Мечта - Мария Лоди

Приблизившись он увидел, что толпа перевернула кабриолет, который лежал поперек дороги. Вокруг двигались тени, и какой-то человек с фонарем попытался преградить Тома дорогу. Это бы плотный мужчина в одежде рабочего, но его блуза была слишком новой, а воротник слишком чистым.

— Сколько вам платят за то, что вы подстрекаете к беспорядкам? — прошипел Тома ему в лицо.

Парень попытался ударить его в живот, но Тома увернулся и побежал с криком «Предатели! Провокаторы!».

Перед ним на тротуаре дрались люди. Четыре или пять человек молотили друг друга руками и ногами. Они скатились в сточную канаву. Какая-то девушка с дикими глазами и упавшими на лицо волосами с ужасом глядела на них, придерживая разорванные остатки своего кринолина.

Тома схватил ее за руку.

— Идите домой сейчас же, — сказал он. — Не оставайтесь здесь, вас убьют.

Она повернула к нему бледное, ошеломленное лицо.

— Где вы живете? — спросил ее Тома.

Девушка неопределенным жестом указала куда-то за бульвар.

— Тогда идите домой сейчас же, — настаивал Тома, встряхивая ее за плечо. — Неужели вы не можете понять, что я говорю? Вы хотите, чтобы вас убили?

— Я должна подождать Леона, — беспомощно сказала она. — Он дерется из-за меня.

Она указала на мужественную фигуру в центре этого клубка из рук и ног.

— А, идите к дьяволу, — раздраженно выругался Тома.

Он пошел дальше. В дальнем конце бульвара ему встретилась другая группа, состоявшая из студентов, возвращавшихся вместе со своими девушками из танцевального зала Булье.

Светловолосый юноша подошел к Тома.

— Что происходит, месье? — спросил он. — Кажется, там, на улице Эколь, баррикада?

— Не ходите туда, — сказал Тома. — Более чем вероятно, что это дело рук платных полицейских провокаторов.

Он пошел дальше, но обернулся и увидел, как студенты, несмотря на его предупреждение, нырнули в боковую улицу.

— Дураки, — подумал Тома. — Не могут пройти мимо схватки. Идиоты, добьются того, что их убьют.

Он заторопился и прошел дальше вперед, несмотря на препятствия. Затем он увидел Шарлотту.

В несколько прыжков он нагнал ее; она обернулась, слабо вскрикнув:

— Вы!

С облегчением, к которому примешивалось изумление, он убедился, что Шарлотта невредима, даже без слез на лице. Он недоумевал, как ей удалось так спокойно пройти по бурлящему бульвару: у нее был такой вид, будто она возвращалась домой из церкви. Но время для вопросов было неподходящее. Она была цела и невредима, и он вздохнул с облегчением. Он был недалек от того, чтобы засмеяться.

Тома властно взял ее за руку, совершенно забыв, что десять минут назад оскорблял ее.

— Пойдемте, — сказал он.

Шарлотта яростно пыталась освободиться:

— Отпустите меня!

Даже в темноте он смог заметить выражение ужаса на ее лице. Это пристыдило его, и он сказал более мягко, однако не отпуская ее:

— Не упрямьтесь. Мой друг Шапталь видел, как вы ушли пешком. Я прошел весь этот путь по бульвару, чтобы удостовериться, не случилось ли чего с вами. Теперь я позабочусь о том, чтобы и дальше ничего не случилось.

Шарлотта по-прежнему с диким выражением лица смотрела на него. Она снова потребовала, чтобы он отпустил ее, не в силах сдержать рыданий в голосе.

Когда она вышла из редакции Тома и поняла, что Дельбрез уехал, не дожидаясь ее, она отправилась одна и прошла весь путь от улицы Сент-Андре-дез-Арт. Ее самолюбию была нанесена нестерпимая рана, в голове гудело, как от похоронного звона. Тома разрушил ее уверенность в себе, ее жизненную веру, лучшую ее часть, и она поклялась, что никогда не простит его. Она шла по бульвару, словно в забытьи, безразличная к тому, что может с ней случиться.

Как большинство мужчин, Тома быстро забывал раны, нанесенные другим, тем более быстро, что он сознавал грубость и несправедливость своего поступка. Кроме того, он совершенно искренне считал, что его нынешнее беспокойство за Шарлотту искупало его вину.

— Пойдемте же, — сказал он сердито.

Шарлотта судорожно попыталась освободиться, холодно заявив, что не нуждается в его помощи.

— Вас могли убить или серьезно ранить, — сказал он, пытаясь сохранить спокойствие. — Я должен проводить вас домой, чтобы убедиться, что вы в безопасности. Я не получил бы никакого удовлетворения от вашей смерти.

— А может быть, я хочу, чтобы меня убили? — горячо сказала она, чувствуя себя несчастной, — Мне кажется, вы воображаете, что я хочу жить. Зачем мне желать этого? Неужели это стоящая жизнь: ничего, кроме работы, забот и мужчин-скотов? О, я чуть не забыла про любовь и дружбу! Великолепная жизнь, о да, конечно…

Она подумала об ожидающей ее заброшенной квартире, о завтрашнем утре, когда снова начнется такая же безотрадная жизнь. Мужество оставило ее.

Тома посмотрел на нее, испытывая неловкость, ему захотелось, чтобы Шарлотта не произносила больше таких слов. Их горечь задела его за живое. Всего минуту назад он верил, что ненавидит ее, так как считал ее счастливой, а сейчас он был ошеломлен, будто только что обнаружил, что его собственное дитя несчастно.

— Пойдемте, — сказал он, увлекая ее за собой.

Она была вынуждена пойти рядом с ним. Тома даже не сознавал, что идет слишком быстро для нее, так что ей приходилось иногда бежать, чтобы успеть за ним. Такими смешными перебежками она и продолжала свой путь рядом с ним по пустынной улице. Собственное положение стало казаться ей унизительным, и Шарлотте захотелось, чтобы Тома оставил ее, а она могла бы лечь на тротуар и умереть. Но Тома продолжал широко шагать по улице, таща ее за собой. Она откинулась назад, как ребенок, волоча ноги по земле и издавая слабые нервные смешки.

Вдруг она остановилась, чтобы завязать шнурок на ботинке. Сначала Тома пытался помочь ей, но она не позволила; ему пришлось встать прямо перед ней и ждать, пока она, присев, завяжет шнурок. Все, что могла видеть в это время Шарлотта, это длинные ноги Тома, уходящие вверх как две крепкие колонны, обтянутые мягкой тканью серых брюк. Ноги загораживали от нее улицу, и она испытала внезапное дикое желание броситься на них, повалить Тома на землю и убежать от него.

Но она ничего не сделала. Трусость или какая-то женская пассивность заставила ее остаться на месте. Она пыталась распалить свою злость, но чувствовала, что она уже убывает, вытесняемая теплым ощущением покорности: ведь он рядом, он не боится ночи.

— Пойдемте же, — скомандовал он, когда ему показалось, что она потратила слишком много времени. Они пошли дальше. Внезапно вдалеке прозвучал выстрел, и наступила ужасная тишина.