Монах - Мэтью Грегори Льюис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лоренцо поддался на уговоры дона Раймонда, снова сел и стал слушать дальше, мрачно насупившись.
– Едва прошел первый приступ страсти, – продолжил маркиз, – как Агнес, опомнившись, в ужасе отпрянула. Она назвала меня бесчестным соблазнителем, осыпала горькими упреками и била себя в грудь в безумном возбуждении. Стыдясь своей несдержанности, я не знал, как оправдаться, пытался утешить ее, просил прощения, взял за руку и хотел поцеловать. Она резко вырвалась и вскричала с такой яростью, что я ужаснулся:
– Не прикасайся ко мне! Чудовище коварства и неблагодарности, как я обманулась в тебе! Я видела в тебе своего друга, защитника; я надеялась, что не подвергну опасности свою честь, доверяясь твоей. И вот ты, кого я обожала, опозорил меня! Из-за тебя я презрела обеты, данные Господу, из-за тебя пала ниже самой падшей женщины! Позор тебе, вероломный, ты не увидишь меня более!
Она вскочила со скамьи и умчалась в сторону обители. Удержать ее я не смог.
Я ушел, угнетенный смятением и тревогой. На следующее утро я, как обычно, приступил к работе в саду; но Агнес нигде не было видно. Ночью я напрасно ожидал ее на месте наших свиданий.
Так миновало несколько дней и ночей. Наконец я встретил мою оскорбленную возлюбленную на дорожке, бордюр которой я приводил в порядок; она шла, опираясь, как бы из слабости, на руку той же девушки-воспитанницы. Она мельком взглянула на меня и тут же отвернулась. Я ждал, когда она пойдет обратно; однако Агнес прошла к зданию обители, не удостоив вниманием покаянные взгляды, которыми я молил ее о прощении.
Когда в саду не осталось никого из монахинь, старый садовник подошел ко мне с печальным видом.
– Мне больно говорить об этом, сеньор, – сказал он, – но я более не могу служить вам. Барышня, с которой вы встречались, только что предупредила меня, что, если я снова допущу вас до работы в саду, она обо всем расскажет госпоже аббатисе. Она велела также передать вам, что ваше поведение было оскорбительно, и если вы сохранили еще какое-то уважение к ней, то впредь никогда не попытаетесь увидеться с нею. Ну вот, поэтому, уж не обессудьте, укрывать вас я больше не могу. Ежели аббатиса проведает, что я натворил, ей будет мало просто уволить меня; она мстительна и может обвинить меня в осквернении обители, и бросят меня в тюрьму инквизиции…
Бесполезны были мои попытки переубедить его. Вход в сад был для меня закрыт, Агнес упорствовала в своем решении не видеть меня и не давать о себе знать.
Примерно с полмесяца спустя отец мой серьезно заболел, и мне пришлось уехать в Андалузию. Я помчался туда, боясь, что застану маркиза уже при смерти. Хотя недуг его и был неизлечим, он прожил еще несколько месяцев; я ухаживал за ним, а после его кончины должен был заняться улаживанием дел, и все это надолго задержало меня в Андалузии. Всего четыре дня назад я вернулся в Мадрид – и нашел ожидавшее меня дома письмо…
Маркиз отпер ящик секретера, достал сложенный лист бумаги и подал своему слушателю. Лоренцо развернул письмо и узнал почерк сестры. Вот что она писала:
«В какую пропасть несчастий ты ввергнул меня, Раймонд! Из-за тебя я стала такой же преступницей, как ты. Я была полна решимости никогда больше не видеться с тобой, постараться забыть, а если не получится, то вспоминать с ненавистью. Но существо, к которому я уже чувствую материнскую нежность, ходатайствует передо мной простить соблазнителя, чтобы его любовь оберегла нас. Раймонд, я ношу под сердцем твое дитя. Я трепещу, ожидая мести аббатисы. Если положение мое будет раскрыто, мы оба пропали. Посоветуй же, что мне делать, но не пробуй увидеться со мной. Садовника, который взялся доставить это письмо, уволили, и этот путь для нас закрыт. Человек, нанятый вместо него, отличается неподкупной верностью. Наилучший способ передать мне ответ – это спрятать его под большой статуей святого Франциска, в соборе капуцинов. Туда я хожу каждый четверг на исповедь и легко смогу забрать твое письмо. Я слышала, что тебя сейчас нет в Мадриде. Нужно ли мне просить, чтобы ты написал мне сразу по приезде? Ах, Раймонд! Подумай, в какую жестокую западню я попала! Родные люди заманили меня сюда, любимый не сдержал слова, а теперь обстоятельства вынуждают выбирать между смертью и клятвопреступлением. Женская робость и материнская любовь определяют мой выбор. Остро чувствуя свою вину, я соглашаюсь на тот план, который ты когда-то предложил мне. Мой бедный отец умер вскоре после нашего свидания, и одним препятствием у нас стало меньше. Он спит в могиле, и я не боюсь больше его гнева. Но от гнева божьего кто защитит меня, Раймонд? Кто может защитить меня от моей совести, от меня самой? Я не осмеливаюсь задумываться над этими вопросами, чтобы не сойти с ума. Добудь для меня освобождение от обетов. Я готова бежать с тобой. Напиши мне, муж мой! Скажи, что разлука не охладила твою любовь! Скажи, что ты спасешь и твое нерожденное дитя, и его несчастную мать. Я живу в постоянном страхе. Взглянет ли кто на меня, и мне уж чудится, что моя тайна, мой позор видны всем. О! Когда в сердце моем впервые зажглась любовь к тебе, могла ли я ожидать, что ты причинишь мне такие мучения!
АГНЕС».
Прочитав письмо, Лоренцо молча отдал его маркизу, и тот, спрятав его в ящик, продолжал:
– Я возликовал, получив эту весточку, так горячо желаемую и мало ожиданную. Мой план был вскоре составлен. Еще когда дон Гастон открыл мне, где находится его дочь, я не сомневался, что она охотно покинет обитель; поэтому я посвятил кардинала-герцога Лерму во всю эту историю, и он немедленно занялся получением необходимой папской буллы. К счастью, я не предупредил его о возникших позже осложнениях. И довольно скоро я получил письмо от дяди с сообщением, что он ожидает папский указ из Рима со дня на день. Я бы положился на его слово без оглядки; но кардинал указал мне на то, что Агнес следует увести из обители без ведома аббатисы. Он не сомневался, что уход столь знатной особы из общины взбесит настоятельницу, и она сочтет отречение Агнес оскорблением для своего дома. Дядя описал ее как женщину гневливого и
