Двуглавый. Книга первая - Михаил Иванович Казьмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дашей он назвал явившуюся с ним вместе барышню лет двадцати пяти и весьма своеобразного вида. Вот вроде и фигура симпатичная, и черты лица правильные, но как глянешь ей в глаза, так и сразу вся симпатичность исчезает — абсолютно пустой, ничего не выражающий взгляд. Такое впечатление, что ничего своего в этой Даше нет, и что ей скажут, то и сделает. Скажут отдаться — отдастся. Скажут убить — убьёт. Скажут прыгнуть в окно — прыгнет. И всё это исполнит бесстрастно, механически и до тошноты правильно. Не знаю, сочиняют ли тут страшилки про роботов-убийц, но про такую можно было бы. На меня, честно говоря, эта девица нагнала своим взглядом страху больше, чем оба мордоворота вместе взятые. Судя по тому, что Анечка даже не попыталась не то, что возразить, а и просто показать неудовольствие, действовала Даша этаким образом не на меня одного. Тёзку, кстати, она тоже впечатлила, и впечатления дворянина Елисеева оказались почти такими же, как и мои.
В коридор вышли все вместе, дальше Анечка под конвоем Даши двинулась в одну сторону, мы с тёзкой и тройкой похитителей в другую, и почти в конце коридора остановились у двери за номером 38. Мы с тёзкой остались стоять перед ней под присмотром мордоворотов, их главный прошёл, но уже через полминуты пригласил тёзку войти. На этот раз одного, без конвоиров. Пройдя через приёмную, мы вошли в кабинет кого-то из здешних начальников, может, и не самого главного, но уж всяко главнее нашего сопровождающего. И повёл себя этот начальник самым что ни на есть начальственным образом — просто указал рукой на два поставленных перед его столом стула.
— Итак, Виктор Михайлович, — начал он, когда мы уселись, — как вы понимаете, знать, кто мы и где вы, вам пока преждевременно. Меня можете называть Александром Ивановичем, вашего провожатого — Владимиром Дмитриевичем.
Вообще, по правилам в таком случае следовало изобразить нечто среднее между поклоном и кивком, но тёзка делать этого принципиально не стал. Я с ним полностью согласился — нечего тут, понимаешь, политесы разводить, не заслужили.
— Приносим вам, Виктор Михайлович, извинения за методы, коими побудили вас к нам прибыть, — продолжил этот, ну хорошо, пусть будет Александр Иванович. — Однако у нас не было уверенности в том, что вы примете приглашение, направленное обычным, так сказать, порядком.
Ага, теперь, значит, это называется приглашением. Ладно, запомним, может, когда и пригодится.
— Ни вам, ни госпоже Фокиной здесь ничего не угрожает, — вещал Александр Иванович. — Если, конечно, вы, Виктор Михайлович, будете сохранять благоразумие. Поэтому попрошу вас прямо сейчас отдать Владимиру Дмитриевичу оружие, которое вы сумели сюда пронести. И, пожалуйста, без глупостей, — добавил он, запустив руку под стол.
Да, надо было видеть лицо этого Владимира Дмитриевича… Одновременно на нём читались изумление, оторопь, стыд, и даже не знаю, что ещё. Впрочем, думаю, дворянин Елисеев выглядел сейчас если и лучше, то ненамного.
Увы и ах, но эта пантомима спутала нам с тёзкой все карты. Мне бы сейчас взять на себя управление телом, выхватить нож и приставить его к горлу сидевшего рядом похитителя, глядишь, и можно было бы выкатить хоть какие-то требования этому Александру Ивановичу. Но нет — пока хлопал глазами и ушами так называемый Владимир Дмитриевич, пока тем же занимался дворянин Елисеев, а с ним, пусть только мысленно, и я, в кабинет ввалились всё те же мордовороты с револьверами в руках.
— Тихо! — рявкнул Александр Иванович, остановив охранников, уже готовых наброситься на тёзку, а то даже и стрелять. — Виктор Михайлович, — вернулся он к спокойному тону, — сами же видите, воспользоваться оружием вам всё равно не дадут. Так что отдайте, не доводите до греха.
Правильно говорил Аль Капоне, с помощью доброго слова и револьвера добиться можно куда большего, чем одним лишь добрым словом, а тут револьверов было целых два, и потому на добрых словах, если что, мордовороты могли бы даже сэкономить. Тёзка и сам это понимал, но мои утешения с благодарностью принял, пока задирал штанину и отклеивал от ноги пластырь. Приняв трофей, Владимир Дмитриевич извлёк нож из кожаных ножен, аккуратно попробовал пальцем лезвие, вложил нож обратно и с видимым сожалением отдал оружие одному из мордоворотов.
Небрежным взмахом руки Александр Иванович отослал охранников за дверь и продолжил подчинять себе пленника. Ну, сам он наверняка именно так и думал, наше мнение по этому поводу мы с тёзкой пока что благоразумно держали при себе.
— Не буду скрывать, Виктор Михайлович, мы весьма заинтересованы в ваших способностях, —признал он. — Разумеется, бесплатное их применение не предусматривается, и размером вашего вознаграждения вы, готов вас заверить, останетесь довольны. К сожалению, ни вы сами, ни кто-либо ещё раскрытием ваших способностей и превращением их в действенную силу до сих пор не озаботились. Но мы это положение исправим, даже не сомневайтесь. Нам, увы, не удалось вызволить вас в Покрове, но теперь все препятствия к нашему с вами сотрудничеству устранены, и уж мы раскрытием ваших скрытых пока что возможностей займёмся. Плотно займёмся! — улыбочка, больше напоминавшая хищный оскал, никаких сомнений тут не оставляла. Займутся, пожалуй…
— Кажется, нам с тобой придётся тут задержаться, — выступил я в роли предсказателя.
— Теперь и мне так кажется, — неожиданно согласился тёзка.
— Значит, будем извлекать пользу из нашего положения? — решил я убедиться в том, что особенности текущего момента дворянин Елисеев понимает правильно.
— Да, — похоже, с правильным пониманием у тёзки наличествовал полный порядок. — Раз уж я и понятия не имею, как эти мои способности раскрыть, пусть хоть эти помогут.
Что ж, я имел все основания быть довольным. Поскольку у дворянина Елисеева с пониманием ситуации наладилось, то, будем надеяться, и со способностями своими он наконец разберётся, пусть даже и с помощью этих нехороших людей. Заодно мы с тёзкой тут осмотримся, тогда и насчёт побега можно сообразить будет. А бежать надо — не знаю, какие планы на тёзку у этого Александра Ивановича, но у нас с тёзкой планы свои, и исполнять планы исключительно чужие никакого желания что у дворянина Елисеева, что у меня