Затишье. Легенда Гнилого князя. Начало (СИ) - Ожигина Надежда

Стрёмно было Фану, а иначе не мог. То собакой залает, то вороном каркнет, то голос чужой изобразит. Бежал за бездарными, катился колобом, подзуживал, направлял.

Поспешайте, высшие други! Да ведет вас Семен через черные топи, по Лоскутам да тропам опасным! Да вернет он вас невредимыми!

Толпа подкатилась к мосту и застыла при виде богатырей.

Могута заслоняла проход, прикрывала мост мощными спинами. Первым в клине стоял Илайша, улыбался белозубо, радостно. Наконец-то работа по силе!

— А вот щас шмальну! — крикнул кто-то и для острастки навел ружьецо.

— Да ни в жизнь не стрельнешь, — хихикнули сзади. — По живым-то людям? Слабо, дядь Толь?

— Не живые оне, — взвился старческий голос. — Навьи проклятые, зомби могильные. Разве таких возьмешь простой пулей?

— А давайте проверим! Шмаляй, дядь Толь!

— Навьев серебром воротим в могилу! — завопил какой-то гаденыш под руку.

Толян с перепугу дернул курок, но за миг до выстрела дурная собака кинулась под ноги, сбила, качнула, ствол ружья взвился в небо, грохнуло. Развеялось белое облачко, а второй патрон и вовсе заклинило.

— Ну вот, один отстрелялся, — усмехнулся недрогнувший богатырь. — Кто еще смелый, выходи силой меряться!

— Так честного боя не будет, Илюша, — вышел вперед вожак-активист. — Скопом пойдем, один в поле не воин.

— Я ж не один, Володенька. Но честного боя не будет, ты прав, слишком уж силушка наша разнится.

Фан заполошно дышал под кустом. Ох, горазд красоваться Илюха, время тянет, это ж понятно, только ведь Фан еле успел, еле подбил ружьецо проклятое. Хвост в толпе отдавили, больно! Ладно, пес с ними, срастется. Он глухо рыкнул для поднятия духа, тявкнул и затесался в толпу. Низшие духи испокон веков мастаки на мелкие пакости. Шнурки развязать, штаны порвать. Нож охотничий затупить. Ничего, Илайша, подмогем, чем смогем. А там и Старики подоспеют!

17. По Тихому Лесу, по белому мху

Вешек не было, хотя Наташа рассказывала о тройственном знаке: о топоре, ноже и о прутьях, воткнутых в мшистые островки. А может, их некогда было искать? Потому что трехлетний Сенька с радостным гуканьем скакал с кочки на кочку, швырялся грязью в любопытных лягушек, гнался за бабочкой, ловил стрекоз? Друзья еле поспевали за Сеней, примечали путь, шли по пятам, ставили свои меты на случай, если придется шагать, начиная квест с точки старта.

Наконец, оказались на берегу, полежали, погрелись на солнышке, радуясь твердой почве. Венька с тоской осмотрел кроссовки, ставшие черными от торфяной жижи, как мог, отчистил листом лопуха. Майкл не стал заморачиваться, его ботинки и не то видали. Что до Влада, он был чист с головы до пят, все такой же ухоженный и аккуратный, а может, просто создал иллюзию. Сеня потянул Майкла за руку, мол, пойдем, наверху поиграем. Венька заметил, засуетился, закинул на плечи рюкзак.

Они выломали палки в прибрежной поросли и полезли, где цепляясь за корни, где помогая друг другу, подставляя плечо, хватая рукой. Передавая мальца по цепочке. Сеня был в полном восторге.

Поляну нашли без проблем. Как-то трудно ее не заметить.

Все деревья будто ошпарены, еще исходили влагой и паром, траву понизу опалило, в лужах плавали сваренные муравьи, которых Сенька вылавливал пальцами и отправлял в ненасытный рот. По центру полянки стоял котелок и валялась пара обгоревших свечей.

— Здесь билась Моревна, — озвучил Влад.

— Подумаешь, кэп-очевидность, — огрызнулся потерянный Майкл.

Ромашка рискнула использовать силу, обрушила на гниль стихию воды, добавила в формулу огня для эффекта.

— Умничка, — ласково прошептал Венедикт. — Не сдалась без боя, царевна моя. Не куксись, Михей, ее гниль не тронет, потому и рискнула сунуться в Лес. Сеня, брось! Брось, я сказал!

Семен обиженно швырнул конфету в ярком блестящем фантике.

— Разве можно все в рот тащить?

— Он голоден! — догадался Майкл.

