Невинная помощница для альфы (СИ) - Линд Алиса

— И я настоятельно рекомендую тебе эту волчицу закрыть, да подальше, — скрипит Бартоломей напоследок. — Чтобы ничего с ней не случилось…

Трэй

На этом он направляется к двери и покидает конференц-зал. Я остаюсь за столом. Не могу встать. Не знаю, что делать. Приказ Бартоломея рвет душу на части. Но… Черт! Я не могу его ослушаться. Последний раз я ощущал себя настолько загнанным в угол в юности, но даже тогда дилемма не стояла столь остро. Тогда по приказу Бартоломея мне пришлось отказаться от выгодного — на мой взгляд — предложения. Сейчас я теряю гораздо больше. Я теряю самое дорогое, что у меня есть.

И все же… У меня нет выбора. Я должен подчиниться воле Бартоломея. Дело даже не в том, что мне будет в противном случае. Дело в ценностях, в традициях, в моей принадлежности к породе. Клан, род, семья — не приходящие ценности. Я казнил Ника за то, что тот их предал, и не позволю себе их предать.

С трудом поднимаюсь из-за стола. Приказ Бартоломея меня уничтожил. Даже не представляю, как посмотрю в глаза Шоне. Наверное, лучше нам не пересекаться вплоть до самого момента обмена.

Выхожу из конференц-зала и спускаюсь на второй этаж. Шоны нет — похоже, как велено, сидит в своей спальне. Внутри, точно раскаленный кол, жжется боль. И стыд перед ней. Она не заслужила такого вероломства.

За баром вижу Бартоломея. Воркует с Лючией. В голове возникает жуткое ощущение дежа вю, будто ничего не произошло, будто я только что вышел из лифта, и альфа всех волков США еще не приказал мне продать самое дорогое, что у меня есть.

Ко мне подходят телохранители. Том озадаченно смотрит на меня.

— Ты чего такой бледный, Трэй? — спрашивает с участливо-опасливой интонацией.

— Запри Шону в ее спальне, — горло с хрипом пропускает звуки, как будто само тело отказывается отдавать такой приказ. — Ничего не говори. Просто закрой дверь снаружи и возвращайся.

Том медленно кивает, но больше вопросов не задает и отправляется на третий этаж. От одного взгляда на Бартоломея внутри вскипает злоба. Я не хочу, но подчиняюсь. Бесит, что я не могу возразить. Ощущение бессилия отравляет душу.

— Ты решил остаться погостить? — спрашиваю у вожака, приближаясь к бару.

— Да, Трентон, у тебя приятно. И жена замечательная! — он широко улыбается и кладет руку на плечо Лючии.

От него веет превосходством.

— Она мне не жена, — цежу по слогам. — На пару слов, Бартоломей.

Лючия вскидывает на меня гневный взгляд, и воздух наполняется ароматом виски. Так пахнет ее злость. Еще бы, такой щелчок по носу! Видать, они с Бартоломеем уже и мою жизнь распланировали.

Альфа всех волков делает удивленное лицо, затем медленно поднимается с высокого барного стула и кивает в сторону моего кабинета. Стало быть, согласен.

У меня ладони пульсируют от прилившей крови. Ловлю себя на жгучем желании начистить ему фасад, хотя не понимаю, как такая мысль вообще могла появиться у меня в голове.

— Я ее не отдам, — заявляю твердо, закрыв дверь кабинета.

— Отдашь, Трентон, — в тон отвечает Бартоломей, прохаживаясь по комнате, и останавливается у окна, — ты не посмеешь нарушить приказ. И я это знаю, мой мальчик, потому что вырастил тебя. Взял под крыло мальчикшой…

— Ты воспитал меня, — скрещиваю руки на груди, чтобы спрятать кулаки, которые просто не разжать. — Ты сделал из меня мужчину, который держит слово и отвечает за свои действия. Я не отдам Шону!

Наверное, я рехнулся! Я готов лишиться клана, родни, семьи, предать Кодекс ради… черной волчицы. Она даже не моей породы, но нужнее мне, чем воздух. Я осознал это только сейчас, когда Бартоломей приказал мне от нее избавиться. Когда я успел так к ней привязаться?

— Я еще раз тебе повторяю, — он начинает звереть. — Нашему клану выгодна эта сделка. Я говорю про всех белых волков США. И ты не посмеешь ее сорвать, Трентон!

Он впечатывает слова мне прямо в душу. Забивает, точно гвозди. Мне есть что сказать, но это прозвучит слишком оскорбительно, и я несколько мгновений молчу, взвешивая, стоит ли начинать.

