Ладожский ярл - Андрей Посняков

Бурая болотная гладь, покрытая кочками и редкими худосочными деревцами, на подъемах сменялась сушью, затем снова тянулось трясина с вязкой, шатающейся под ногами гатью и отвратительно зудящими комарами, на которых никто не обращал внимания, все смотрели под ноги — не утонуть бы. Бывали случаи — сколько хочешь. Идущий впереди Найден шагал уверенно, почесывая иногда обожженную руку. Кривился, но, оборачиваясь иногда, улыбался, подмигивал Малене — так звали ту сероглазую девушку, челядинку Борича, что едва не сожгла его в костре прошедшей ночью.

— А здорово ты на меня накинулась, — выбравшись на сухое место, улыбнулся Найден. — Думал — все, погибну.

— Прости меня, господине.

— Да сколько тебе говорить — не зови меня так. — Найден нарочито нахмурился. — Еще раз назовешь — прогоню точно. Иди куда хочешь. Поняла?

— Поняла, го… Найдене.

Тиун довольно сощурился:

— Вот так-то лучше будет, дева. Говоришь, гадом ползучим оказался Борич?

В темно-серых глазах Малены блеснули слезы.

— Еще каким гадом, — прошептала она. — Ты даже не знаешь каким.

— Не плачь, дева. — Найден погладил девчонку по плечу. — Ужо возвернемся, все припомним Боричу, все.

— Не надо ничего припоминать, — дернула плечом Малена. — Пускай живет, как жил. А я… Не вернусь я боле в Ладогу.

— Что ж, в лесах жить будешь?

— Может быть, и в лесах.

Найден ласково потрепал девушку по волосам, взял в руку замотанное тряпицей запястье:

— Это Борич тебя так?

— Боричево все — на спине, — мрачно усмехнулась Малена. — Хватает в Ладоге гадов. Особливо ночью. Спускалась к пристани, вдруг как выскочит из-за амбара какой-то. Мелкий, мозглявый, голова, словно бубен, круглая. Еле вырвалась. А его хорошо царапнула — в следующий раз будет знать, плюгавец!

Найден одобрительно засмеялся. Улыбнулась и Малена, практически она рассказала тиуну все, исключая самое главное — случившееся с Боричем. Жив ли тот? Вряд ли. Да если даже и жив — обратно в Ладогу путь заказан. Хорошо, хоть встретила этих, не то б сгинула в лесах или вот в болотах этих.

— Страх-то какой кругом, — подвигаясь поближе к Найдену, призналась она. — Одни трясины.

— Скоро к Сяси-реке выйдем, — пообещал тиун. — Сясь — это по-весянски «комар».

— Уж вижу, что комар, — улыбнувшись, Малена ловко стукнула парня ладонью по лбу. — Глянь, какой здоровый! У, кровососище.

Путники расположились на невысоком, поросшем осиной холмике, торчавшем посреди трясины горбом гигантского тритона. Разложив костер, сушили онучи, варили мучную похлебку. Кто и задремал уже, подставив лицо выглянувшему из густого тумана солнышку, кто — как Малена с Найденом — разговаривал о чем-то негромко, Никифор молился, а трое молодых артельщиков — Ярил, Овчар и Михря — метали на щелбаны ножик. Лоб Михряя уже был красен изрядно.

— А вот ужо, — нервничая, суетился он. — Ужо попаду во-он в ту осину.

— В этакую-то и слепой попадет.

— Да ну вас…

Размахнувшись, отрок метнул нож, и тяжелое лезвие, дрожа, воткнулось в ствол.

— Ага! — возликовал Михряй, побежав за ножом. — Ну, готовь лоб, Овчаре!

Подбежав к дереву, отрок выдернул нож. Вся коpa старой осины желтела порезами.

— А тут, похоже, и без нас кидали.

— Чего ты там застрял, Михря? Ножик не вытянуть? Сейчас поможем.

Отрок обернулся:

— Да не надо. Гляжу, тут уж кидали ножики.

— Ну, конечно, кидали, — подошел ближе Овчар. — Думаешь, ты здесь первый? Ого… И в самом деле истыкано.

— Вона порезы какие!

— Постой-ка! — Овчар всмотрелся внимательней. — Да нет, не порезы это, Михряй. Похоже — буквицы. А ну-ка, зови Найдена с Никифором.

— Это не простые буквицы, — оглядев кору, задумчиво промолвил монах. — Это руны — норманнские письмена. Интересно, кто и зачем их здесь вырезал?

— Боюсь, это мы вряд ли когда узнаем, — усмехнулся Найден. — Ну, пора в путь. Надо добраться до сухих мест к вечеру.

И снова путники зашагали вперед, через трясину, только теперь в выцветшем полинялом небе жарко палило солнце.

— Ух, и зной же. — Михря вытер лоб рукавом.

— Не останавливайся, Михряй, — обернувшись, крикнул ему Зевота. — Остановишься — болотные чудища враз утащат в трясину.