— Он всегда голоден, эка невидаль. Вот сушка, герой, эта — хорошая, братцем твоим припасенная. Жуй!

Друзья подыскали местечко повыше, пристроились и стали ждать, пока Сеня расправится с сушкой. Малец обмуслякал вкусный кругляш, выловил на коре жука, с интересом захрумкал добычей. Жук попался горький, неправильный. Семен сплюнул его вместе с сушкой, захныкал. Потом расслабился и засопел. Венька накрыл его курточкой:

— Притомился, мелкий. Привал, пацаны. Может, след поищем, пока он дрыхнет?

— Можно и поискать, — охотно поднялся на ноги Влад. — Здесь натоптано так, что полдня распутывать.

Майкл с нескрываемым любопытством оглядывался по сторонам. Он впервые попал в Тихий Лес и пытался понять, что с ним не так.

— Мы сейчас на самой окраине, — пояснил внимательный Веник. — Сюда можно наведаться, если бегом. Так и Ромашка хотела: не геройствовать против Леса, а проскочить по-тихому. Прошла над рекой, отыскала пропажу, — и знай, прыгай с обрыва в воду. Не успела, ждали ее. А может, чем отвлекли.

— А мы почему сидим-отдыхаем?

— Потому что с нами Семен. Если он спит, опасности нет. И в ближайшем будущем не предвидится. Он индикатор и проводник. Редкий дар у мальца, один на тысячу. Ну, как тебе объяснить…

— Он — Клубок! — откликнулся Влад от кострища. — Тут, кстати, пластик недавно жгли, на мобильник похоже. Машка обряд провести успела.

— О, Клубок, точнее не скажешь! Ну, сказки читал? Смотрел? Там Яга дает дураку клубочек, и тот катится, путь указывает. Хоть в кощеево царство, хоть к змею-Горынычу. А нас отведет к Ромашке.

— Отсюда тропа на север. Ее вели под конвоем, но кто-то брел сзади и путал след, боюсь, не к добру нас выведет. Протащит по елкам, закрутит, вывернет. Лучше подождать малыша.

— Там простецы богатырей убивают! — кричала с трибуны Алёнка. — А мы стерпим, не поможем товарищам? Волонтеры, айда к мосту!

Старшина был против, но его не слушали. Когда призывает к действию Мышь, трудно усидеть в стороне. Алена была из тех, кто толкает народ на революцию, кто строит из ничего магистраль, кто приходит и тащит наружу репку, не поддавшуюся остальным героям. А то, что в результате ее пробега разбиваются золотые яйца и ломаются крепкие судьбы, было побочным эффектом, на который не обращали внимания.

Волонтеры поднимались с насиженных кресел, медленно выходили из зала, и не было рядом богатырей, способных удержать на месте собрание.

«Война! — ужасался в сердцах Старшина. — Мышь дурацкая, что творишь? Из-за кого все? Из-за чего? Жили-дружили, и на тебе! Ну, пусть не дружили, терпели друг друга, но чтобы с ружьями на могуту, всегда помогавшую людям! За что?»

Он пошел вслед за всеми к мосту, надеясь остановить сражение, вожак с утраченным авторитетом, лишенный доверия и регалий. Он хотел вычислить зачинщиков бунта и примерно наказать виноватых.

У Тишинки было воистину жутко. Старшина вдруг вспомнил, что ему шестнадцать. Пусть он и старший сын, и все зовут его Сергей Данилович, но все-таки просто пацан и не хочет участвовать в бойне. Война и разум несовместимы! Все, кто истинно разумен, ищут мира, верят в магию переговоров. Но разговаривать по колено в крови казалось немыслимым и малоприятным.

Могута раскидывала простецов, а те лезли с ножами на кулаки, теснили Илайшу к самой реке, и под мост уже заложили взрывчатку.

«Я сам приказал!» — вспомнил Серега. Как хорошо назвал его Майкл: Серега, без всяких навязанных титулов, без горы бесконечных обязанностей и ответственности, о которой Старшина не просил. Он всегда уважал волю народа, он вел за собой коллектив, но сейчас его волонтерская армия обернулась потоком неуправляемой силы, сырой, необузданной, исходно враждебной устоявшемуся людскому мирку.

Старшина сделал шаг и споткнулся о Фана. Домовенок лежал, свернувшись клубком, и постанывал от рези в боку. Попал кому-то под горячую руку, наверняка отвлекал простецов, как умел. Бедолага! Старшина оттащил его в сторону, прочь от моста, к Затишью, к дороге.