Карта императрицы - Басманова Елена

— Доктор Коровкин! Клим Кириллович! — и помахала ему рукой в белой перчатке.

Доктор ускорил шаг, дурацкая улыбка счастливого человека исчезла с его знакомого до мельчайшей черточки лица.

— Что вы здесь делаете, Мария Николаевна? — озадаченно спросил он, подходя к коляске.

— Проезжала случайно мимо и увидела вас. — Мура небрежно махнула ручкой и подняла округлый подбородок. — У нас лекции сегодня отменили, решила прокатиться по городу, развеяться… А вы больных навещали?

— Совершенно верно, навещал, — подтвердил доктор и огляделся. — Вы не видите ничего подозрительного? — спросил он шепотом.

— Нет, — тряхнула головкой Мура. — А вас что-то беспокоит?

— Нет, милая Маша, — в уголке его рта обозначилась трогательная ямочка. — Жаль с вами расставаться, но мне надо срочно съездить по одному важному делу.

— Так садитесь в экипаж, я с удовольствием вас довезу, — игриво предложила Мура.

Доктор секунду подумал и, усевшись рядом с барышней, произнес таинственным голосом:

— Если хотите, если никуда не торопитесь, то можете составить мне компанию. Вам, думаю, будет интересно.

— Разумеется, Клим Кириллович, я от интересного никогда не отказываюсь, — улыбнулась Мура, и доктор велел извозчику трогаться.

Они остановились возле безликого здания в четыре этажа.

— Сейчас мы навестим Дмитрия Андреевича Формозова. — Доктор Коровкин подал руку Муре и помог ей сойти на землю.

— Вот как? — удивилась она. — Неужели он заболел?

— Нет, гораздо хуже, — ответил загадочно Клим Кириллович. — Не пугайтесь, я неудачно пошутил.

Они поднялись на третий этаж и позвонили в дверной звонок.

Дмитрий Андреевич Формозов встретил их любезно, под глазами его были заметны круги, свидетельствующие о проведенной без сна ночи.

— Вы страдаете бессонницей? — поинтересовался доктор Коровкин, когда по приглашению хозяина они расселись в казенного вида гостиной.

Дмитрий Андреевич виновато улыбнулся.

— Вообще-то я на здоровье не жалуюсь, но в свете последних событий, видимо, переутомился… Кроме того, много хлопот в связи с возвращением Вдовствующей Императрицы. Она прибывает завтра. И боюсь, будет недовольна всем, что произошло в ее отсутствие.

— Вы боитесь, что следы пожара в Аничковом не устранят к моменту прибытия Марии Федоровны? — сочувственно спросила Мура.

— И это тоже. — Он встал со стула и начал ходить из угла в угол. — Если желаете, внесу вас в список тех, кто будет приветствовать Вдовствующую Императрицу на Варшавском вокзале.

— Я бы с удовольствием повидала Императрицу. — Мура обернулась к Климу Кирилловичу: — А вы?

— Только ради вас готов перетерпеть церемониальные мучения, — ответил шутливо доктор.

— Вот и хорошо. — Формозов перестал расхаживать по гостиной и замер около Муры. — И Брунгильду Николаевну пригласите от моего имени.

— Непременно пригласим, — ответил вместо девушки Клим Кириллович, — ей очень понравилось в Аничковом. А тут — весь цвет нации соберется… Кстати, Дмитрий Андреевич, позвольте полюбопытствовать, хорошо ли обеспечена встреча охраной?

— Думаю, и мышь не проскочит. — Формозов настороженно воззрился на доктора. — Вас что-то тревожит?

— Меня не тревожит ничто, — тихо произнес тот, — но вот Екатерина Борисовна, не знаю, насколько оправданны ее опасения, считает, что надо принять повышенные меры предосторожности.

— Да? Она просила вас об этом сообщить?

— Она, — понизил голос Клим Кириллович, — прихворнула, но набирается сил для завтрашней встречи Императрицы. Просила меня заехать к вам и спросить, не думаете ли вы, что преступники способны перейти от поджогов в ее учреждениях — к покушению на Марию Федоровну?

Глава 26

— Стой! — закричал следователь Вирхов кучеру. — Стой!

Они немного не доехали до угла, свернув за который, можно было оказаться на набережной Мойки у дома Шебеко, где, по словам Полины Тихоновны, готовилось убийство. Вирхов проворно соскочил на тротуар, за ним поспешили покинуть коляску его верные соратники.