Отрок поспешно запрыгал по кочкам, время от времени испуганно поглядывая на трясину.

Прокса-челядин, посланный Ирландцем за Боричем — куда-то запропал тот, что такое? — подойдя к воротам, гулко забарабанил в них обоими кулаками:

— Отворяй, тиун-батюшка, боярин зовет!

— Кто это? — вздрогнул сидевший у очага Истома. Борич Огнищанин почесал перемотанную тряпицей голову, скривился:

— Видно, хозяин прислал кого-то. Впущу. — Он поморщился, встал и, пошатываясь, вышел во двор.

Истома выскочил следом:

— Погодь, друже. Не надо бы, чтоб он меня у тебя видел.

— Так спрячься вон за столбиками. Войдет — выйдешь.

Скрючившись, Мозгляк затаился подле ворот. Видел, как, отворив створку, Огнищанин впустил посланца — худющего отрока со смешными оттопыренными ушами.

— А ведь подходящий парень! — выходя из ворот, сообразил Истома. — И слаб — вон от ветра качается — такого враз спеленать можно. — Он обрадованно потер руки. — Чтоб придумать только? Вон, возвращается уж…

— Отроче, отроче, — скрючившись, жалобно позвал Истома.

Прокса оглянулся:

— Чего тебе, дядько?

— До постоялого двора не доведешь ли? Я, вишь, плоховато вижу. Обол ромейский дам, ужо.

— Обол? — Прокса заинтересованно подошел ближе, спросил недоверчиво: — А покажи обол-то?

— Да вот он, смотри. — Истома раскрыл ладонь. — Видел?

— Да уж видел. А не обманешь?

— Родом с Рожаницами клянусь и водяным ящером.

— Ящером? Добрая клятва. Ин, ладно, хватайся за руку — доведу.

Ночь, теплая и влажная, опустилась на город, в темном небе серебрилась луна, на дворе Ермила Кобылы громко стрекотали кузнечики.

— Ишь, расшумелись. — недовольно цыкнул Истома. Пригладив волос, заглянул в клеть: — Можно, господине?

— Входи, — послышался из темноты глуховатый голос. — Надеюсь, ты все приготовил.

— Не беспокойся, князь, на это раз жертва готова!

— Хвалю. Ты нашел место?

— Тут, на заднем дворе.

— Жаль, слишком быстро придется.

— Зато никуда выносить не надо. Здесь же и зароем, Ермил разрешил, только сказал — платите.

— Заплатим, — мрачно кивнул друид. Глаза его горели огнем злобного торжества. Он быстро поднялся с лавки и накинул на плечи плащ:

— Идем.

На заднем дворе уже был приготовлен вкопанный в землю столб с привязанным к нему несчастным челядином Проксой. Подойдя ближе к нему, друид улыбнулся и вытащил нож. Прокса задергался, очумело вращая глазами. Кляп едва не выпал из его рта. Истома подсуетился, затолкнул поглубже.

— О, Кром Кройх! — упал на колени друид. — Я дарю тебе сегодня свежую кровь, как дарят все мои люди, сражающиеся во имя твое в здешних лесах! Прими же, о великий Кром, мою жертву и окажи помощь и покровительство!

Не поднимаясь на ноги, друид резким движением вспорол несчастному юноше живот, чувствуя, как течет по рукам вязкая горячая кровь. Прокса извивался, стонал.

— О Кром! — в экстазе шептал друид, терзая ножом теплое тело. — О Кром, мой бог, о богиня Дагд, о боги…

Он ушел следующим днем, вернее, не он, а Варг, ведь только по ночам друид мог быть друидом. Вышел из ворот и вслед за проводником Лютшей спустился к реке, к спрятанной в кустах лодке. Тяжелый мешок оттягивал руку Варга, в мешке этом, в особом кувшине, находились голова и сердце несчастного челядина Проксы.

— Ну, за удачный отъезд! — присев на берегу, Варг вытащил из-за пазухи плетенную из лыка фляжку.

Глава 11

ЗАСАДА

Июль 865 г. Приладожье

Кто эти воины?…смелы вы с виду,ничто не страшит вас;кто же ваш конунг?

Над низким болотистым берегом клубился туман. Сяси — «комариной реки» — почти не было видно, только слышался плеск воды. Стук топоров разносился далеко по туманной глади. Подойдя к реке, Лютша остановился, прислушался. Идущий сзади Варг, чуть не налетев на него, хотел было что-то спросить, но проводник быстро обернулся, приложив палец к губам:

— Чужие!

— Купцы? Торговцы? — припомнил некоторые слова Варг, казавшийся исхудавшим и бледным. Лютша никак не мог до конца понять своего спутника, днем — явного неумеху, а ночью… Ночью Лютша испытывал страх. Ему казалось, в тело Варга вселяется злой дух — да так ведь оно и было. — Может, и торговцы, — согласно кивнул проводник. — А может, и другие. Шалят по лесам-то, места исхоженные, людные — промыслом разбойным заработать можно.