Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий - Венди Голдман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре после выборов, в результате неприглядной борьбы за власть между вновь избранными и старыми руководителями в Союзе рабочих хлопчатобумажной промышленности также произошел раскол. В 1938 году в Союзе насчитывалось 300 тыс. членов, треть которых проживала в Московской области. Легкая промышленность в целом была недостаточно финансируемой отраслью. Устаревшее, часто выходившее из строя оборудование, низкие зарплаты, — все это подрывало моральный дух. Рабочие постоянно не выполняли производственные планы. В 1937 году народный комиссар легкой промышленности И. Е. Любимов был арестован вместе со многими другими работниками. Однако проблемы в текстильной промышленности продолжали существовать даже после ареста предполагаемых «вредителей». В сентябре Совет Народных Комиссаров издал декрет о «ликвидации последствий вредительской деятельности в текстильной промышленности». Профсоюз работников хлопчатобумажной промышленности провел съезд и выборы нового ЦК. Проблемы заработной платы и норм выработки не были решены как старым, так и новым Центральным Комитетом. В январе 1938 года профсоюз обратился в СНК с просьбой помочь разрешить эти проблемы, но правительство также не смогло найти выхода. В мае 1938 года в результате проведенной ВЦСПС проверки в текстильной промышленности, обнаружились нарушения в системе заработной платы, которые происходили с ведома руководства Народного комиссариата легкой промышленности.{363}
Во время встречи в мае руководители ВЦСПС резко критиковали представителей президиума ЦК в связи с заработной платой. Секретарь ВЦСПС П. Г. Москатов обвинял их в «извращениях в системе зарплаты, которая разлагала рабочих». Согласно сложной формуле сдельной оплаты труда «рабочие получали зарплату по прогрессивке, и получалось, чем больше простоя, тем больше зарплата». М. П. Степанов — член президиума ВЦСПС объяснил, что текстильщики выполнили только 60-75% производственной нормы. Руководители ВЦСПС знали, что рабочие имели право получать 66% сдельной зарплаты во время простоев. Если устанавливались высокие нормы, а рабочие постоянно выполняли менее 66% нормы, они, вероятно, могли получать более высокую зарплату во время простоя. Москатов отметил: «Вопрос учета норм стоит так, что невыполнение их, кажется, приносит выгоду текстильщикам». Также Москатов заявил, что руководство отрасли пронизано обманщиками, бывшими белогвардейцами и прочими мерзкими элементами, и что Центральный Комитет «также не без греха».{364} Председатель ЦК Союза рабочих хлопчатобумажной промышленности Москвы и Ленинграда А. В. Артюхина подверглась резким нападкам. Дочь ткачихи Артюхина с двенадцати лет работала на текстильных фабриках. Она вступила в Союз рабочих текстильной промышленности в 1909 году, несколько раз ее арестовывали и ссылали. В 1927 году она возглавила женотдел и упорно боролась за права работниц. Расспрашивая Артюхину о ставках заработной платы, Москатов был настроен агрессивно. Она призналась, что не совсем понимает, как они рассчитываются. Степанов спросил: «Как можно так поставить вопрос, что тов. Артюхина — старая текстильщица, довольно опытная в руководстве, не разобралась в этом деле?» Степанов утверждал, что проблема заработной платы была прямым результатом упущения профсоюза: руководители никогда не посещали фабрики и не содействовали наладке оборудования. «Почему ЦК не берет на себя задачу ремонта?» — спросил он. Однако и Степанов признавал, что он сам тоже не понимает систему ставок заработной платы. Оказалось, что никто не понимает сложную мешанину прогрессивной системы оплаты сдельного труда, твердых ставок и коэффициентов простоя. Степанов добивался разъяснения формулы начисления заработной платы, а затем, сбившись с темы своего выступления, прибегнул к общеизвестному объяснению: «Чувствуется, что враги народа стремятся помешать этому делу».{365}
Руководители ВЦСПС подстрекали вновь избранных профсоюзных руководителей обвинить Артюхину в проблемах заработной платы. Но не все приняли эту игру Рясин — начальник организационного отдела ЦК Союза возражал, говоря, что нереально ожидать от профсоюзных работников решения сложных вопросов оплаты труда, ставок и жилищных условий на каждом заводе. Однако по мнению других, Артюхина была удобным «козлом отпущения». Ширяев — вновь избранный секретарь Союза чувствовал, что Артюхину вот-вот арестуют, и пытался себя защитить. Ссылаясь на незнание обстоятельств дела, он обвинил ее в том, что она не дала указаний новым членам президиума и игнорировала их идеи. «Я проработал два с половиной месяца с тов. Артюхиной, — пожаловался он, — и за это время не было ни малейшей попытки помочь нам встать на правильный путь, правильно поставить работу. Наоборот, в практической работе на каждом шагу старалась подмять инициативу нового работника. У нас по существу <…> твердое единоначалие, пикнуть не смей». Также Ширяев сознался, что испытывает личную неприязнь к Артюхиной за то, что она не дала ему возможности записаться на учебу на курсы — желанная привилегия, которая давала возможность продвижения по службе.{366}
