Эта тварь неизвестной природы - Сергей Владимирович Жарковский

дал как следует разглядеть. Но нормальная такая ракета была. А по этой железке, что слева, наверное, топливо подвозили, и сами ракеты. А что? На космодроме служил, ракету ногами пинал. Горбачёва — видел, американцев видел, разговаривал с ними. Нормальные мужики. И бабы были, с зубами. Мантяй вытащил из подсумка на боку болт — болт почему-то в руку попался — и швырнул его перёд себя, болт со звоном заскакал по бетону. Главное, я ей так скажу. Я скажу так: Тамара, ты как хочешь, но мамой я тебя больше называть не буду, всё. Обижайся, нет, но какая ты мне теперь мама. И если хочешь, чтобы у нас с тобой и дальше чин-чинарём, никаких больше твоих мужиков с Мехзавода я не потерплю. Хватит. И не надо рыдать, не надо оправдываться. Замужем не была, от кого дочку нажила? От святого духа? В общем, как-то не прямо, но надо объяснить ей, что ей не двадцать, не двадцать пять, и это ей надо за меня бороться, а не мне за неё. Вон, скажу, Ленка подрастёт, а ты и в тёщи сгодишься. Пошучу как будто, но женщина Тамара не глупая, поймёт. И пусть решает. А если нет, если там начнётся кривлянье, вот это вот бабье… это вот бабье… ну, если начнёт мозги грести, ручкой сделаю — прощай, Тамара, не поминай лихом, любовь любовью, а держать себя в руках надо. Я при деньгах, ликвидатор результатов падения метеорита, буду поступать по спецльготе в Москве, а ты простой технолог в однокомнатной квартире. Сразу, короче, надо себя поставить. Так, мол, Тамара, и так, а что не так, так то не эдак. И стоять на своём, всё.

Мантяй скинул лямку вещмешка, зажал рукавицу в зубах, коряво чёрными своими побитыми пальцами растянул тесьму, хотя ему-то в приступе вселенской мужественности показалось, что одним движением развязал. Блеснула обёртка с английскими буквами. Сухой сок, порошок, а в воду сыплешь — лимонад. «Зуко»! Зыковское, надо сказать, «Зуко». Перчатку обратно, пакет зубом подцепить, и эх! — Мантяй высыпал содержимое в рот и несколько шагов сделал с закрытыми глазами. Чёрный плащ летящий на крыльях ночи, так стало хорошо. Слюны аж брызнула в рот, щёки раздуло. Пустой пакетик Мантяй повелительным жестом выронил под ноги. Да долго ещё идти-то? Не пора ли менять меня? Оборзели, сволочи. Мантяй остановился, развернулся, расставил ноги, и даже вдруг жест некий рука сама собой совершила. Дедушка устал. Машина остановилась мгновенно, и как-то окончательно и бесповоротно остановилась, рывком.

Через целую минуту капитан очень медленно высунулся в своё окошко.

— Что случилось? — нервно спросил он. Помолчал. — Впереди есть что-то? — Ещё пауза. — Мантяев, почему скомандовал «стоп»?

Мантяй заставил себя проглотить взрывно вкусную кашицу.

— Тащкаптан, да я узнать хотел, когда смена уже, — громко и недовольно сказал он, непроизвольно причмокивая. — Сказали — два километра. Я сделал. Гайку — кидал. Тащ капитан, не пора смену?

Язык капитана обежал губы, он моргнул несколько раз и засунулся обратно, ничего не ответив.

Мантяй переступил с ноги на ногу, подбоченясь на другой бок. А всяких капитанов прикомандированных я просто на х** посылал, подумал он. Так я пацанам и скажу. И Барсунбалиевых, и всяких. А фигли? Идём на боевое дежурство в районе падения, — всё, все равны. Кто опасность заметил, тот и командир. Пофиг, рядовой ты, военный строитель, полковник там, или капитан…

В кабине капитан Алёшичев закуривал, едва сумев попасть сигаретой в рот. Страшно ему было до ужаса, а ведь надо как-то в руках себя держать, чтобы водитель от ещё большего ужаса не впал в истерику, что случалось в разведвыходах через раз у разных старших. Водители знали больше обычных добровольцев, но, всё-таки, не всё. Алёшичев выплюнул табачинку. Пальцы старшего сержанта Атаева белели на руле, а лицом Атаев делал такие движения, как бы ища, куда сплюнуть. Вдруг Алёшичев придумал. «Ну, понял, товарищ старший сержант? — спросил он отечески. — Вот так с ними по-человечески, а они тебе сразу же весь хрен на воротник вываливают…» Тема была понятная и пришлась старшему сержанту по сердцу, аж страх у него пропал. «Э, а я что говорил! Как гуси х***т! — сказал Атаев. — Как они о*****т, товарищ капитан, ц?! Как он, короче, стоит, чмо, как базарит! Короче, сейчас выйду и у**у гуся на ***!». — «Стоп, стоп, Хамид, успокойся, — сказал Алёшичев. — Нельзя. Надо задачу нам выполнить. Если у него глаза в порядке, надо перетерпеть. Даст бог, вернёмся, я тогда и сам ему зубы вышибу, слово офицера. Сейчас нельзя». Тут они одновременно заметили, что военный грёбанный строитель вознамерился, похоже, подойти и задать вопросы. «Твою мать!» — сказал капитан. Они оба рванули ручки, высунулись по бокам кабины и вместе заорали: «Стоять! Стоять!»

Мантяй остановился.

— Хамид, за руль, — приказал Алёшичев. Атаев хлопнул дверцей. Нащупал бетон кончиком прыжкового ботинка, спустился с подножки. Противогаз, надо надеть противогаз. Но он не стал надевать противогаз. Держа руку на кобуре, осторожно пошёл к рыбинскому сосунку. Туман вокруг стоял чудовищный, железной дороги почти видно не было, а это всего метров двадцать пять. И тишина просто чудовищная.

— Чё? — спросил навстречу несчастный военный строитель, возомнивший себя, как надо понимать, майором Вихрем.

— Мантяев, я правильно запомнил? — спросил Алёшичев.

— Ну.

— Не «ну», а «так точно», — сказал Алёшичев строго. — Вы пока ещё в армии, товарищ военный строитель… Вообще ты как, нормально идёшь? Туман не видишь?

— Да какой туман, что вы мне?..

— Тише, тише. В общем, я с тобой как с собратом по оружию говорю сейчас. Ты же знаешь про метеорит, верно? Огромный айсберг из замёрзшего газа. А какой газ, мы пока определить не можем, понял?

Мантяй кивнул.

— Ты куришь?

— У меня нету, — сказал Мантяй. — Сказали нельзя, надо терпеть.

Куда и когда делась сигарета, прикуренная в кабине, Алёшичев не помнил начисто. Он даже под ноги себе глянул. А сигарета была во рту. Да ещё и прилипла к губе. Отлепив её слишком резко, Алёшичев содрал с губы кожицу и выругался.

— Держи, угощаю, одну можно, — сказал он, зажёвывая ранку. Мантяй весь подался к протянутой капитаном разорванной пачке «астры». Капитан подставил ему свой окурок. Мантяй затянулся и начал кашлять.

Капитан вытащил карту.

— Газ этот по полигону слоями распределён, — сказал он доверительно. — Концентрация слабая. Вот ту, где мы сейчас, его почти нет, газоанализатор не определяет его. Но он космический, и на всех людей действует постоянно, пока мы в нём, но на всех по разному. Понимаешь?

Кашляя, давя кашель, и