотя и так всеобщее внимание ему было обеспечено. — Принц Халид осчастливил нас согласием выставить сей экзотический цветок на продажу. Евнух прилагается к предмету торга бесплатно. Оплата должна быть произведена золотом и полностью, прежде чем покупка будет передана новому владельцу.

Акбар сделал знак Омару, и тот с превеликой торжественностью убрал с лица Эстер чадру.

Все мужчины выдохнули одновременно, пораженные открывшейся им красотой.

Акбар расплылся в улыбке и начал было завлекать покупателей:

— Девственница с золотыми волосами…

— Сто золотых! — прервал его Малик. Халид в изумлении уставился на друга. Тот невозмутимо улыбнулся в ответ.

— Сто пятьдесят! — крикнул мужчина, стоящий у самого помоста.

Халид вытянул шею, чтобы разглядеть того, кто осмелился подать голос в торге за его Дикий Цветок. Он как бы напрочь забыл, что все собрались здесь по его же приглашению как раз для участия в торгах.

Мурад и Малик понимающе переглянулись.

— Кто это? — спросил Халид. Голос его подозрительно дрогнул. Гнев нарастал в нем.

— Граф Орсиони, — ответил Мурад.

— Кто такой этот граф Орсиони? Я о нем никогда не слышал.

Малик подмигнул Мураду и пояснил:

— Он владелец знаменитых борделей на острове Пантеллерия и большой друг герцога де Сассари.

Акбар опять кивнул евнуху, и Омар сдернул яшмак со своей госпожи. Та осталась стоять почти обнаженная, в крошечном до смешного болеро и шароварах, столь откровенных, что они не оставляли никакой пищи для воображения.

Эстер нервно переступила ногами в парчовых туфельках.

— О аллах, — пробормотал Халид. — Чем же этот ублюдок напичкал ее, что она прямо пляшет на месте?

— Роскошные волосы цвета огненного заката, — взывал к публике Акбар.

— Двести золотых! — подал голос уродливый толстяк.

— А это кто? — возмутился Халид. — Я его не приглашал.

— Яглы Сиркон, близкий друг Акбара, — сообщил Мурад.

— Яглы Сиркон? — со значением переспросил Малик, изобразив величайшее удивление. — О нем ходят слухи… Впрочем, неважно.

— Какие слухи? — насторожился Халид.

— Известно, что Яглы Сиркон истязает своих женщин, — ответил Мурад.

Халид издал чуть ли не звериный рык и направил стопы к заплывшему жиром сластолюбцу. Мурад и Малик едва удержали разъяренного принца, вдвоем повиснув у него на плечах.

— Двести золотых, — громко повторил Акбар. — Кто предложит больше за это чудо природы с кожей, подобной шелкам из Бурсы?

— Три сотни! — выкрикнул герцог де Сассари.

— Тысяча золотых, — сказал Мурад.

Все головы повернулись к нему. Если наследник султана возжелал эту рабыню, торги можно закрывать. Однако граф Орсиони нарушил молчание.

— Пятнадцать сотен…

Малик не дал ему договорить:

— Две тысячи!

— Три тысячи золотых! — уверенно заявил Мурад. Словно медведь, окруженный сворой охотничьих псов, Халид вертел головой и в ярости оскаливался на кузена и на друга.