Москатов безоговорочно поддержал новых членов ЦК. По его мнению, Ширяев был прав. За последние шесть лет «старое руководство» укоренилось в профсоюзе, и было трудно избавиться от него. Он был враждебно настроен по отношению к Артюхиной, но считал, что трудно ее критиковать, поскольку в отличие от других профсоюзных руководителей Артюхина постоянно посещала заводы и разговаривала с рабочими. Москатов насмехался над ее частыми контактами. «Артюхина куда ни поедет, наобещает полный короб, а мало делает», — едко заметил он. Он обвинил Артюхину в произволе, неспособности обнаружить врагов в профсоюзе и «умалчивании» острых вопросов. Подводя итог ее стилю работы, он произнес старинную поговорку: «Сор из избы не выносить». И далее продолжил: «Эта гнилая, небольшевистская позиция, если хотите, враждебная нашей партии позиция». «Почему у нас такая зловонная атмосфера? — неприязненно спросил он. — Во-первых, я считаю, что руководство ЦК Союза оказалось явно несостоятельным. Оно политически дискредитировало себя в смысле того, что многие серьезные острые политические вопросы упущены». Москатов предложил уволить Артюхину, собрать новый пленум профсоюза для обсуждения взаимоотношений ЦК и заводских комитетов, развить план по устранению «последствий вредительства» и сообщить в отдел заработной платы ВЦСПС о необходимости исправить ситуацию с тарификацией зарплаты.{367}
Артюхина, расстроенная и взвинченная высказанной в ее адрес критикой, сохранила самообладание. Она спокойно объяснила, что смена руководства в профсоюзе, произошедшая после выборов в 1937 году, создала новые трудности. Новый коллектив, имевший мало опыта, нужно было обучать. Трудно было решить вопросы производственных норм и ставок заработной платы. СНК рассмотрел эти вопросы, и сам Молотов потребовал пересмотра норм. Она скромно заметила: «Я согласна со всем, что было здесь сказано о беспорядке. Может быть, я нехорошо говорю, чем следовало, хотя волноваться обязательно и необходимо. Я заверяю, т. Москатов…». Москатов резко прервал ее: «Что заверять?» Артюхина невозмутимо продолжала: «Вы меня тоже в первый раз слушаете. Я писала в ВЦСПС и просила помочь ликвидировать последствия вредительства. Меня не вызвали, не послушали». Точно так же, как Ширяев и Москатов переложили вину с вновь избранных руководителей на Артюхину, она умело переложила вину на вышестоящих руководителей ВЦСПС. Артюхина умело решала политические задачи. Она признала, что ей не удалось решить вопрос заработной платы, но категорически отрицала обвинения во вредительстве. «Говорят, что я не помогала ликвидировать последствия вредительства. Это неправда», — решительно заявила она. Она просила президиум дать ей шанс исправить свои ошибки с их помощью.{368}
Аресты в Народном комиссариате легкой промышленности, соперничество на выборах и страх способствовали тому, что профсоюзные руководители стали обвинять друг друга. Но они не называли главную проблему. Провал производственных заданий текстильщиками не был результатом «вредительства» или путаницы в тарифах заработной платы, он был следствием недофинансирования отрасли и технологической отсталости. Текстильная промышленность не входила в число приоритетных. Хозяйственники манипулировали ставками зарплаты в попытке снизить текучесть рабочей силы, обеспечивая минимальный заработок при поломке машин. Профсоюз закрывал на это глаза. Рабочие и начальники цехов также участвовали в заговоре, касающемся заработной платы. Обвинения в адрес Артюхиной во вредительстве, не помогли руководителям Народного комиссариата легкой промышленности и хозяйственникам решить проблемы недостаточно финансируемой отрасли с устаревшим оборудованием и плохо оплачиваемой рабочей силой. Более того, ВЦСПС настаивал на том, чтобы профсоюзы согласились со снижением заработной платы. Рабочие выбрали новый Центральный комитет, но никто из новых руководителей не сказал правду: матери-одиночки в текстильной промышленности с трудом могли обеспечить своих детей. Только Артюхина признала, что преобразования, связанные со снижением заработной платы будут невыносимо болезненными. В ответ на утверждение Москатова, что профсоюз не снизил ставки заработной платы, она просто ответила: «Мы боялись сказать рабочим правду».{369}