— Война нам экономически невыгодна, Трентон! — продолжает Бартоломей оборачиваясь ко мне на фоне панорамного окна. — Наших собственных ресурсов не хватит, чтобы отразить массированную атаку. Если голодные мексиканские волки возьмутся за нас по-настоящему, нам не выстоять! Придется привлекать другие кланы, а это деньги. Я даже рад, что в нашем распоряжении оказалась твоя черная шавка! Легко откупимся и приобретем союзника вместо врага!

Последние фразы взрываются в сознании ядерной бомбой. Ядовитый гнев застилает глаза. Логика отключается. В несколько порывистых шагов сокращаю расстояние между нами и, схватив за лацканы пиджака, припираю Бартоломея к стеклу.

— Разве это слова грозного Белого волка, который способен удержать власть над всеми белыми волками в США? — скрежещу ему в лицо. — Они на нас напали. Они убили наших людей! А ты откупаешься? Капитулируешь? Ты жалок, Бартоломей! Я не узнаю своего наставника!

Бартоломей обеими руками бьет меня по предплечьям, высвобождая мягкую замшу пиджака. Резко одергивает его и смеряет меня надменным повелительным взглядом, точно щенка, который вцепился в штанину.

— Ты забыл, с кем говоришь? — рычит на пониженных тонах. Брови стискивают переносицу, взгляд становится испепеляющим. — Не слюнтяю, вроде тебя, напоминать мне о том, каким должен быть альфа. Ты потек по породонеполноценной швали! Кто ты после этого?

Исступленно сжимаю кулаки, но усилием воли заставляю себя отступить на шаг. Моя ярость настолько сильна, что вот-вот закапает из ушей. Если сейчас дам волю эмоциям, разорву его голыми руками прямо в человеческом обличии.

— Я не вызову тебя на дуэль, Бартоломей, только из уважения к тому волку, который заменил мне отца, — произношу тихо и медленно. — Шона останется со мной, что бы ни случилось. Если для этого потребуется объявить войну всему миру, я это сделаю. Встанешь у меня на пути, я убью и тебя.

Договаривая последнюю фразу, я ощущаю дикий прилив уверенности в себе. Чтобы защитить Шону, я готов сразиться даже с Бартоломеем. Я готов перевернуть Вселенную вверх дном! И, кажется, альфа Белых волков ощущает это. По лицу вижу, что сдувается. На мгновение допускаю мысль, что Бартоломей засиделся на своем месте и я запросто его подвину, но отбрасываю ее. Не время меряться силами и устраивать борьбу за место альфы США. Сейчас надо отстоять родину.

— Отойди в сторону и не указывай мне, что делать, Бартоломей, — пора закончить этот разговор. — До передачи можешь наслаждаться гостеприимством и обществом Лючии. Вы явно нашли общий язык!

29. Порт

Шона

С тех пор, как на двери моей спальни щелкнул замок, прошло пара часов. Я лежу на кровати, пытаясь перестать плакать. Слезы льются неостановимым потоком. Похоже, Трэй решил таки передать меня мексиканцам, как того хотел Бартоломей. Иначе не стал бы запирать. Конечно, чего еще ждать от Белого волка? Хотя… какая разница, какой он породы? Речь о беспринципном типе, который ни перед чем не остановится для достижения цели. Грозовые предложили мир в обмен на меня, и Трэй запросто согласился. В вопросе: что важнее — жизни десятков белых волков или одна моя, черной волчицы? — ответ очевиден.

Уже от мысли о том, что я окажусь в лапах крупного волка с сигарой, которого Грозовые называют Сеньором Лауренсио, к горлу подкатывает тошнота. Мутит от отвращения. Это слишком страшно представлять, слишком больно осознавать вероломство Трэя. Мы же целовались. Я чувствовала его симпатию. Я ощущала влечение… И это все — пустой звук? Ему плевать на мои чувства? Конечно, плевать, ведь он о них не знает…

Но у меня не было возможности сказать ему, что я испытываю к нему и рядом с ним. За эти дни он стал мне настолько дорог, что без него трудно дышать. Если бы я призналась ему в любви, он бы наверняка расценил это как попытку подлизаться, приластиться. Скорее всего, растоптал бы этот порыв. На что ему я, черная омега, когда у него есть Лючия? Да, мы целовались и он меня хочет, но что это меняет? Наверное, сожалеет, что не успел трахнуть. Придется расстаться с игрушкой, так и не успев ее распечатать. Фу! Думать о Трэе становится противно! Предатель!