— Разбиваемся на две группы. Мы с вами, Павел Мироныч, идем по улице по разным сторонам: потом вы выходите на набережную, а я буду двигаться вдоль домов. А остальные пробираются через дворы и появляются перед особняком господина Шебеко с противоположного направления… Всем следить за мной. Как только подам условный знак — дерну себя за ухо, — все, кто может, громко свистят и бегут за мной.

Шустрые петербургские сыщики опытным взглядом прикинули свой маршрут: в этом районе они знали все ходы и выходы. Тернов поспешил вперед, стараясь не упускать из виду начальника.

Неспешным шагом Вирхов свернул за угол. Мирная жизнь на набережной текла своим чередом: спешили обыватели «из простых», под арку ближайшего к особняку Шебеко дома юркнула баба с нехитрым весенним товаром — мороженой клюквой, по торцовой мостовой прогрохотали две пролетки, одна пустая, другая с дамами среднего возраста.

Внимание Карла Ивановича привлек вывернувший из переулка фаэтон с желтыми колесами: обычно легкие коляски появлялись на улицах города ближе к лету. Кожаный складной верх его был поднят и скрывал седока от глаз следователя. Фаэтон остановился невдалеке от ворот, ведущих к особняку Шебеко. Но из экипажа никто не выходил — минуту, другую… Сердце Вирхова забилось учащенно: он понял, что преступник скрывается там, в утробе зловещей коляски. Он шагнул вперед, сокращая дистанцию между собой и фаэтоном, на козлах которого сидел смазливый малый и играл хлыстом из китового уса, оплетенного ремешками.

Карл Иванович осторожно поднес правую руку к мочке уха, и в этот же миг окружающее пространство заполнилось заполошным свистом его агентов. Не желая рисковать жизнью молодых коллег, которые могли бы нарваться на бомбометателя или человека с револьвером, Вирхов первым достиг подозрительного объекта и вскочил на подножку. Он еще успел заметить, как один из его людей схватил под уздцы вороную лошадь, другой рывком стянул грума на землю, как к ним подбежал кандидат Тернов, — но уже понял, что тревога была напрасной.

В глубине фаэтона, развалившись на обитой красной кожей скамье, восседал господин Холомков. Лощеный красавец изумленно приподнял красивые брови и воззрился на представшего перед ним Вирхова.

— В чем дело, ваше благородие? — спросил Холомков, оглаживая лайковые перчатки, туго обтягивающие кисти рук.

— Если не ошибаюсь, господин Холомков? — стараясь преодолеть конфуз, самым суровым тоном спросил запыхавшийся Вирхов.

— Совершенно верно, — ответил владелец фаэтона. — Что случилось?

— Кого вы здесь поджидаете, господин Холомков? — Следователь грозно сдвинул белесые брови. — Извольте отвечать прямо.

— Я? Да в сущности никого, — растерялся Холомков, — дышу воздухом. Даю отдышаться лошади, она у меня еще непривычная к городскому столичному шуму.

— А это что? — Вирхов указал на кожаный саквояж, примостившийся в углу сиденья. — Вы позволите?

Холомков побледнел.

— Разумеется, — забормотал он, — не смею вам препятствовать… Но динамита там нет.

Вирхов пропустил его слова мимо ушей, потянулся за саквояжем, придвинул его ближе к себе и открыл… К его удивлению, саквояж был заполнен медицинскими принадлежностями…

— Откуда это у вас? — сурово спросил он. — Вы занимаетесь врачебной практикой?

— Увы, вещь оказалась у меня случайно, — красавец явно забеспокоился: глаза его забегали, кончик длинноватого носа увлажнился, — это саквояж доктора Коровкина.

— То есть вы украли у доктора Коровкина его саквояж? — наступал Вирхов.

— Нет, ваше благородие, мы случайно перепутали свои саквояжи, вчера в Екатерингофском дворце.

Невнятное бормотание перепуганного элегантного господина удовлетворило Вирхова — о саквояжах он читал в донесении. Но Вирхов был уверен, что Полина Тихоновна Коровкина не случайно звонила и предупреждала о возможном преступлении. Неужели он опоздал? Неужели Холомков уже убил Клима Кирилловича?