Завтра ветер переменится - Стефания Бертола
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В каком смысле «справимся»? Ты же теперь в школе работаешь!
– У нас тут большая семья.
– Передай трубку синьоре Эдере.
– Хорошо, пусть она тебе сама все расскажет.
С первых же слов ясно, что старушка настроена воинственно.
– В чем дело? Я переезжаю в Калабрию, туда, где жил Исанлоран!
– Это как?
– Ты же сама сказала, что Исанлоран из Калабрии!
Черт побери меня и мою привычку врать.
– Да, но не в Кротоне же, – спешу уточнить я.
– Какая разница. Калабрия есть Калабрия. Антоньетта сказала, в Кротоне море.
– Синьора Эдера, вы точно понимаете, что делаете? На вас не давили? Давайте я за вами приеду.
– Ну уж нет. Я хочу на море. Меня все устраивает.
– Но вы едете к совершенно незнакомым людям. Вдруг вам там будет плохо?
– Если не понравится, вызову такси и поеду домой.
Вот черт! Я говорю, чтобы она передала трубку Антоньетте.
– А что мне делать с социальной службой? Что я им скажу?
– Так и скажи: синьора Эдера уехала к родне в Калабрию. Тетя уже ждет нас, она любит вечерком в картишки перекинуться. Извини, не могу больше говорить. Надо научить Эдеру играть, пока мы в пути.
Объясниться с Ренатой из соцслужбы оказывается не так просто, она твердит какие-то шаблонные фразы типа «Что скажет на это служба опеки?», «В анкете сказано, что родственников у нее нет», «Кто будет следить за ее здоровьем?». Ответить на это мне нечего, так что в итоге меня просто увольняют.
– Может, дадите мне другую старушку?
– Ага, чтобы она тоже исчезла бог весть куда?
– Да ладно тебе, Рената. Никуда она не делась. Просто теперь синьора Эдера будет жить на море, играть в карты и питаться свежей рыбой!
– А ты почем знаешь? Может, ее там убьют и будут получать ее пенсию. На тебя совершенно нельзя положиться, Бриджида. Зря я сразу об этом не подумала, я же давно тебя знаю!
Довольно обидно такое слышать, но моя карьера социального работника на этом заканчивается.
– Безмозглая она, эта Антоньетта, – покачав головой, говорит Мануэла чуть позже, уже вечером. – Делает что взбредет, никого не спросит. Но ты-то что расстраиваешься? Не забивай себе голову.
– Легко сказать, Ману. Я лишилась работы, а случись что с синьорой Эдерой, еще и виновата буду. Это ведь я познакомила ее с Антоньеттой.
– Да что с ней случится? Ну ты чего. Джанкарла отличная старушка и вкусно готовит. Вместе веселее.
– А если у нее просто хотят выманить пенсию?
Мануэла косится на меня с неприязнью. Антоньетта ей все-таки родственница.
– Да кому она нужна? Ты бы лучше спасибо сказала, у старушенции новая жизнь начинается! Второй шанс!
Ну да, второй шанс. Остается только надеяться, что все так и есть. Мне бы кто дал второй шанс, а?
Вечером мне уже настолько тревожно, что я звоню Федерико, но он не отвечает. Ну вот, его я тоже потеряла.
Где найти утешение в такой поганый день? Не слишком надеясь на чудо, я разглядываю обложки пластинок и думаю, что, раз день не задался, ничего хорошего под руку не попадется. Но тут меня ждет новый сюрприз. Может, хватит уже? Однако этот сюрприз не чета прочим. Я просто вижу красную ленточку, обернутую вокруг одной из пластинок. На обложке значится: «Концертная симфония для скрипки и виолончели К. 364». На обложке – двое почти неотличимых друг от друга мужчин советского вида. Давид и Игорь Ойстрахи. А на задней стороне обложки приклеен стикер «Рекомендую послушать анданте». Почерк мне незнаком, но я, конечно, понимаю, кто это написал.
кому: [email protected]
Уважаемый господин Галанти,
благодарю Вас за рекомендацию. Я прослушала анданте в конце странно начавшегося и плохо закончившегося дня. Благодаря Вашей пластинке мне удалось отвлечься и на минуту оказаться в другой, прекрасной жизни. Спасибо. Как Вы?
кому: [email protected]
Даже сама не знаю, как я, Бриджида.
25.
Здравствуй, грусть!
– Ну и он говорит: «Давай радоваться жизни! Я понял, что дети – это просто лишние трудности». А потом… потом он сказал: «Это слишком большая ответственность». Понимаешь? Слишком большая ответственность. Тогда-то я и спросила, кто эта баба, и разбила синюю статуэтку, которую ты мне подарила.
– Да ладно! Мою статуэтку? Двоих детишек, читающих книжку? Это же уникальная вещь! Датская королевская мануфактура!
– Прости, я была не в себе!
– А он?
– Только рассмеялся. Сказал: «Вы, женщины, сами не знаете, чего хотите». Вы, женщины. Нормально так говорить?
– Агата. Успокойся. Ты сейчас уничтожишь этот… цветок.
– Бриджида, это тюльпан. Уж тюльпан-то любой узнает!
Мы на террасе. Агата направляет всю свою ярость на обработку сада: все уже расцвело, даже на розах появляются крошечные бутоны, а Пабло и Перла носятся туда-сюда, принюхиваясь и поджидая, не появится ли какая птичка.
– Расслабься. Я часто вижусь с Пьетро, так что уверяю тебя, никого у него нет. Наверное, он просто устал с тобой спорить. Знаешь, как это бывает. Плывет себе человек после кораблекрушения, плывет и думает, что вот-вот покажется суша, а суши все нет как нет, и тогда он отдается на волю волн и просто тонет.
– Это что еще за сравнение? – вскидывается Агата. – Ты что, грустишь?
– Немного.
– Что случилось?
– Тяжелая неделя.
Агата задумчиво хмурит лоб. На меня это всегда производит впечатление: девушка с голубыми волосами и огромными серьгами со стразами стоит с таким серьезным видом, точно собирается выступать с научным докладом. Агата вздыхает:
– Понятно. Влюбилась в этого мужика.
– В какого еще мужика? – Я изображаю удивление.
– В Галанти. Это же все равно что влюбиться в актера. Помнишь, как ты собиралась замуж за Джека Воробья?
– Мне было двенадцать! Ладно, забей. Пьетро любит только тебя, я уверена, что у него никого нет. Выпей лучше за завершение своих мучений и наслаждайся жизнью и любовью. Больше тебе никто не будет капать на мозги и уговаривать завести ребенка.
– Думаю его проучить, – говорит Агата.
– В смысле?
– Раз он не хочет ребенка, сниму кольцо и забеременею.
Черт подери. План сработал. Не пора ли мне вмешаться? Я понимаю, что Агата никогда не простит Пьетро за то, что они с Ванессой строили козни у нее за спиной. Интересно, это считается изменой? Или измена все-таки хуже? И как мне лучше поступить? Если скажу, не ухудшит ли это ситуацию?
Я уже открываю рот – то ли чтобы все ей рассказать, то ли чтобы наплести еще с три короба, только этого мы никогда не узнаем, потому что тут раздается звонок.
– Прости. Это Федерико.
Я встаю и отхожу поговорить.
